— И убить? — заинтересовался Шам.
— О, а вот в этом и суть, — голос Мастера оживился. — В этом весь вопрос, ради этого всё на самом деле затевается. Что они будут делать, когда встретятся? На это я и хочу посмотреть.
Признаюсь честно: меня от таких слов продрало холодом по спине.
— И что, даже не прервётесь на чай?
— Да куда уж я от вас и вашего пирога теперь денусь?
Лавка, снаружи казавшаяся такой маленькой, изнутри представляла собой самый настоящий лабиринт. Одна радость – никаких полуголых быкоголовых гибридов в центре не было. Зато обнаружилось свободное пространство, почти полностью занятое круглым столом. Чай в простых глиняных чашках исходил паром, два стула были приглашающе отодвинуты, а третий – уже занят.
Я долго думала, как может выглядеть Мастер, и гадала – будет ли он похож на какие-нибудь земные изображения божеств? И ответ получился своеобразным, но на мой вкус вполне логичным: он был похож ни на кого. И в то же время разом на всех.
— Садитесь уже, — сказал он. — Мой чай нынче хорош.
— Он всегда хорош, — усмехнулся Шам. — И именно такой, какой нужен в данный момент.
Я осторожно взяла в руку пиалу. В моей чашке плескались, исходя паром, облака.
— Немного неба тебе не повредит, девочка, — отметил Мастер. — Но шутки в сторону: зачем вы пришли?
Шам вздохнул:
— Мастер. Могу я узнать, почему именно меня вы выбрали Посланником в иллюзорный мир?
— Я? Выбрал? Не могу сказать, что это было вполне моё решение.
— Но ведь это вы помогли тому миру стать настоящим. Вы избрали меня. Так почему...
— Ах вон оно что! — Мастер тихо рассмеялся. — То есть, вы всё ещё не поняли?
— Не поняли?..
— Я не имею никакого отношения к тому, что произошло с творением этих двоих мальчишек. Талант и безрассудство… Впрочем, какие их годы? Они ещё всему научатся. И уверяю тебя: я ни в коей мере не вмешивался. Всё, что мог, я для них уже сделал.
— Но как тогда мир смог стать настоящим! — возмутился Шам. — Тогда получается, должен быть кто-то ещё? Может быть, какой-то другой Творец? Ну не сам же мир однажды проснулся и решил: “Какой хороший день! А почему бы мне не материализоваться?”
— А что? Немного примитивное, но в целом довольно точное объяснение того, что на самом деле произошло.
После этого Мастер отдал должное чаю. Подозреваю, в такой деликатной манере он давал нам осмыслить услышанное.
— Получается, любая иллюзия может стать настоящей? — всё же не сдержалась я. — Просто взять и ожить?
— Всё же нет, не любая, — ответил Мастер охотно. — Но только та, что создана существом с призванием подлинного Творца; та, что с самого начала была наделена определённой свободой воли; либо та, в которую были вложены вера, старания, чаяния и чувства. Тут же мы имеем все эти три фактора вместе.
— Но ведь дядя не унаследовал дар Творца, — протянул Шам.
— Он смешной: всё ещё верит, что дар Творца можно просто взять и унаследовать, — безмятежно отозвался Мастер.
Н-да. Не знаю, что там с даром Творца, но многие замечательные личные качества Легиона — вот прям точно наследственные.
— Знаете, я немного запутался, — отметил Шам.
— Не беда. Как запутался, так и распутаешься. И вообще, смешные темы мы здесь обсуждаем. Что есть “настоящее”? Что считать подлинным, а что - искусственным? Насколько достоверна та картина мира, которую мыслящее существо считает своей реальностью? Насколько стоит доверять своим чувствам и себе самому?
Мастер покачал головой.
— Есть только одно отличие между настоящим и ненастоящим миром, имеющее значение. И называется оно волей. Или бесконечным многообразием выборов, определяющим реальность. Но следует понимать: ни один Творец не способен создать настоящий мир мгновенно. Это процесс длинный. Начинается он обычно с иллюзии. И на этом же в большинстве случаев и заканчивается. Потому что одно дело – смастерить на коленке приятную и ненавязчивую грёзу, а другое – вывернуть себя наизнанку, выпотрошить душу до основания, пылать увлечением и последовать за призванием. А ведь именно всё это, вместе или по отдельности, и есть подлинное творчество. Большинство иллюзий навсегда остаются иллюзиями. Но если вложить в них чуть больше — старания, души, труда, таланта, вдохновения, — тогда может появиться шанс на нечто большее.
— Вы хотите сказать, что отец с Легионом так уж горели вдохновением? — уточнил Шам скептически. — Мне почему-то слабо верится.
Мастер рассмеялся.
— А так и не скажешь со стороны, верно? Разумеется, с самого начала они просто создавали себе доску для игры. Но потом нечто произошло… То самое нечто, что отличает подлинного Творца от желающего притвориться таковым. Они начали творить не столько ради цели, но - из желания творчества. А ещё — из любви и ненависти. В реальности не получается создать небесных китов для любимой жены? Но можно заселить ими свой собственный мир. Вспомнились детские проказы племянников, которым читал сказки? Так почему бы не воплотить в жизнь и оранжевых китов, и розовых единорогов. Хочется отомстить нескольким врагам? Почему бы не придумать для них роли в своём собственном мире. Хочется выместить злость на отца? Почему бы не сотворить карикатуру на его творение. И так далее. Мальчики, понимали они то или нет, всё больше вкладывали жизни в свой мир. Они вовлекали туда живые души, усложняли правила всё больше и больше, придавали игре остроту и достоверность… И в какой-то момент наступил неизбежный второй этап.
— Второй этап?..
— Верно. Пусть мало кто из смертных это понимает, но Творец — не владыка своего творения. Он может попытаться показать страх и боль, красоту и возвышенность, непознаваемую глубину и восхитительное многообразие… Но каждый в итоге сам решает, что именно видеть. Точно так же Творец может вложить в своё творение какое-то послание — но неизбежно наступает момент, когда оно начинает жить своей собственной жизнью. Именно это произошло в данном случае. Шаг за шагом, крупица за крупицей мир обретал свою волю. В него вкладывали энергию, внимание и веру разнообразные существа; его абсурдные правила шаг за шагом становились подлинными законами этого конкретного мироздания.
Шам покачал головой.
— Значит, Ки была права. Это действительно сам мир…
— Пусть она и помнит каких-то несколько десятков лет, но знает — намного больше. Было бы странно, если бы она не ощущала настоящее положение вещей.
— Да, об этом я тоже хотел поговорить, — тут же подхватил Шам. — Мастер, как вернуть Ки её крылья?
— А это так необходимо?
— Она тоскует по Небу, Мастер.
— Тосковать по Небу в конечном итоге и значит — быть человеком. Такая уж особенность их бытия.
— Простите, — всё же вмешалась я в эту удивительную дискуссию. — Получается, я когда-то была ветром, как Шам? И потом что-то случилось? Я совершила нечто такое, что меня превратили в человека?
Мастер отпил немного чая.
— Вообрази себе мир, который был задуман как тюрьма для Древних. И как развлечение — для них же, — протянул он задумчиво. — Познать слабость и боль, силу и любовь, могущество и беспомощность. Научиться ценить жизнь за её конечность. Не это ли потрясающая концепция? Существа, сочетающие в себе возвышенное и низменное, повисшие между землёй и небесами. Что они ощущают?.. Впрочем, тебе-то не нужно воображать.
— Это жестоко, — сказала я, чувствуя, как дрожит голос.
— Это — интересно, — ответил он спокойно.
48
Я с трудом сглотнула вязкую слюну.
Мастер пугал.
Но не думаю, что он намеренно пытался произвести пугающее впечатление. Зачем такому существу что-то там на кого-то там производить? Да и злобы в нём не ощущалось, совсем. Как, впрочем, и доброты. Вряд ли это вообще категории, которые знакомы такого рода существам.
— И как же всё можно вернуть на круги своя? — спросил Шам. — Чтобы Ки стала вновь ветром?
— А почему это так важно для тебя? — усмехнулся Мастер. — Хочешь, чтобы рядом с тобой была крылатая, тебе под стать?
