— Очаровательно, какая экзотика! — Затем обратился к Хруммсе за помощью: — Я восхищен. А можно мне пару штук взять с собой в Германию в качестве сувениров?
Ляпнямисус окончательно уверился в том, что ничего завидного в жалкой драконьей доле нет и быть не может. Надо же, как бедное существо радуется какой-то маленькой чернильной палочке, как умильно смотрит в глаза, как хочет хотя бы такую игрушку. Воистину никогда не возжелай иной судьбы — Душара может и посмеяться над таким глупцом. Ему захотелось сделать драконорыцарю хоть что-то приятное.
— Конечно можно, что в этом такого?
Повар пристально рассмотрел свою палочку: действительно занятно, если вдуматься.
— И мне тоже, если можно, — попросил Вальтер. — Я отдам свои в университетский музей. Профессор этнографии будет сам не свой от радости.
Хруммса понял безнадежность ситуации и подозвал старшего слугу:
— Иснармул, распорядись, чтобы господину майору и его товарищам упаковали двести пумпало, только быстро.
— Этот драконорыцарь носит титул майора, — доложил Мулкеба Оттобальту.
— И что нам с этого?
— Не знаю. Но ему может быть приятно, если мы станем к нему обращаться с уважением. Родные слова возбуждают в любом существе положительные ассоциации.
— Чего? — уточнил король.
— Эль — это приятно, — доходчиво пояснил маг. — Это положительная ассоциация. Тетя — это неприятно. Это отрицательная ассоциация.
— Тетя — это кошмар, — пожаловался король. — Твой дракон собирается бороться с моим кошмаром?
— Надо его к этому подвигнуть.
— Вот ты и двигай.
— Надо заходить издалека, — коварно предложил маг. — Расслабить, добиться взаимопонимания, а затем уже…
— Что делать? — спросил Оттобальт.
— Поводить гостей по замку, показать им наше благосостояние. Намекнуть, что мы в долгу не останемся. И пускай Хруммса поработает над этим вопросом — выяснит там, что может особенно интересовать дракона.
— Белохатки его интересуют, — буркнул вездесущий Хруммса.
— Да где ж мы ему возьмем эти Белохатки? — впал король в отчаяние.
— Надо обещать все, что он хочет, — нашептал маг в правое ухо. — Хруммса! Не переводи и не комментируй! А потом, когда выполнит наше задание, можно будет и отказаться от своего обещания.
— А он тут погром устроит! — предположил король.
— Ладно. Сделаем мы ему эти Белохатки. Будут как настоящие.
Осчастливленные необычайно вкусными блюдами, Клаус, Генрих и Ганс быстро распределили график дежурств в танке, после чего Клаус остался руководить отрядом из двадцати молчаливых гвардейцев Сереиона, а остальные отправились осматривать замок.
Убедившись в полном и бесповоротном отсутствии в замке не только электричества, но и элементарных мест общественного пользования, Морунген не удержался от того, чтобы уколоть Хруммсу:
— Наша наука все-таки вас обошла на несколько корпусов. Причем еще до начала войны. Так что согласитесь, сопротивление рейху — очевидно бессмысленная вещь.
— Вы заставили работать на вас лучшие умы Европы и думаете, что так будет продолжаться вечно? Я не говорю уже о том, что Гудериан учился в Москве, и это тоже очевидная вещь, — отвечал Хруммса с обидой за весь цивилизованный мир.
— Никто никого не заставлял! — возмутился Морунген, в глубине души ощущавший Хруммсину правоту. — Как говорят у вас в России: «Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба», правильно я сказал?
— При чем тут рыбалка? — обменялись Ганс и Генрих удивленными взглядами.
— Скажите лучше спасибо господину Бользену из третьего отдела РСХА, — ядовито сообщил Хруммса, — что он вашим ученым и вашим идеологам не дал докатиться до ядерного апофеоза, а то пришлось бы янки увековечить вашу нацию вместо японцев.
— Что-то я не понимаю, о чем мы говорим, — попытался проморгаться Дитрих.
Оттобальт со свитой шагали чуть позади, мучась любопытством, но не смея прерывать беседу полиглота и драконорыцарей.
— Это, в общем, и к лучшему, что вы меня не понимаете, — загадочно сообщил Хруммса. — Вот господин Бользен — тот всегда понимал. Пиво у вас замечательное, — продолжил он безо всякой видимой связи с предыдущим. — Вот его и варили бы, в этом, можно сказать, все нуждаются. Ну а лично мне по сердцу, как вы играете. Лучше бы партию национал-музыкантов организовали, имени Рихарда Вагнера. И гимн бы взяли — «Полет валькирий». Впечатляюще? Это наверняка многим бы понравилось… — он сделал длинную паузу, задумавшись о чем-то своем, — у нас тоже.
— Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, — приосанился Морунген.
Генрих обрадовался:
— Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.
Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней «Ах майн либер Аугустин». При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у Дитриха широко открылись и он хищно произнес: «Так, я понял, почему ко мне постоянно привязывается эта паршивая песенка!».
На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:
— Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все драконы?
Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны пояснения, и обратился к Хруммсе:
— Что он говорит?
Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать Мулкебе пару простых истин:
— Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. — Он торопливо обернулся к немцам и успокоил их: — Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не сказать больше.
— Да, да, мы все понимаем, — посочувствовал Дитрих. — Когда война закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить плохо. Мы построим большое, сильное общество.
— Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого общества, — буркнул Хруммса себе под нос. — Одни сплошные чистокровные арийцы с нордическими характерами.
— И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только верхом, — радостно сообщил Ганс.
— Да! — осенило Морунгена. — Правильно, Ганс. Сначала разберемся с дорогами, а потом — общество.
— Ничего не понимаю, — обиделся Оттобальт. — Они осматривают мой замок или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными дорогами? Что это значит: «чтобы по ним можно было ездить не только верхом»? А как еще?
— Вероятно, в повозках, — подсказал недоумевающий Марона.
— Чем им дороги не угодили? — продолжал бушевать Оттобальт. — Марона, меня начинают терзать смутные и неясные, но очень страшные предчувствия. А вдруг эти зануды споются с тетей и подговорят дракона на какие-нибудь безобразия?
— Тетя любит вас и нашу страну, — не слишком уверенно ответил первый министр, принимаясь нашаривать сердце.
— А она скажет, что это был этот… «творческий поиск», — пояснил король. — Помнишь, что она утворила в прошлый приезд во время званого ужина? Пурушский посол до сих пор уверен, что она хотела его отравить! Повар до сих пор отказывается готовить лизунчики: говорит, что их светлое имя обесчещено.
Марона знаком подозвал лекаря Мублапа. Тот все понял без слов и выделил из своих запасов две порции настойки от сердечной смуты. Подумал и присовокупил третью — для себя.
Что до осмотра замка и его достопримечательностей, в конце концов он перестал удивлять экипаж «Белого дракона». Точно так же как и все в России.
Кроме того, существует некий эффект, производимый музеями: после XVIII века ноги отказываются ходить даже в самом интересном из них. И хотя собрание Дартского замка никак не могло похвастаться экспонатами, которые можно было бы отнести хотя бы к веку семнадцатому, а все же прогулка утомила немцев.
Они безразлично разглядывали и картинную галерею, оживившись слегка только при виде портретов королев из рода Хеннертов — пятой, седьмой, девятой и той, что висела сразу за углом; и оружейную, в которой в неограниченном количестве обнаружились все те же мечи, копья, луки, секиры и доспехи; и прочие красоты и диковины.
Некоторую заинтересованность проявили в подземелье при виде безумного лесоруба Кукса и того самого самодельного топорика.
Однако в башне мага немцы пришли в необычайное волнение. Оставив без внимания чучела маленьких грифонов, которые привели бы их в неописуемый восторг и изумление всего пару дней назад, проигнорировав книги, хрустальные шары, волшебные зеркала, вертящиеся столики и прочую магическую дребедень, они рванулись, будто стадо молодых лосей, к предмету, одиноко стоявшему в самом углу комнаты.
То был прекрасно знакомый им полевой армейский телефон черного цвета. Вальтер трепещущей рукой поднял трубку и оказалось, что телефон не только работает, но и подключен к какой-то линии. Тут в процесс вмешался майор Морунген и принялся накручивать ручку аппарата, выкрикивая в трубку тревожно: «Алло, алло, — алло!».
