Шарик перевалил через вершину дуги и начал падать вниз; идеально ровная траектория его полета внезапно оборвалась, встретившись с землей. Раздался звук, будто лопнула струна арфы; за ним последовали быстро оборвавшийся неразборчивый гомон, порыв горячего ветра – и боги Диска оказались на свободе.
Они были очень сердиты.
– И мы ничего не можем сделать? – спросил Креозот.
– Ничего, – подтвердила Канина.
– Значит, лед победит? – продолжал Креозот.
– Да, – сказала Канина.
– Нет, – сказал Найджел.
Он дрожал от ярости, а может, от холода, и был почти таким же белым, как проносящиеся внизу ледники.
Канина вздохнула.
– Ну и как, по-твоему… – начала она.
– Опусти меня на землю где-нибудь в нескольких минутах хода ледников, – распорядился Найджел.
– Я действительно не понимаю, чем это поможет.
– Я не спрашиваю твое мнение, – спокойно проговорил Найджел. – Просто сделай это. Опусти меня на землю чуть впереди них, чтобы у меня осталось время подготовиться.
– К чему?
Найджел не ответил.
– Я тебя спрашиваю, – повторила Канина, – к чему ты хочешь…
– Заткнись!
– Не понимаю…
– Послушай, – сказал Найджел с терпением, от которого рукой подать до убийства с помощью топора. – Весь мир будет покрыт льдом. И все умрут. За исключением нас. Полагаю, мы проживем немного дольше, пока этим лошадям не понадобится… не понадобится овес или не приспичит в туалет. В общем, нам от этого будет не легче, разве что Креозоту достанет времени, чтобы написать сонет о том, какой холод наступил внезапно и что вся человеческая цивилизация вот-вот будет стерта с лица Диска, а в этих обстоятельствах мне бы очень хотелось, чтобы вы знали – я не потерплю никаких возражений, понятно?
Он замолчал, чтобы перевести дыхание. Его тело дрожало, словно натянутая струна.
Канина пребывала в нерешительности. Ее рот несколько раз открылся и закрылся, как будто ей хотелось возразить. Но она передумала.
Они отыскали небольшую полянку в сосновом бору, расположенном в паре миль от надвигающегося стада – хотя и сюда доносились звуки, сопровождающие его продвижение, над деревьями виднелась полоса неба, затянутого паром, и земля дрожала, точно кожа на барабане.
Найджел вышел на середину поляны и сделал несколько пробных выпадов мечом. Его спутники задумчиво наблюдали за ним.
– Если ты не против, – шепнул Креозот Канине, – я смоюсь. В минуты, подобные этим, трезвость теряет свою привлекательность, и я уверен, что конец света будет выглядеть гораздо лучше, если смотреть на него сквозь дно стакана. Если ты не возражаешь, конечно. Веришь ли ты в рай, о персиковощекий цветок?
– На самом деле, нет.
– О-о, – отозвался Креозот. – Что ж, в таком случае, мы, наверное, больше не увидимся. – Он вздохнул. – А жаль. И все из-за какой-то там индеи. Но если благодаря немыслимому шансу…
– До свиданья, – отрезала Канина.
Креозот с несчастным видом кивнул, развернул лошадь и исчез над верхушками деревьев.
Ветки сосен, окружающих поляну, тряслись, стряхивая с себя снег. Грохот приближающихся ледников заполнял воздух.
Канина постучала Найджела по плечу. Тот вздрогнул и уронил меч.
– Что ты тут делаешь? – рявкнул он, лихорадочно шаря в снегу.
– Послушай, я не собираюсь вмешиваться не в свое дело, – кротко проговорила Канина, – но что конкретно у тебя на уме?
Она видела сквозь деревья несущийся в их сторону вал взвихренных ледниками снега и земли, а одуряющий рев вожаков перекрывался теперь ритмичным треском ломающихся стволов. Над краем леса, так высоко, что поначалу глаз ошибочно принимал их за небо, неумолимо двигались вперед голубовато-зеленые корабли-ледники.
– Ничего, – ответил Найджел, – абсолютно ничего. Мы просто должны оказать им сопротивление, вот и все. Вот зачем мы здесь.
– Но это ничего не изменит, – возразила она.
– Для меня изменит. Если мы все равно умрем, я лучше умру так. Как герой.
– Разве это геройство – умереть подобным образом?
– Я считаю, что да, – заявил Найджел. – А когда речь заходит о смерти, есть только одно мнение, с которым человек обычно считается.
– О-о.
Два выскочивших на полянку оленя, охваченные слепой паникой, даже не заметили людей, а пулей понеслись дальше.
– Ты вовсе не обязана оставаться, – заметил Найджел. – Меня-то, видишь ли, удерживает индея.
Канина посмотрела на тыльную сторону ладоней.
– По-моему, мне тоже следует остаться. Знаешь, – добавила она чуть спустя, – я думала, что, может быть, если бы мы получше узнали друг друга…
– Господин и госпожа Голозады, ты это имела в виду? – без обиняков уточнил он.
Ее глаза расширились:
– Ну…
– И кем из них ты собиралась быть? – осведомился он.
На поляну на гребне поднятой им волны с треском влетел первый ледник. Его вершина терялась в облаке снегов.
В то же самое время со стороны Края подул горячий ветер, пригнувший к земле деревья с противоположной стороны поляны. В нем слышались голоса – раздраженные, бранчливые, – и он ворвался в облака, словно горячий утюг в воду.
Найджел с Каниной бросились наземь, в снег, который уже превратился в теплую грязь. Над головами у них прогремел раскат грома, в котором звучали крики и что-то, что сначала показалось им воплями, хотя потом, поразмыслив, они пришли к выводу, что это больше походило на ожесточенный спор. Грохот продолжался долгое время, а потом постепенно затих, удаляясь в сторону Пупа.
Полы куртки Найджела пропитались теплой водой. Он осторожно приподнялся и подтолкнул локтем Канину.
Вместе они вскарабкались по раскисшему снегу на вершину холма, пробрались через завалы из размозженных бревен и расколотых валунов и уставились на разыгрывавшуюся внизу сцену.
Ледники отступали, накрытые облаком, в котором сверкали молнии. Пейзаж теперь представлял собой сеть озер и прудов.
– Это мы их так? – спросила Канина.
– Было бы очень приятно на это надеяться, – отозвался Найджел.
– Да, но ведь это мы…
– Скорее всего, нет. Хотя кто знает? Давай-ка отыщем лошадь, – предложил он.
– Апогей, – изрек Война. – Очень похоже. Я почти уверен.
Некоторое время назад они, пошатываясь, вывалились из таверны и теперь сидели на лавочке, греясь в лучах полуденного солнца. Война даже поддался на уговоры и снял часть доспехов.
– Не знаю, – покачал головой Голод. – Не уверен.
Чума закрыл покрытые коркой глаза и прислонился спиной к теплым камням.
«По-моему, – проговорил он, – речь шла о конце света».
Война задумчиво почесал подбородок и икнул.
– Что, всего света? – переспросил он.
«Наверное».
Война еще немного подумал.
– Тогда мы, кажется, счастливо отделались, – буркнул он.
Люди возвращались в Анк-Морпорк, который отказался от облика города пустого мрамора и вновь стал самим собой – расползшимся столь же беспорядочно и красочно, как дуга блевотины перед работающей всю ночь забегаловкой Истории.
А Университет отстроили заново – или он сам себя отстроил. Или каким-то таинственным образом никогда и не был разрушен. Каждый побег плюща, каждый прогнивший оконный переплет встали на свои места. Чудесник предложил сотворить все по-новому – чтобы деревянные детали сверкали, на камнях не было ни пятнышка, – но библиотекарь на сей счет был непоколебим. Он хотел, чтобы все было как старенькое.
С рассветом начали потихоньку возвращаться волшебники. Они торопливо пробирались в свои прежние комнаты, избегая встречаться друг с другом глазами и пытаясь припомнить недавнее прошлое, которое уже становилось нереальным и начинало походить на сон.
Канина с Найджелом прибыли к завтраку и по доброте душевной подыскали для лошади Войны хорошую платную конюшню[25]. Никто иной, как Канина, настояла на том, чтобы поискать Ринсвинда в Университете. Таким образом, она первой увидела книги. Они вылетали из Башни Искусства, кружили над зданиями Университета, а затем устремлялись в дверь перевоплощенной библиотеки. Некоторые из наиболее дерзких гримуаров гонялись за ласточками или зависали над двором, точно ястребы.
Библиотекарь стоял, прислонившись к косяку, и благосклонно наблюдал за своими питомцами. При виде Канины он подвигал бровями, что для него являлось самым близким эквивалентом общепринятого приветствия.
– А где Ринсвинд? – спросила Канина.
– У-ук.
– Извини?
Орангутан, не отвечая, взял ее и Найджела за руки и, переваливаясь между ними, как мешок между двумя шестами, повел их через вымощенный брусчаткой двор к башне.
Внутри горело несколько свечей, и Найджел с Каниной увидели сидящего на табуретке Койна. Библиотекарь с поклоном препроводил их к нему, точно старый слуга в самой древней из существующих семей, и удалился.
