— Да, милая сеорита, — на редкость доброжелательно ответил призрак, изо всех сил стараясь казаться добрым и пушистым, каким никогда не был при жизни, да и в призрачном периоде существования тоже. А потом, одарив библиотекаршу одной из тех ослепительных улыбок, от которых, без сомнения, сходили в старину с ума его поклонницы, продолжил, руководствуясь, видно, тактикой обращения с дикими животными: неважно, что говорить, главное умиротворяющим, спокойным тоном, чтобы не спугнуть зверушку. — Счастлив познакомиться с дочерью моего дорогого друга Тормесо. Знаете, я частенько эгоистично жалею о том, что он вел такую спокойную жизнь, и Силы Смерти благополучно перенесли его в объятия Зигиты, а оттуда к новому перерождению. Он это, без сомнения, заслужил, но я лишился драгоценного общества такого великолепно эрудированного собеседника, одного из немногих, с кем можно было побеседовать буквально обо всем. Он и призраком мог бы стать хорошим, даром что уважал хорошую кухню. Надеюсь, ты больше не боишься?
— Да, не боюсь, — улыбнулась сквозь слезы Сария. — Спасибо вам за такие слова об отце. Я тоже очень скучаю по нему. Вспоминаю частенько. Иногда мне снится, что его смерть была только сном, что все по-прежнему. Я спешу проснуться, чтобы убедиться в этом, а пробудившись, захлебываюсь в отчаянном разочаровании и боли. Мне так не хватает его общества, советов, тепла…
— Это хорошо, милая девочка, он достоин доброй памяти в людских сердцах, — подтвердил Рогиро, в память о своем друге стараясь быть тактичным с его ребенком. — Но вот плакать о нем не стоит. Или ты жалеешь себя?
— Наверное, — смущенно, с капелькой стыда, согласилась библиотекарша.
— Не надо. Разве в этой жизни совсем не осталось тех, кто любит тебя или кого любишь ты, кому ты нужна? — играя роль умудренного жизнью старца, догадливо поинтересовался призрак, не упустивший из вида пылких взглядов Хорхеса.
Сария снова кивнула, на сей раз покраснев столь густо, что заалели даже кончики маленьких ушек. А Рогиро удовлетворенно замолчал, считая, что со своей задачей вполне справился и долг перед покойным Тормесо закрыл. Чтобы убедиться в правильности своих выводов, он покосился на единственную, кроме Сарии, представительницу женского пола, почему-то молчавшую на протяжении уже нескольких минут.
Представительница одобрительно кивнула, но продолжала молчать, не в силах вымолвить ни слова, полная ощущением невообразимого вкуса, дарованного ее нёбу одним маленьким, невинным на вид зеленым листиком. Это было нечто!!! В худшем смысле слова! Едва листик коснулся языка, его обдало холодом, потом свежестью, потом начало жечь, как от перца, и защипало. Вкус был очень своеобразный, мозги продирал здорово, но есть это было совершенно невозможно. Между тем трое извращенцев: магистр, Гал и Рэнд — с видимым наслаждением жевали листики.
— Что это за… растение? — опустив слово «дрянь», наконец выдохнула Элька.
— Вкусно, правда? — радостно спросил Рэнд. — Можно мне еще?
— Да. Приятно, — в кои веки согласился с вором принципиальный воитель.
— Это листья мятного перчика, — пояснил магистр, довольный тем, что нашел разом нескольких любителей столь экзотичного продукта, милого его сердцу, и охотно отсыпал Рэнду еще ворох листочков.
— Очень… специфичный вкус, — заметила девушка, титаническим усилием воли заменив этой нейтральной фразой словосочетание «гадость невообразимая». — Им только мертвых подымать. Восстанут как миленькие и побегут подальше.
— Да, мятный перчик нравится немногим. Обычно его употребляют маги для освобождения сознания перед заклинаниями, — продолжил с добродушной улыбкой дедушки Альмадор. — А я просто так временами пожевать люблю, освежает.
— Ой-ёй, — насторожилась Элька после слов «освобождение сознания» и пробормотала себе под нос: — Хорошо бы Лукас поскорее вернулся.
— А мне эти листья совершенно не нравятся, слишком жжется и холодит, — честно призналась Сария, из любопытства попробовавшая мятный перчик еще будучи девчонкой и осушившая тогда целый кувшинчик сока фаар, чтобы затушить холодный пожар во рту. Отец тогда еще долго посмеивался над любопытной малышкой.
— Разумные слова, сеорита, — поддержал ее Зидоро, которому приходилось перчик пожевывать на некоторых храмовых ритуалах или в ночные бдения, но никогда добровольно.
— Я его вкуса тоже отродясь не любил, — вставил Рогиро и спросил у Эльки: — Но вас что-то встревожило, прелестная сеорита?
— Надеюсь, что ничего, — опасливо ответила девушка, прислушиваясь сама к себе.
— Ты чего Лукаса зовешь? Никак успела соскучиться по нашему магу или заревновала? — весело удивился Рэнд и, прижав руку к груди, патетично воскликнул: — Ах, чувствительное женское сердце!
— Так, — тяжело уронил Гал, куда более, чем Элька, встревоженный словами магистра. Воин тут же связал его фразу с информацией о хаотической природе магии девушки и забеспокоился всерьез: как бы эта горе-колдунья чего не натворила. — Как ты себя чувствуешь?
— Язык на перченую сосульку больше не похож. А в целом странно, как будто все тело изнутри щекочется легким перышком, — задумчиво констатировала Элька, прислушиваясь к диковинным ощущениям.
Неприятное жжение вкупе с ледяной бурей на языке прошло, по лицу девушки блуждала задумчивая улыбка. Внутренняя щекотка все усиливалась, и Элька, не удержавшись, тихонько захихикала, почему-то вспомнив нетленную классику детской литературы о загадочной идеальной няне Мери Поппинс и полетах ребятишек, заглотнувших смешинки. Неожиданно это показалось Эльке до того забавным, что она от души расхохоталась. В ту же секунду тело девушки утратило вес, и она, взмыв под потолок, беспечно заболтала в воздухе ногами.
— Что с тобой? — несколько обеспокоился Рэнд. — Как ты себя чувствуешь?
— На удивление легковесно, — скаламбурила Элька и весело рассмеялась собственной остроте. — Листочки перечные — гадость невообразимая, простите за откровенность, магистр Альмадор, но последствия мне очень нравятся!
— Так, — снова, сложив руки на груди, обреченно вздохнул воитель, тоже неожиданно сильно заскучавший по Лукасу, способному совладать с ситуацией.
Как справиться без помощи магии с неопытной хаотической колдуньей, не убивая ее, Гал просто не представлял, таких проблем ему решать не приходилось. Это вам не войска в битву вести или штурмом замок взять. Но на всякий случай подошел поближе к зависшей под потолком беззаботной Эльке. Ее-то нисколько не угнетало сие подвешенное состояние.
— Странно, я тоже жевала листики мятного перчика, но никогда не летала, — удивленно заморгала Сария, с детской завистью взирая на воздушные кульбиты посланницы Совета богов.
— Да и я, признаться, тоже, — вставил Рогиро, с интересом наблюдая за происходящим. — Впрочем, теперь я летаю и без всяких чар. Одно из многих преимуществ нынешней формы бытия.
Любопытный призрак взмыл в воздух и завис рядом с Элькой, пытаясь на глазок определить, какие чары поддерживают девушку в невесомости.
— Везет вам, я, может, всю жизнь летать мечтал, атаки не сподобился, — протянул Рэнд, ради забавы размышляя о том, какие радужные перспективы открываются перед вором, обладающим даром природной левитации или, на худой конец, тем же заклинанием длительного действия. Иной раз через окно или крышу в любой дом проникнуть куда как сподручнее, чем через дверь, на которые коварные люди приспособились вешать всякие замки и ставить тяжелые засовы. А уж от стражи в случае чего лётом спасаться и того проще, ежели, конечно, стража не при арбалетах.
— Перестань! Хватит хулиганить! Спускайся! — сурово нахмурился Гал, слабо надеясь, что его начальственный голос окажет на девушку хоть какой-то положительный эффект.
— А мне и тут хорошо! — задорно откликнулась Элька. — И вообще, чего ты ругаешься? Я же сама видела, ты тоже левитировал недавно!
— Я никогда не летал, — твердо возразил воин.
— Да ну? А кто в воздухе на площадке перед моими окнами висел, тренировался? — напомнила она.
— Это был не полет. Я медитировал, — категорично отрезал зануда Гал.
— Все равно в воздухе висел! А теперь и я полетать хочу! — капризно заявила девушка, перекувырнувшись в воздухе. — Не все же медитировать умеют!
С ее правой ступни слетела туфелька и ринулась вниз, к Эсгалу. Воин перехватил обувь в полете, не дав ей стукнуть себя по голове. Это так развеселило Эльку, что последовал новый взрыв смеха, наверное, впервые за всю историю существования Ильтарии и многих других миров в прямом смысле этого слова: разноцветные ярко сияющие искорки разлетелись от колдуньи по всему залу.
«Хорошо, что на сей раз не яблоки», — оптимистично подумал воин, которому совсем не хотелось изображать из себя того ученого из Элькиного мира, которому, по рассказу девушки, вечно падали на голову тяжелые фрукты.
