— Все сделаем в лучшем виде, — пообещал ему Бенедикт. — Я не вчера родился, знаю, как такие дела организовываются. А вы отличный оратор, ваше высочество. Честно признаюсь, не ожидал, что так хорошо все получится.
— Всякий отличный феодал суть отличный оратор, — заявил Мелвин. — А я феодал просто охуенный. Привыкай.
Мелвин удалился, Бенедикт посмотрел ему вслед и тихо-тихо пробормотал.
— Плохому феодалу плохую молнию, хорошему феодалу — хорошую. Кончилась ваша эпоха, феодалы, теперь рулить будет святая церковь.
И поднял Бенедикт чудотворный посох, и направил его Мелвину в спину, и тихо сказал:
— Пыщь.
Но стрелять не стал, ибо не время и бессмысленно. Этому феодалу нужна особая молния. Бенедикт пока не знал, где такую молнию взять, но не сомневался, что когда придет время, господь как-то решит эту проблему. Не оставит его господь, но поможет правому делу, ведь иначе не может быть, святая церковь воистину должна рулить миром, ибо если не она, то кто? Не феодалы же богомерзкие, чуть было не низринувшие вселенную во тьму апокалипсиса. Это ж надо было додуматься — бога нет! Вот пидарасы богомерзкие!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Судьба коммуниста
1
Крестовый поход отправился от Локлирского аббатства через два часа после рассвета и неторопливо двинулся к Локлирскому замку. Странный это был поход и нелепый.
Рыцарей в крестовом походе было всего трое, звали их сэр Брюс, сэр Дэвид и сэр Адриан, и оказались они здесь неожиданно. Прибыли в аббатство помолиться господу да подивиться на настоящего святого, якобы посетившего сию обитель, и вдруг хуяк — это и в самом деле настоящий святой. Хуяк второй раз — сэр Роберт, ярл Локлирский, оказывается, уже не знатный феодал и великий интриган, а поганый богомерзкий атеист, проклятый во веки веков. И, как апофеоз, хуяк номер три — все в крестовый поход! Знали бы, что все так обернется, ни за что бы сюда не приехали, но теперь уже поздно отказываться. Крестовый поход — дело такое, что избегать надо всеми силами, но если уж вляпался — даже не думай отвертеться, проклянут в момент, потом до конца жизни не отмоешься. Вот и пришлось почтенным рыцарям трястись на лошадях под палящим солнцем и сверкать во все стороны кособокими крестами, второпях намалеванными на щитах поверх древних гербов. Отец Бенедикт поначалу хотел, чтобы рыцари еще и кольчуги нацепили, дескать, какой крестовый поход, когда рыцари без доспехов? Это, мол, не крестовый поход, а хуйня какая-то, шествие бродячих скоморохов!
— Вы, святой отец, следили бы за языком, — посоветовал ему тогда сэр Брюс. — Ибо при всем уважении к духовному сословию у всякого терпения есть предел, и если кто за языком не следит, то рано или поздно огребет, кем бы он ни был и к какому бы сословию ни принадлежал бы.
— Любой-любой огребет? — уточнил отец Бенедикт. — И сам король тоже?
— Нет, король не огребет, — покачал головой сэр Брюс. — Потому что его величество дворянскую честь разумеет и за языком следит. Чего и вам советую, святой отец, искренне советую, от души. А если угодно полюбоваться скоморохами бродячими, то их вокруг до хера, но на кавалеров к ним причислять не надо, а то можно и пиздюлей огрести.
На эту отповедь отец Бенедикт буркнул нечто невразумительное и отъехал в сторону.
— Эко вы ловко его словами отмудохали! — восхитился юный сэр Адриан.
— Не говори гоп, пока к причастию не подошел, — мрачно посоветовал ему сэр Дэвид. — Я, пожалуй, к этому попу на исповедь не пойду, а то как замутит епитимью, страшно даже подумать.
— Страх рыцарю неведом, — строго и торжественно произнес сэр Брюс. — Стало страшно подумать о чем-то — перекрестись, помолись и все-таки подумай с божьей помощью. А еще лучше с самого начала не бойся. Ишь чего нашел бояться — епитимьи! Рыцарю страх неведом, понял?!
— Угу, — сказал сэр Дэвид.
Но было очевидно, что он согласился с товарищем только чтобы не продолжать бессмысленный спор, а так по жизни не согласен.
Неожиданно подал голос сэр Адриан:
— А вот интересно, когда Готфрид Буйонский и Боэмунд Тарентский отправлялись в Палестину, у них, наверное, войско поприличнее было?
Сэр Дэвид не удостоил младшего товарища словесным ответом, а просто многозначительн отхаркался. А сэр Брюс сказал следующее:
— То, что ты видишь вокруг, суть не войско, но толпа ебанутых дураков. Нормальный военный отряд пройдет сквозь нее, как нож сквозь масло, и даже легче.
— Тогда, наверное, нам не стоит идти с ними до конца, — предположил сэр Адриан. — У сэра Роберта, говорят, не самая плохая дружина в королевстве.
Сэр Дэвид отхаркался еще раз. А сэр Брюс сказал следующее:
— До конца идти не стоит, но, боюсь, придется.
— Рыцарю страх неведом, — заметил сэр Дэвид.
Кнехты захихикали, но сэр Брюс остался невозмутим.
— Это ты верно подметил, — сказал он. — Как только станет возможно свалить отсюда, не роняя чести и не нарываясь на проклятие вон того мудака, — он ткнул пальцем в отца Бенедикта, — надо сразу съебывать. А пока сие невозможно, следует стойко переносить тяготы и лишения, и не пиздеть. Понял?
— Угу, — кивнул сэр Адриан. — А как вы думаете, сэр Брюс, святой Михаил действительно святой?
— Это мы узнаем, когда осадим замок, — ответил сэр Брюс. — Если он реально святой, пиздец придет сэру Роберту, а если не реально — то ему самому.
— А пока мы ничего не знаем достоверно, как лучше к нему относиться? — спросил сэр Адриан.
— А тебе не похуй? — удивился сэр Брюс.
Сэр Адриан не нашелся, что ответить на этот вопрос.
Так получилось, что Мелвин и Бонни Черная Зайка ехали неподалеку от рыцарей и слышали весь разговор от начала до конца. Бонни то и дело хихикала и искоса поглядывала на святого, дескать, что ты будешь делать — проглотишь оскорбление или вмешаешься? В конце концов, Мелвин не выдержал.
— Да хватит тебе глазенками зыркать! — сказал он. — Думаешь, мне не похуй, что они обо мне говорят? Это ж рядовые вояки, катапультное мясо, смазка для мечей! Брюс еще хоть немного на человека похож, а эти двое… На них посмотришь — сам поверишь, что человеческий род произошел от зверя абузияна!
Бонни рассмеялась.
— А что, может, богомерзкий Роберт все-таки прав? — спросила она. — Может, во вселенной действительно нет бога, а человеческий род произошел от этого самого… как его…
— Может, и так, — буркнул Мелвин. — Бывает, смотришь вокруг и удивляешься — откуда столько мудаков? Как господь всемогущий допускает такое падение нравов? Я не знаю, как это можно объяснить, не впадая атеизм.
— Божье попущение, — сказала Бонни.
— Неправдоподобно огромное попущение получается, — сказал Мелвин. — Сама посуди, ну, вон тот, например, мудак с аршинным крестом поверх лохмотьев, какой из него христов воин? Ебаный стыд!
— Тише, — попросила Бонни. — Не кричи так громко, люди оглядываются. Ты же как бы святой, тебе ругаться неуместно. Не выходи из образа.
— Ругаться уместно всегда, — возразил Мелвин. — Сам Иисус говорил апостолам: «Изыдите прочь, порождения ехиднины!» Так что не пизди.
— Извини, я не знала, — сказала Бонни и скромно потупилась.
— Это нормально, — махнул рукой Мелвин. — Думаешь, почему попы не одобряют, когда мирские сословия священное писание самостоятельно изучают? Думаешь, просто так, из вредности? Нет, есть на то причина. Слишком много странностей и противоречий находится в священных книгах, слишком странные мысли возникают, если читать их вдумчиво. Думаешь, откуда еретики берутся?
— Ты реально думаешь, что Роберт прав, что бога нет? — спросила Бонни. — Или просто дразнишься?
Мелвин пожал плечами и сказал:
— Если честно, мне похуй. Я всегда знал, что молитва реально меняет мир, а с твоей помощью узнал, что богомерзкое колдовство тоже иногда помогает, и не такое уж оно богомерзкое. А когда познакомился поближе с Бенедиктом, узнал, что в духовном сословии бывают такие уебки, что пиздец. Понимаешь, Бонни, я не какой-то там хер ученый, чтобы доискиваться, как все устроено и как что объясняется. Мне похуй, как что устроено, я практик. Молитва работает — заебись, колдовство работает — тоже заебись. А какие отношения у господа вседержителя с колдуньями вроде тебя — это меня не ебет. Твои отношения с богом — твои проблемы, не мои. Грубо, да, зато честно. Надеюсь, ты не обидишься. Впрочем, это мне тоже похуй.
— Спасибо за честность, — сказала Бонни.
Некоторое время они ехали молча, затем Мелвин сказал:
— В первый раз, когда Бенедикт стал рассказывать мне про атеизм, я, конечно, охуел. А теперь думаю, а может, и ничего? Рыцарям про атеизм, конечно, ничего говорить нельзя, кроме критики, третьему сословию — тем более, но сам-то себе я могу не врать? Тут еще вот какое дело вырисовывается. Если бога нет, значит, все дозволено. Это ж какой простор действий для феодала!
