Викинги построились треугольником, так что острый угол находился ровно посередине строя и смотрел в центр линии вражеской пехоты, выставившей копья наперевес. Во главе угла возвышался сам грозный Олаф Торкланд. Он взял в каждую руку по большому круглому щиту и, выставив их перед собой, стал как бы острием живого тарана.
- Во славу Одина! Вперед! - скомандовал ярл, и страшный таран, набирая скорость, понесся по коридору, образованному между двух арок, навстречу лесу копий.
Несмотря на то что викинги, образовавшие клин, двигались бегом, они четко сохраняли порядок построения. Олаф двумя щитами раздвинул вражеские копья и, врезавшись в пехотный строй, сбил с ног стоящего перед ним воина, потом проскользнул между двумя находящимися во втором ряду, разбросав их в разные стороны, словно непослушных мальчишек, и устремился дальше. Двигающиеся справа и слева товарищи не отставали от своего вождя. Клин норманнов проходил сквозь копейный строй пехоты, как нож сквозь масло, расчленяя его надвое. Вражеские оборонительные порядки дрогнули и рассыпались. В тесной свалке длинные пехотные копья потеряли смысл. В ход вступили мечи. Теперь ничто не могло удержать отважных морских героев, и франки ложились один за другим, окрашивая в красный цвет деревянный настил внутреннего двора резиденции дунлендских конунгов.
В последний момент Олафу все же успели просунуть под щит какое-то острие и вонзить в ногу.
- Ах вы, побочное отродье Нидхега! - изверг громовым голосом раненый Торкланд.
Он почти не почувствовал боли. Ранив его, враги лишь возбудили в его душе великий гнев и тем усугубили свое положение. Из-под шлема сквозь прорези для глаз полыхнул огненный взгляд. Ярл пришел в неистовство. Его меч заработал как молотилка, проламывая франкские черепки вместе с их шлемами, больше похожими на горшки. В эти минуты Олаф не заботился об обороне, он рубил и рубил, не думая ни о чем, не видя ничего. Ярость вела его за собой, а Один направлял его руку. Вскоре вокруг великого Торкланда остались только трупы. Многие франки от одного вида Олафа в бою теряли мужество и волю к сопротивлению. Хирдманы резали их, как скот на бойне. Уже и центральная площадь была очищена от неприятеля. Отступающие франки и немногочисленные даны, преданные Клэвину, пытались забаррикадировать лестницы в башнях, обрамляющих внутренний двор. Со стен начали сыпаться стрелы, нанося викингам потери гораздо большие, чем те понесли в рукопашной схватке.
На площади появился Лис, который теперь был в хирде Олафа. Бывший охотник вскинул лук и, постоянно двигаясь по площадке, уворачиваясь от стрел противника, снимал одного за другим стрелков Клэвина. Каждый его выстрел был точен. Но все-таки врагов на башнях было слишком много, и ряды хирдманов заметно редели.
- Вперед, ленивые уроды, что стали, как бараны на бойне, вперед! неистовствовал Олаф.- Подбросим свежего мяса Хугину и Мунину!
Его некогда блестящий как зеркало меч теперь от кончика лезвия до яблока рукояти был пурпурного цвета. Кровь стекала по рукам и кольчуге. Олаф вытер окровавленное лезвие о голенище сапога.
- Вперед, обезьяны! - вспомнил он самое мерзкое ругательство, чтобы подбодрить свои войска, и сам кинулся к дверям центрального здания.
С разгона налетевши всем весом, он вышиб засов, на который уже успели затворить дверь отступающие враги, и тут же пропорол живот оказавшемуся поблизости хирдману Клэвина.
Там, где появлялся Торкланд, участь неприятеля была предрешена. Олаф работал на совесть. Летели отсеченные руки, ноги, отрубленные головы. Словно чудовищная машина смерти проходил он из зала в зал, из коридора в коридор, оставляя за собой только изуродованные трупы. Главная башня была взята, и Торкланд выскочил на стену. Он бежал по галерее, сбрасывая со стены ошарашенных стрелков, которые все еще поливали внутренний двор стрелами.
При каждом ударе меча могучая челюсть Торкланда сжималась, как у хищника, рвущего свою окровавленную добычу. Глаза горели всепоглощающим пламенем Муспелльсхейма. Стрела пробила ему левую руку. Он, рыча, зубами вырвал стрелу, не выпуская меча и не замечая боли, и снова бросился на врага.
- Дьявол! - кричали в ужасе франки и, бросая оружие, творили христианские колдовские знаки.
Немногочисленные оставшиеся в крепости хирдманы Клэвина еще оказывали вялое сопротивление, зажатые со всех сторон, безо всякой надежды на спасение. Цитадель пала.
Торкланд, опустив меч, шел по трупам, пот и кровь заливали его глаза. Он снял шлем и отдал кому-то из хирдманов. Его многочисленные раны сочились. К удивлению могучего ярла, солнце уже садилось за горизонт. Битва, пролетевшая как одно мгновение, оказывается, длилась целый день. Олаф даже ни капельки не устал, его только, как обычно, после жаркого сражения, мучила нестерпимая жажда.
- Эля мне бочку! Бегом, сукины дети! - кричал ярл громовым голосом, ярость пропала, но возбуждение от пережитого еще подстегивало его темперамент.Ни в жизнь не поверю, что у этого пьяницы Клэвина в погребе нет хорошего запаса кислого пойла!
Погреба Клэвина и впрямь были завалены элем, винами и прочими горячительными напитками, поэтому воинам Торкланда не составило большого труда исполнить желание своего грозного предводителя. Олаф закинул голову, широко открыл рот и, на удивление плохо знавшим его викингам, влил в свое бездонное чрево содержимое принесенного ему небольшого бочонка. По обыкновению, после промывки элем мозги грозного Торкланда стали работать четче, мысль прояснилась. Он отбросил в сторону - пустой сосуд и взглянул на одного из ярлов, который сидел урядом с ним и старательно надирался.
- Эй, Сигурд,- позвал его Олаф,- Клэвина не нашли?
- Да кто его знает? - ответил Сигурд, недовольный тем, что его оторвали от любимого занятия.
- Обыскать все, перевернуть все трупы, и чтобы до темноты здесь был Клэвин, живой или мертвый. Пока его не найдете, эль хирдам не раздавать, а мне сюда еще бочонок,- отдал распоряжение Торкланд и присел на камень.
Остлендский остров увеличивался стремительно. "Фенрир" поравнялся с ним, и Хэймлет переложил стир направо, меняя курс, поворачивая вслед за изгибом береговой линии, нарочно замедляя ход. Драккары Клэвина, как стая голодных волков, шли за ним по пятам. Корабль конунга обогнул мыс, и взгляду открылся весь флот молодого принца, ожидающий в полной боевой готовности.
На кораблях, видно, заждались своего вождя и, лишь только "Фенрир" вынырнул из-за скалы, тут же ринулись навстречу. Хэймлет, подведя драккар чуть ближе к остальным своим кораблям, развернул его и, возглавив флот, повел навстречу противнику.
Количество кораблей преследователей не уступало размерам флота сэконунга, но нападение было столь неожиданным, что первые потери врага оказались огромными. Корабли Хэймлета таранили и переворачивали вражеские драккары. Воины перебрасывали абордажные крюки через борт неприятельских судов и, сцепившись с ними, обнажив мечи, бросались на врага. Море стало красным от крови, а небеса наполнились стонами.
"Фенрир", разогнавшись, шел сквозь вражеский флот, минуя мелкие корабли и выбирая себе противника подостойнее. Наконец прямо по курсу Хэймлет увидел то, что искал. Оскалив драконью пасть, на него несся корабль самого Клэвина. Это судно было почти вдвое больше "Фенрира", но заметно уступало ему в скорости и маневренности. Однако вокруг было так тесно от кораблей, что негде было развернуться, и Хэймлет оставил попытку зайти в борт противнику, чтобы в очередной раз испытать крепость лба своего драккара, и, поравнявшись с ним, просто сцепился борт о борт.
Хирдманы, несмотря на численное превосходство неприятеля, тут же пошли в атаку и перескочили на вражеский корабль. Молодой конунг был одним из первых. Он прорубал себе дорогу сквозь ряды противника, стремясь прорваться к корме вражеского судна.
Вдруг сквозь на мгновение разомкнувшиеся вражеские ряды Хэймлет заметил Клэвина, стоящего за спиной своих викингов и отдающего приказания. Вид ненавистного родственничка вызвал в молодом конунге скрытую тревогу об успехе сражения. Он хорошо знал своего дядю, тот был трус и никогда не отправился бы в море, не будучи уверенным в своей безопасности. Но в конце концов дан решил, что дядя не подозревал о засаде, бросившись всем своим флотом в погоню за единственным кораблем племянничка. Подавив беспокойство, Хэймлет усерднее заработал мечом. Клэвин был так близко, что оставалось пройти несколько шагов, чтобы дотянуться до него. Молодой конунг вспомнил отца и с ненавистью всадил меч в живот огромному викингу, преградившему ему дорогу.
Всего несколько шагов отделяло дядю от племянника. Но у Клэвина была неплохая команда, все рослые как на подбор. Прорваться сквозь них было непростой задачей, однако хирдманы Хэймлета рубились отчаянно и все же одерживали верх. С каждым новым павшим своим воином Клэвин все больше нервничал. Он побледнел, на лбу собрались морщины, он истерически кричал на своих телохранителей, делающих и так все возможное, чтобы спасти своего предводителя.
