— Но они прислуживают вам? — сказал Бодряк.
— Это взаимно. Так сказать, плата за оказанные услуги.
— сказал Патриций, усаживаясь на то, что, как мог заметить Бодряк, можно было назвать бархатной подушкой. На нижней полке, чтобы быть под рукой, лежал блокнот и стопка книг. — Чем вы можете помочь крысам, сэр? — тихо сказал он.
— Советом. Я даю им советы. — Патриций откинулся назад.
— Всегда неприятности с людьми, подобными Обычному. сказал он. — Они никогда не знают, когда нужно сделать остановку. Крысы, змеи и скорпионы. Здесь был сущий бедлам, когда я появился. Крысам доставалось больше всех.
Бодряк подумал, что тот немного тронулся.
— Вы имеете в виду, что тренировали их? — сказал он.
— Советовал. Полагаю, что это сноровка. — скромно сказал лорд Ветинари.
Бодряку было интересно узнать, как все это произошло.
Объединились ли крысы со скорпионами против змей, а затем, когда змеи были побиты, пригласили скорпионов на шикарную вечеринку, торжествуя победу, и съели их? Или скорпионы, не объединенные ни с кем, были наняты вместе с большими количествами того, что едят скорпионы, чтобы подобраться с краю к избранным змеям, стоящим во главе, и ужалить их?
Ему припомнился слышанный когда-то рассказ о человеке, который, будучи запертым в темнице на долгие годы, обучал птичек и создал некую свободу. А также припомнились моряки, оторванные от моря из-за дряхлости и немощи, которые проводили дни, мастеря большие кораблики в маленьких бутылках.
Затем он подумал о Патриции, который ограбил его город, сидевшим скрестив ноги на грязном полу в темнице и воссоздавшем его вокруг себя, поощряя в миниатюре все эти маленькие соперничества, сражения за власть и фракции. Он представил его мрачной нахохлившейся статуей, ступающей украдкой по брусчатой мостовой, живущей в тени, и внезапная политическая смерть. Возможно это было легче, чем управлять Анком, в котором было гораздо больше паразитов, которым совсем не нужны были две руки, чтобы носить нож.
Раздался звон в водостоке. Появилось полдюжины крыс, которые что-то тащили, завернутое в тряпку. Они протащили его сквозь решетку и с большими усилиями сложили к ногам Патриция. Тот нагнулся и развязал узел.
— Кажется нам достался сыр, куриные ножки, сельдерей, кусочек немного засохшего хлеба и прекрасная бутылка, ах, по-видимому прекрасная бутылка Знаменитого Коричневого Соуса фирмы Меркль и Стингбат. Пиво, я сказал, Скрп. — Глава крыс повернул к нему носик. — Простите за это, Бодряк. Они не умеют читать, понимаете. Кажется они не могут уловить концепцию этого. Но они весьма охотно слушают. Они приносят мне все новости.
— Вижу, вы здесь устроились с удобствами. — тихо сказал Бодряк.
— Никогда не стройте темницу, и вы не испытаете счастья провести ночь наедине с собой. — сказал Патриций, выкладывая пищу на тряпку. — Мир был бы гораздо счастливее, если люди помнили об этом.
— Мы все думали, что вы понастроили тайные ходы и тоннели. — сказал Бодряк.
— Не могу вообразить для какой цели. — сказал Патриций.
— Кому-то пришлось бы все время бегать. Это неэффективно.
Поскольку даже здесь я в центре событий. Надеюсь, вы это понимаете, Бодряк. Никогда не доверяйте никакому правителю, скрывающемуся в туннелях и бункерах и оставляющему путь для бегства. Беда в том, что он не вкладывает в работу душу и сердце.
— Ах.
— Он в темнице в собственном дворце с буйным лунатиком во главе наверху, и драконом, сжигающим город, и ему кажется, что он держит мир там, где ему взбредет в голову.
Его вознесли в высшее общество. Высота может свести с ума.
— Вы, э-э, не возражаете, если я немного огляжусь? сказал он.
— Чувствуйте себя свободно. — сказал Патриций.
Бодряк измерил шагами длину темницы и осмотрел дверь.
Она была закрыта на засов и снаружи висел массивный замок.
Затем он простукал стены, в которых могли оказаться пустоты. Никакого сомнения, что это была прекрасно построенная темница. В такой темнице, если хорошо подумать, можно было содержать опасных преступников. Разумеется, в подобных обстоятельствах, вы предпочли бы, чтобы не было люков, скрытых туннелей и тайных путей к бегству.
Подобных обстоятельств здесь не было. Как потрясающе, что несколько футов прочного камня могут подействовать на ваше чувство перспективы.
— Стражники входят внутрь? — спросил он.
— Весьма редко. — сказал Патриций, помахивая куриной ножкой. — Их не беспокоит даже покормить меня. Смысл в том, что кто-то должен сгнить заживо. Конечно. — сказал он. — за это время я привык подходить к двери и каждый раз стонать, чтобы доставить им удовольствие.
— Так что, они не входят внутрь и не проверяют? — с надеждой сказал Бодряк.
— Не думаю, чтобы мы могли этому доверять. — сказал Патриций.
— Как вы собираетесь им противостоять?
С болью в глазах Патриций посмотрел на него.
— Мой дорогой Бодряк. — сказал он. — Думаю, что вы наблюдательный человек. Вы осмотрели дверь?
— Кончено осмотрел. — сказал Бодряк и добавил. — сэр.
Она чертовски толстая.
— Может вы еще раз посмотрите?
Бодряк бросил на него взгляд, а затем прошел к двери и еще раз взглянул на нее. Это была одна из тех дверей, что стояли в грозном портале, вся увешанная засовами, замками и толстыми петлями. Замок был работы гномов, и для того, чтобы его открыть, потребовались бы годы. В общем и целом, если вам был нужен символ чего-то совершенно неподвижного, эта дверь вполне для этого подходила.
В тишине, от которой замирало сердце, к нему подошел Патриций.
— Поймите. — сказал он. — это всего лишь случайность, не более того, что город охватили буйные гражданские беспорядки, и законный правитель был брошен в темницу? Для некоторых личностей это принесло большее удовлетворение, чем простое наказание.
— Да, разумеется, но я не понимаю… — начал Бодряк.
— А вы взгляните на эту дверь и скажите, неужели это действительно прочная дверь камеры?
— Без сомнения. Только взгляните на засовы и…
— Знаете, я действительно приятно удивлен. — тихо сказал Патриций.
Бодряк вглядывался в дверь до рези в глазах. И тут, как внезапно как случайные образы, возникающие в облаках, ни капельки не изменяясь, напоминают то лошадиную морду, то плывущий корабль, он наконец увидел, что же он рассматривал так долго.
Чувство леденящего восхищения овладело им.
Хотел бы он знать, что творится в мозгу у Патриция. Холодный и блестящий, как мог он вообразить, весь из голубой стали и льдинок, и маленькие колесики щелкают как в огромных часах. Такой разум мог предугадать свое собственное падение и обратить его в преимущество.
Это была совершенно нормальная дверь темницы, но все зависело от вашего чувства перспективы.
В этой темнице Патриций мог замкнуть весь мир.
Все что было снаружи — только замок.
Все засовы и задвижки находились изнутри.
Цепочка людей неуклюже пробиралась по мокрым крышам, утренний туман, клубясь, испарялся под лучами солнца. Но сегодня воздух и не мог быть чистым — клубы дыма и пара опоясывали кольцами город и наполняли воздух печальным ароматом золы, пепла и догорающих пожарищ.
— Что это за место? — сказал Морковка, помогая другим подняться по засаленной лестнице.
Сержант Двоеточие оглядел лес из дымоходов. — Мы как раз над винокуренным заводом виски Джимкина Медвежье Объятие. — На прямой линии между дворцом и площадью. Он пролетел здесь.
Валет задумчиво осмотрел стену здания.
— Когда-то я побывал внутри. — сказал он. — Однажды темной ночью я проверял дверь и она взяла и открылась от моего прикосновения.
— Случайно, как я полагаю. — кисло сказал Двоеточие.
— Да, и я вынужден был войти, чтобы проверить не происходит ли там каких-нибудь злодеяний. Какое изумительное место. Полным-полно трубок и всякой всячины. А аромат!
— «Каждая бутылка созревает за семь минут.» — процитировал Двоеточие. — «Половина капли перед едой заставит вас идти», вот как сказано на этикетке. Верно, черт возьми.
Как-то я принял каплю и шагал весь день.
Он встал на колени и развернул длинный сверток, который он с большим трудом нес в руках во время восхождения. Там лежал длинный лук древней конструкции и колчан со стрелами.
Он медленно, благоговейно взял лук и пробежался вдоль него своими пухлыми пальцами.
— Знаете. — сказал он. — Я был чертовски ловок в обращении с луком, когда был молодым. Капитан позволял мне тренироваться каждую ночь.
— Вы продолжаете нас поучать. — без симпатии сказал Валет.
— Да. Я привык завоевывать призы. — Сержант Двоеточие размотал новую тетиву, завязал ее петлей вокруг конца лука, встал, сжал лук, захрипев от натуги…
— Э-э. Морковка? — сказал он, немного отдышавшись.
— Да, сержант?
— Вы умеете натягивать тетиву?
