Размотав зубами старую резинку от трусов, он ослабил горлышко полиэтиленового мешка и, наклонив его, начал выливать очищенный продукт в кастрюлю.
Запертый в стальном ящике Дроссель скрежетал зубами по металлу и бился головой о дверку. Леха всякий раз вздрагивал и разбрызгивал полученный спирт.
Наконец все было слито, и Окуркин, распрямившись, потряс перед Сергеем пакетом с желтыми заледеневшими кристаллами.
– А вот здесь, Серега, осталась та самая отрава, от которой и происходили всякие неприятности… Мы ее выбросим прямо на свалку, чтобы никто… Ну ты понял.
С этими словами Окуркин выглянул из гаража и, размахнувшись, швырнул пакет в неизвестном направлении.
– Ну что? – сказал он, вернувшись. – Пора брать быка за рога, а то он нам весь сейф разворотит.
– А он спиртягу-то будет пить? – спросил Сергей, принюхиваясь к исходящим из кастрюли ароматам.
– Ну вот ты бы стал?
– Я бы стал.
– Ну а собака тем более. Когда ей еще стопку поднесут? У нас ведь как с псиной поступают – бросят косточку, и все тут. Никто никогда не спрашивал Дросселя, хочет ли он выпить.
– Да уж точно, – согласился Сергей, припоминая, что ни разу не предлагал выпить своему законному коту Афоне.
– Ладно, наливай в блюдце угощение, а я веревку приготовлю, чтобы на него накинуть.
– А зачем веревку?
– Чтобы не убежал сразу. Мы же должны убедиться, что с ним все в порядке.
– Ага, – согласился Сергей. – Это ты правильно придумал. Только надо бы еще закуски. Чистый спирт без закуски даже собака пить откажется.
– Правильно. У меня для этого дела еще один кирзовый сапог остался. Один-то я ему, бандюге, скормил, а другой очень кстати под закуску пойдет.
Окуркин поставил кастрюльку на пол и, взяв предъявленный Лехой сапог, внимательно его осмотрел.
Сапог был старый и совершенно высохший. Сам Сергей такой сапог ни за что бы не съел, ни за какие деньги.
– Веревка готова – наливай спирт, – распорядился Леха.
– Есть, командир! – отозвался Сергей. – Готово!
– Ну, начали.
Окуркин специальным ключом отпер крышку железного ящика и оттуда, словно подброшенный пружиной, стартовал в воздух толстенный бультерьер Дроссель.
Впрочем, Окуркин не зевал и прямо в полете накинул на Дросселя петлю. Пес, приземлившись, попытался вырваться, но Леха дернул его вверх, не давая ему упереться как следует.
– Спирт! Спирт подноси к морде, а то он думает, что мы его бить будем!
Расплескивая содержимое, Сергей торопливо поднял блюдце, и собака моментально перестала рваться на свободу. Едва не выбивая носом посуду из рук Тютюнина, Дроссель принялся лакать спирт, захлебываясь, громко причмокивая и жмуря от удовольствия свои свинячьи глазки.
– Хорошо пошла, – прокомментировал Окуркин, приготавливая закусочный сапог. – Как думаешь, может, еще налить?
– Можно. Чтобы уж наверняка.
– Тогда скорее давай, а то он сейчас вырываться начнет.
Тютюнин поставил на пол блюдце с остатками угощения и, схватив кастрюлю, начал лить спирт прямо на язык Дросселю. Пес захрюкал от жадности и сунул морду в емкость.
– Не давай ему! – крикнул Леха и дернул веревку, поднимая бультерьера на дыбы. Дроссель жалобно заорал, Окуркин сунул ему сапог, в который пес сейчас же вцепился.
– Что-то он быстро его жрет! – заметил Сергей, ставя кастрюлю на полку.
– Это я вижу… Надо чего-то еще ему приготовить.
– А чего ему приготовишь? – глядя на давящегося сапогом Дросселя, спросил Сергей.
– Ящик из-под верстака доставай! Там у меня обувь старая! Скорее, Серега! Он уже заканчивает!
Пока Тютюнин разбирался, где там под верстаком хранится старая обувь, Дроссель прикончил сапог и вцепился в Лехин ботинок.
– Он уже меня жрет, Серега! – завопил Окуркин и в следующее мгновение рухнул на пол.
– Ногу высвобождай! Ногу высвобождай из ботинка! – посоветовал Тютюнин и, схватив толстый, как колбаса хвост Дросселя, попытался оттащить пса в сторону. Однако тот не сдавался и терзал ботинок изо всех сил.
Наконец Лехе удалось-таки выдернуть ногу из обрывков обуви, отделавшись лишь царапинами. Прихрамывая, он подбежал к заваленному хламом углу и быстро подобрал несколько стоптанных ботинок.
– На, сволочь, на! – кричал он, бросая их в Дросселя, а тот ловко ловил их зубами и складывал про запас.
Последний ботинок Окуркин бросать не стал, а положил его на верстак, однако это совершенно не понравилось бультерьеру, поскольку он рассчитывал на все.
Пес резко подпрыгнул и всеми четырьмя лапами приземлился среди инструментов. От неожиданности Окуркин не успел ничего предпринять, а Дроссель, почувствовав приятный запах, рванулся к обувной коробке с окошками и скинул с нее крышку.
– Тыклики! Мои тыклики! – завопил Окуркин. Однако маленькие человечки не дремали – дежурный по коробке вовремя сорвал со стены ружье и храбро выстрелил Дросселю в нос.
От такого решительного и очень болезненного отпора Дроссель шарахнулся в сторону и, сорвавшись с верстака, придавил ногу Сереги.
– Ой! – вскрикнул тот. – Уйдет сейчас!
– Пусть уходит, мы его уже понаблюдали! – махнул рукой Леха. Освобожденный Дроссель пулей вылетел из гаража.
Притаившаяся за кустом Живолупова ошарашенно смотрела на пса, который мчался прямо на нее.
– Брыс-с-сь… – зашипела она. – Брысь, кому сказала!
Однако Дроссель, ничего не видя и не слыша, врезался в агента Зи-Зи, да так сильно, что она опрокинулась на спину и обронила шапку с объективами и аудиопушкой.
– Да чтоб тебя! – выругалась старуха, глядя вслед шалопутному животному. Неожиданно толстый зад улепетывавшего Дросселя обрел некую воздушность и в следующее мгновение совершенно растворился.
Собака пропала прямо на глазах у Живолуповой.
После того как Дроссель вырвался на свободу Сергей и Леха перевели дух и стали готовиться к мероприятию.
Оба были взволнованы до слез торжественностью момента и уже не вспоминали о связанных с Дросселем недоразумениях.
Первым делом Окуркин поинтересовался самочувствием тыкликов, но те заверили его, что видали чудовищ и пострашнее, а за дополнительную плату обещали поймать этого зверя и принести хозяину шкуру.
– Не надо, ребята. Он ведь просто собака, – отказался Леха. И, глядя на Серегу, добавил:
– К тому же выполнял наше ответственное задание…
Друзья рассмеялись.
Накрывать «стол» решили на дне железного сейфа, чтобы в случае появления жен вовремя спрятать очевидные улики. Для тех же целей были приготовлены два куска пеньковой веревки, пропитанной дегтем, чтобы пожевать в целях устранения запаха.
– Ну давай, товарищ, по маленькой, – с легкой дрожью в голосе произнес Окуркин. Сергей быстро налил спирт в два стограммовых стаканчика. Затем убрал кастрюлю на полку и снова вернулся к «столу».
– За расширение нашего бизнеса, – торжественно провозгласил Окуркин, и они выпили.
– Хорошо пошла, – чуть сипло произнес Тютюнин и, закусив соленым огурцом, добавил:
– И как это Дроссель сапогом закусывал – я б так не сумел.
– А ты посмотри на меня! – хохотнул Окуркин, демонстрируя совершенно босую ногу. – Он съел даже носок.
– Хорошо еще, что не парадные, – заметил Тютюнин. – А то бы жена с тебя спросила.
– Ой, спросила бы, – покачав головой, согласился Леха. – Парадные она мне сама дарила. Ну чего, давай еще по разу?
– Не вижу препятствий, – ответил Сергей и поднялся за кастрюлькой.
Пока он наливал, Окуркин подобрал в захламленном углу пару зимних калош и похвалился Сергею:
– Смотри, даже блестят. Это еще тетка моя в семьдесят пятом году по талонам десять пар получила, и, что интересно, размер-то практически мой.
– Ладно, не отвлекайся, а то остынет.
– Твоя правда, товарищ, – улыбнувшись счастливой улыбкой, сказал Окуркин и поднял стаканчик. – Давай выпьем за науку.
– А это на хрена? – не понял Сергей.
– А потому, что таким способом, с помощью собак, наша наука шагнула даже в космос.
– С Дросселем она никуда бы не шагнула. Его ни в одну ракету не засунешь.
– Да, он в общем-то животина бесполезная. И зачем только таких собак делают?
Они снова выпили и отметили, что пошло еще лучше, чем в первый раз. Чувствуя, как на них накатывает хмель, размягчая тело и душу, друзья вышли на воздух.
– До чего же погодка нынче хороша, а, Серег?
– Просто как на заказ, – согласился Тютюнин и погладил ладонями живот. – Так бы и смотрел на этих людей вокруг, на эти дома с башенками, на всадников, на черных быков…
Тютюнин замолчал, они с Лехой одновременно посмотрели друг на друга.
– Не та очистка, – высказал предположение Окуркин.
– Теперь уже не важно, – вздохнул Тютюнин.
Люди на базарной площади смотрели на двух незнакомцев с подозрением. Это и неудивительно, ведь все вокруг были наряжены в темные мешковатые балахоны, а Леха и Сергей прибыли в штанах и в рубашках с короткими рукавами.
