Сэр Тумак прочел послание.
— Накарябал, как курица лапой, — довольно отозвался он. — Сичкарю понравится. Теперь я точно своим стану!
— Только посадских не обижай, — поспешил добавить Лад и зевнул. — Переночую здесь. Не возражаешь? Изба-то твоя теперь.
— Ночуй, гость дорогой, ночуй. Но сперва поведай мне, дурню старому, о делах своих.
— Какие у меня дела? Не купец я.
— Не скажи. На заимку пожаловал, значит, мыслишки одолевают тебя. Рассказывай, а я пока постелю тебе.
Лад отпил пивка и тряхнул головой.
— Седобород говорил, чтобы я в ученики к Комер-сану шел.
— Приехал-таки купец знатный?!
— Приехал. Сейчас весь Посад гуляет на его пирушке. Только я не пойму, зачем мне в ученики к нему идти?
— Дело торговое больно мудреное. Кто в нем вершины достигнет, того люди и уважают. Не за богатство. За него чего же уважать? Может оно, богатство-то, краденое? Уважают купцов за то, что они людей хорошо знают, страны дальние видят, обычаи всякие не в диковинку им. Ведь они, люди торговые, как мостик между народами. Чужую культуру видят, да свою показывают. Бывает, через них войны начинаются. Через них они же и заканчиваются. Думаешь, если одна рать другую побьет, то войне конец? Не тут-то было! Злоба в побитых долго сидеть может. А торговля всё по своим местам ставит. Без нее нет жизни.
— Откуда ты всё знаешь, Сэр Тумак?
— Я в Ольбии Туманной родился, там века жил, всякое видел. Остров мой не чета Посаду, старше будет на десятки веков. Так что знаний там пруд пруди.
— Ну, у нас тоже старина знатная есть. Мудрых хватает. Седоборода взять хотя бы. Или Зуб, старейшина совета. Говорят, умен он и хитер как лис.
— Да, барахла старого у вас хватает. Да только распорядиться им с умом никому в голову не придет. Постель готова. Ложись, спи. А с утра, совет мой тебе, иди к Комер-сану. Если Седобород сказал, значит, есть смысл. Он далеко смотрит.
Лад хотел сказать, что тоже далеко видит. Если в степи встать, взгляд до горизонта бежит. А если в лесу, то, смотря какой лес, будет редкий, так шагов за сто гриб увидать может. Коли бор густой, так на самой макушке высоченной сосны белку разглядит. Да только в заслугу это ему никто не ставит. А про Седоборода с уважением говорят. В чем разница? Но ничего не сказал Лад. Уснул с мыслью о несправедливости людского мнения по такому пустяку, как зоркость.
Сэр Тумак отпил пиво из бочонка и тоже спать завалился. Было у него теперь жилье собственное, добротное (не беда, что болото рядом, там лягушек полно, — значит, с голоду не помереть, а на зиму их можно засушить), плюс имелась теперь на руках рекомендация. Хоть от человека она, зато от какого! Лада нечисть знала, некоторые даже побаивались. Не берут его чары, хоть тресни, не берут! Такого стоило опасаться. Теперь Сичкарь Болотный не придерется, примет в ряды нечисти, куда денется. И выпишет не какую-то филькину грамоту, а справит настоящий, добротный «аусвайс», чтоб как у всех было...
Если вам никогда не приходилось спать в одном помещении с гоблином, возблагодарите судьбу, ибо счастье это невесть какое. Храп стоит на всю избу, аж полати дрожат, да от шерсти его разит за версту чем-то кислым. Иногда из шерсти этой выползают всякие твари мелкие, от них житья нет никому. Гоблины-то толстокожие, когда твари эти их кусают, им это как в радость, словно щекочет кто.
Лад ночь промучился. С утра, как только солнышко встало и тронуло лучиком робким, лучиком первым крышу избенки, выбрался он наружу, позевывая и почесываясь, умылся водицей болотной, разогнав сперва лягушат, и пошел в Посад. Вечерний разговор с Сэром Тумаком не шел из головы. Нечисть, видать, по-новому решила жить, не зря же Сичкарь Болотный занялся пропагандой. Раньше нечисть как жила? Каждый сам за себя. В тихую и по одному набедокурят где и снова притихнут. Лишь по болотам да лесам слушок идет о подвигах грязных. Теперь же всё иначе. Нечисть сплотилась, строгий контроль ведет по приему новобранцев в свои ряды. Гоблин тому яркий пример. Не к добру это, ох не к добру.
В Посаде еще слышались отголоски вчерашней гулянки. Кто-то только сейчас покидал кабак, а кто-то уже заходил в него, спеша унять похмелье кружкой браги или пива заморского. У кого совсем дела скверно шли, те спирт водой разбавляли один к одному, тем и спасались. По всему выходило так, что и сегодня Посад гулять будет.
На базарах и рынках посадских торговля вяло шла с утра, и это ничего хорошего не обещало торговцам.
Кузни Наковальни Мечплуговича молчали, словно водой их залило (первый признак того, что на Посаде праздник шумел). Только тонкие струйки дыма вились над печами. Видать, рассудительный кузнец оставил всё же кого присматривать за ними, иначе как бы «козел» не вышел. Почему кузнецы козла какого-то боялись, Ладу было невдомек. Сколько их по Посаду бегает, и никакого худа от них никому нет. Так чего же бояться?..
Шатер Комер-сана отыскать было не трудно. Большой и разноцветный возвышался он над всеми остальными, а над ним вилось по ветру родовое знамя Комер-сана — желтое полотнище с красным кругом в середине. У входа в шатер не было стражи, в Посаде купцам нечего опасаться. Хотя на первое время приезжие всё же нанимали стражников из дружины посадской, либо своих работников выставляли, вооружив их прежде для пущей острастки всяким оружием так, что бедные молодцы часами потели под тяжестью железа никчемного. Но Комер-сан сразу отказался от охраны. Не было у него такой нужды — охранять себя и добро свое. Вход в шатер охраняло хитрое заклинание — оно пропускало внутрь только тех, кто действительно пришел по делу и без злого умысла. Остальных останавливал невидимый барьер.
Лад дернул шелковый шнурок, колокольчик медно запел, извещая хозяина, но никто навстречу Ладу не вышел. Он пожал плечами и шагнул за цветной полог. Ноги его тут же утонули в толстом ворсе ковра дивной работы, и он подумал о том, что надо бы снять сапоги, а то замарает болотной грязью такую красоту.
— Не снимай, — услышал он голос Комер-сана. — Ковер не запачкаешь, заговоренный он. А вот ты... Как в шатер попал? Не должен ты здесь быть.
— Почему? — удивился Лад, разглядывая хозяина шатра. «Не велик человек. Возраст не разобрать — пятьдесят, сто, двести годков ему? Щеки вон как надул, сейчас лопнут...» — Я же не враг какой.
— Вижу, что не враг. Да только без дела ты пришел. А тратить время свое на пустые разговоры для меня роскошь большая. И почему тебя заклинание не остановило?
— А, ты об этом... Так это дело пустяковое.
— Как так? — пришла очередь удивляться Комер-сану. — Неужели смог обойти хитрости волшебные? Тогда из тебя неплохой взломщик выйдет.
— Нет, всё гораздо проще. Не берут меня заговоры, вот и всё.
— Совсем?!
— Совсем.
— Н-да-а, — протянул Комер-сан то ли с усмешкой, то ли с уважением. — Понятно. Не много таких в мире. Вот не гадал в жизни своей встретить такого. Ладно, проходи, позавтракай со мной.
— Не могу я завтра ждать, мне сейчас надо поговорить. И вот еще что, я не ел с восхода, так что не откажусь от угощения твоего, если предложишь, конечно.
— Так я же и предлагаю...
— Что?
— А, ладно, не бери в голову, — Комер-сан хлопнул в ладоши. Тут же, словно из-под земли, появились служанки. Были они с головы до ног в одеждах диковинных, ярких и свободных. И блюда подавали незнакомые, но вкусные. — Ешь, гость незваный, ешь да рассказывай, о чем просить пришел. Только имя свое назови сперва.
— Ладом зовут... А просить... как узнал?! — Удивился Лад, набивая рот странным зерном отварным вперемешку с морковью тушеной и кусочками баранины сочной.
— Не купец ты, дела торгового нет ко мне. Чтобы я тебе должен был, не припомню такого. Да и мне ты пока не должен. Значит, просить будешь.
— Хитро думаешь, Комер-сан. Не зря про тебя люди говорят, будто видишь ты людей насквозь.
— Молодец, — улыбнулся Комер-сан, — обычаи знаешь. Поел, польстил хозяину, да-а... Теперь говори, какую нужду имеешь.
— Слышал я, — Лад неторопливо вытер руки куском белоснежной материи, которую подала одна из служанок, — имеешь ты обычай — как приедешь в город новый, сразу начинаешь искать ученика.
— Не искать, — поправил Комер-сан. — Они сами ко мне идут. Хотят научиться делу торговому. Но не многим дано. Тебе-то что в этом?
— Хочу учеником твоим стать.
Комер-сан воззрился на гостя удивленно и захохотал. Лад обиделся.
— Ты... учеником... ой, не могу, ха-ха-ха... — Комер-сан отер слезу смеха с толстых щек и добавил серьезно: — Великоват ты для ученика. Сколько тебе от роду?
— Двадцать четыре зимы сменилось, так Седобород говорит. А сам я не ведаю.
— Седобород? А кем он тебе доводится, уж не родня ли?
— Да нет, какая родня. Просто вырос я при нем. Как родителей моих сморил мор ужасный, так я у него и обретаюсь.
Комер-сан взглянул на него пристально, словно знак какой искал, вздохнул наконец, и кивнул головой.
