– ПИСК?
– Куда угодно. Главное – чтобы там никто не помнил твоего имени.
Смерть Крыс окинул взглядом бескрайнюю, невыразительную, а кроме того, иссушенную пустыню.
– ПИСК.
– Знаешь, кажется, ты прав.
Это была яблоня.
«Он сделал для меня качели», – вспомнила Сьюзен.
Она сидела и смотрела на них.
Качели были достаточно замысловатыми и представляли собой конструкцию, создатель которой следовал основным принципам, не всегда их понимая. Как именно все протекало?
Несомненно, качели следует вешать на самую крепкую ветку.
А на самом деле, если безопасность превыше всего, их стоит закрепить на двух самых крепких ветках, по одной веревке на каждую ветку.
Так уж случилось, что ветки эти находились по разные стороны от ствола.
Но назад пути нет. В этом заключалась его логика. Только вперед, логичный шаг за логичным шагом.
В результате, чтобы качели могли качаться… он взял и вырезал прямо из середины дерева кусок ствола около шести футов. И дерево не погибло, наоборот, похоже, это ему пошло на пользу.
Тем не менее отсутствие центральной части ствола породило новую проблему, которая была решена установкой двух подпорок, которые поддерживали верхнюю часть дерева на нужной высоте от земли.
Она, помнится, очень смеялась. А он стоял рядом и не мог понять, в чем дело.
И тут она поняла, поняла все!
Смерть так… жил. Не осознавая до конца, что делает. Он просто поступал – зачастую неправильно. Взять, к примеру, ее мать: на него вдруг свалилась вполне взрослая девушка, а что с ней делать, он понятия не имел. Затем он пытался исправить ситуацию, но делал только хуже. Ее отец. Ученик Смерти! А когда из этого тоже ничего не получалось, так как неправильность была заложена с самого начала, он снова пытался все исправить…
Он перевернул песочные часы.
Дальше – чистая арифметика.
Вскоре снова пришло время исполнять Обязанности.
– Привет… проклятье, Золто, скажи, где мы находимся… Сто Лат! Хэй!
Зрителей было еще больше. Потому что было больше времени для развешивания афиш, для того, чтобы слухи дошли досюда из Анк-Морпорка. Кроме того, как заметили музыканты, очень много людей последовали за ними из Псевдополиса.
В перерыве между песнями, буквально за мгновение до того, как люди залезли на спинки стульев, Утес наклонился к Золто.
– Видишь эту троллиху в первом ряду? – спросил он. – На пальцах которой прыгает Асфальт?
– Ту, что похожа на кучу породы?
– Она была в Псевдополисе, – сияя улыбкой, сообщил Утес. – Она не сводит с меня глаз!
– Так что ты теряешься, парень? – ободрил его Золто, выливая слюну из трубы. – Разбей ее каменное сердце.
– Думаешь, она одна из тех поклонниц, о которых рассказывал Асфальт?
– Возможно.
Прочие новости разносились с не меньшей скоростью. Утро застало их в очередном перекрашенном номере гостиницы и порадовало высочайшим указом королевы Кели о том, что под страхом пыток группа обязана покинуть город в течение одного часа. Пришлось быстренько собирать манатки.
Телега прыгала по булыжной дороге, что вела в Щеботан. Бадди лежал на спине и смотрел в небо.
Она не появилась. Во время обоих выступлений он внимательно рассматривал публику, но ее так и не увидел. Как-то раз он даже встал посреди ночи и отправился бродить по пустынным улицам – вдруг она его тоже ищет? Однако теперь он уже сомневался в ее существовании. Честно говоря, он и в своем-то существовании был не совсем уверен – если не брать то время, что он проводил на сцене.
Вполуха он слушал разговоры других музыкантов.
– Асфальт?
– Да, господин Золто?
– Утес и я не могли кое-чего не заметить.
– Да, господин Золто?
– Ты повсюду таскаешь за собой тяжелую кожаную сумку.
– Да, господин Золто.
– И сегодня утром, как мне кажется, она стала еще тяжелее.
– Да, господин Золто.
– У тебя в ней деньги?
– Да, господин Золто.
– Сколько?
– Э… Господин Достабль сказал, чтобы я не волновал вас пустыми разговорами о деньгах.
– А мы не против чуток поволноваться, – отозвался Утес.
– Вот именно, – подтвердил Золто. – Более того, мы хотим поволноваться.
– Э-э… – Асфальт нервно облизнул губы. Похоже, что Утес не намерен был отступать. – Около двух тысяч долларов, господин Золто.
Телега по-прежнему прыгала по булыжникам. Местность немного изменилась. Появились холмы, фермы стали меньше размерами.
– Две тысячи долларов, – наконец произнес Золто. – Две тысячи долларов. Две тысячи долларов. Две тысячи долларов.
– Что ты все время это повторяешь? – спросил Утес.
– У меня ни разу даже возможности не было произнести это вслух. Две тысячи долларов…
– Ты потише.
– ДВЕ ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ!
– Ш-ш-ш! – отчаянно зашипел Асфальт, когда вопль Золто эхом разнесся между холмами. – Кругом же разбойники!
Золто не сводил взгляда с сумки.
– Это ты мне говоришь?
– Я не имел в виду господина Достабля!
– Мы на дороге между Сто Латом и Щеботаном, – терпеливо объяснил Золто. – А не в Овцепикских горах. Здесь цивилизация, а там, где цивилизация, на дорогах не грабят. – Он мрачно посмотрел на сумку. – Тут дожидаются, когда ты вернешься в город. Ха! Да когда на этой дороге в последний раз кого-нибудь грабили?
– Кажется, в пятницу, – донесся чей-то голос из-за ближайшей скалы. – Прокля…
Лошади поднялись на дыбы и галопом рванули вперед. Асфальт щелкнул кнутом почти инстинктивно.
Они придержали лошадей только через несколько миль.
– Не говори ничего о деньгах, хорошо? – прошипел Асфальт.
– Я – профессиональный музыкант, – сказал Золто. – И всегда думаю о деньгах. До Щеботана еще далеко?
– Уже гораздо ближе, – ответил Асфальт. – Всего пара миль.
За следующей грядой холмов оказался город, стоящий на берегу залива.
У закрытых городских ворот толпились люди. Лучи полуденного солнца отражались от шлемов.
– Как называются эти длинные палки с топорами на концах? – спросил Асфальт.
– Алебарды, – просветил его Бадди.
– Что-то многовато алебард, – заметил Золто.
– Перестаньте, – сказал Утес. – Мы-то тут при чем? Мы – всего лишь музыканты.
– А еще я вижу людей в длинных мантиях и с золотыми цепями, – сообщил Асфальт.
– Магистрат, – узнал Золто.
– Помните всадника, который обогнал нас сегодня утром? – спросил Асфальт. – Может, новости уже и досюда дошли…
– Да, но не мы же разнесли тот театр! – воскликнул Утес.
– Ага. Вы всего лишь шесть раз выступили на бис, – хмыкнул Асфальт.
– И беспорядки на улицах устроили не мы.
– Уверен, эти типы с пиками все поймут.
– Может, они просто не хотят, чтобы мы перекрашивали их гостиницы? – задумался Утес. – Я же говорил, оранжевые шторы не подходят к желтым обоям.
Телега остановилась. Толстый мужчина в треуголке и отделанной мехом накидке крайне неприветливо оглядел музыкантов.
– Это вы – музыканты, более известные под названием «Рок-Группа»? – спросил он.
– А в чем проблема, начальник? – поинтересовался Асфальт.
– Я – мэр Щеботана. А согласно щеботанским законам, музыка Рока не может исполняться на территории города. Можете сами убедиться, вот он, наш закон…
Он взмахнул свитком. Золто ловко выхватил у него пергамент.
– Чернила даже еще не высохли, – заметил он.
– Музыка Рока представляет собой нарушение общественного порядка, признана вредной для здоровья и морали и вызывает неестественные движения тела у в остальном здорового народонаселения, – парировал мэр и забрал у Золто свиток.
– Ты хочешь сказать, мы не имеем права въезжать в Щеботан? – спросил Золто.
– Въезжайте сколько угодно, – развел руками мэр, – но играть вы тут не можете.
Бадди вскочил.
– Но мы должны играть! – воскликнул он и взмахнул гитарой.
Паренек сжал гриф и угрожающе занес над струнами дрожащую руку.
Золто в отчаянии закрутил головой. Утес и Асфальт закрыли уши ладонями.
– Ага, – довольно усмехнулся гном. – Вижу, пришла наконец моя очередь вести переговоры.
Он спустился с телеги.
– Полагаю, ты, ваша милость, еще не слышал о музыкальном налоге?
– О каком-таком музыкальном налоге? – произнесли Асфальт и мэр одновременно.
– Он введен совсем недавно, – продолжил Золто. – В связи с невероятной популярностью музыки Рока. Музыкальный налог, пятьдесят пенсов с билета. Насколько помню, в Сто Лате он составил около двухсот пятидесяти долларов. А в Анк-Морпорке – в два раза больше, конечно. Патриций его придумал.
– Правда? Очень похоже на Витинари, – согласился мэр и задумчиво потер подбородок. – Двести пятьдесят долларов, говоришь? В Сто Лате? Городишко-то совсем никакой.
