Эх, не так надо, решил Жихарь, пробежал немного назад и снова развернулся.
Вторым заходом он не собирал никаких войск, а сам нарядился в тряпье и тихонько, незаметно, убогим нищим пробрался в Жупелову столицу, далеко обходя все кабаки, и в руках у него вместо меча расписные гусли.
Вместе с прочими песельниками и гудошниками впустили его в княжий терем, накостыляв ни за что по шее, и угостили его коркой хлеба да пивным суслом.
А когда грянули гусляры величальную своему рогатому владыке, богатырь запел не в склад и не в лад, но всех осилил, всех перекричал, и такая хорошая и крепкая у него получилась песня, что скукожился на своем резном престоле князь Жупел, задрожал и растекся зеленой грязью, из которой некогда и вышел в князья, а жестокая отравительница, гордая княгиня Апсурда в испуге сорвала с себя нарядное, расшитое речным жемчугом платье и поспешно, как последняя поломойка, стала подтирать им со скобленых ради праздника досок бывшего супруга, чтобы не замарал новый хозяин Столенграда своих красных сапожек на высоких каблуках.
И пали на колени дружинники, некогда повязавшие своего же товарища в неравной схватке, и жалобно возопили:
– Джи–хар! Джи–хар! Джи–хар!
Только Жихарь не проснулся.
– Но все же, если бы вам пришлось выбирать добровольную смерть, в каком виде вы бы ее предпочли?
– Хотел бы быть погребенным под телами итальянских актрис.
Интервью с Вуди Алленом
А проснулся он от пинка по ребрам. Богатырь так и не узнал, кому принадлежал пинок. Скорее всего, это был Принц, отчаявшийся словесно разбудить пьяного побратима.
Яр–Тур отбивался Жихаревым мечом от неизвестных напастников.
Богатырь живо вскочил на ноги и первым делом заехал одному из недругов по затылку. Голова, даром что была в железной шапке, разлетелась на куски: то ли Святогорова сила себя показала, то ли разрыв–трава.
Увидев такое дело, враги отпрянули, и только сейчас Жихарь увидел, что находится уже не под алым небом и не на бегущей дорожке, а в зале со стенами из черного полированного мрамора и что кроме них вокруг толкутся какие–то здоровенные стражники, размахивающие кривыми мечами. Стражники облачены были в доспехи из вороненой стали, но боевой сноровки им не хватало – гости, пожалуй, сюда редко захаживали.
Яр–Тур с ревом разрубил одного из своих противников до пояса, обе половинки распались было, но передумали и сразу же срослись.
«Не люди, – облегченно подумал Жихарь. – Значит, и надо с ними не по–людски».
Он подбежал к сросшемуся было стражнику и, прошептав «Всех убью, один останусь», легонько щелкнул его по шлему. Как и в первый раз, голова лопнула, а тело одно воевать не стало, грохнулось на мраморный пол, заливая его бурой жижей.
«Где же Будимир?» – встревожился Жихарь. Птицы было не видать, не слыхать – устыдился Красный Петух, что не разбудил хозяина вовремя.
А Лю Седьмой вел себе совсем нехорошо и не по–геройски: ползал в ногах у десятка окруживших его стражников, махал руками, кричал, что он тут человек случайный, что совсем недавно был награжден шапкой с золотым шариком. И все норовил облобызать врагам обувь.
– Ты, косоглазина позорная! – рявкнул Жихарь. – Что ты там пыль собираешь?
Лю Седьмой подпрыгнул, перелетел через кольцо нелюдей. Они двинулись за Бедным Монахом, но тот следующим прыжком очутился возле побратимов.
Стражники устремились к ним, но все разом повалились, а на полу остались стоять только ноги, обрубленные где по щиколотку, где по колено.
Жихарь вспомнил, как действует Меч, Закаленный Во Тьме, и расхохотался.
– Иногда полезно прикинуться беспомощным трусом, чтобы нанести врагу сокрушающий удар, – самодовольно сказал Лю Седьмой.
– Да ты меня превзошел! – встревожился Жихарь, подсчитав своих и чужих убитых. Он набежал на оставшихся, награждая кого оплеухой, кого подзатыльником. Разрыв–трава продолжала действовать безотказно.
Только Яр–Тур рубился по старинке, без чудес. Отсекши очередную голову, Принц успел поддеть ее кончиком меча и метнуть в самый дальний угол. Голова покаталась–повалялась в поисках туловища, да и успокоилась.
Помаленьку перевели и остальных нелюдей.
– Как не хватало мне доброго сражения! – воскликнул Яр–Тур, вытирая меч вязаной варежкой, подаренной одной из бесчисленных подружек в Окаянии.
– А почему мы здесь очутились? Почему Будимир не пел? – вместо похвалы накинулся на него Жихарь.
Откуда–то из–за угла выбрел понурый петух. Он смущенно и виновато скреб лапою мраморные плиты. Раскаяние птицы было весьма искренним – на камне оставались глубокие царапины.
– Мы все прискорбнейшим образом задремали, сэр брат. Мне привиделось, что дорога привезла меня прямо в мое королевство, и священный камень вскрикнул, когда я присел на него, и заколдованный королевский меч с легкостью вынулся из этого камня, и вокруг меня собрались храбрейшие из храбрых, а подлейшие из подлых расселись на заранее заготовленных кольях. Я уже заканчивал полировку Круглого Стола, когда внезапный удар о стену вернул меня к жестокой действительности.
– Смотри–ка, ты, брат, оказывается, и столярничать мастер! А каких врагов наш молодой дедушка Лю побеждал?
– Мои мечты и грезы, увы, оказались низменными, в глубине души я все еще пекусь о мирской суете. Следует изжить это в себе дополнительной сотней лет отшельничества, – сокрушенно сказал Бедный Монах. – Я очутился в экзаменационной кабинке наедине с кистью и тушечницей. Сразу же принялся писать сочинение на тему «Покорение царства Инь–Шань с помощью соломенной кавалерии» и смог уложиться всего в десять тысяч триста тридцать два иероглифа. Мне вручили красный диплом, новый халат из юнаньского шелка и шапку с золотым шариком… Какой позор!
Только сейчас Жихарь понял, как у него болит голова.
– Мне тоже хвастаться нечем, – вздохнул он. – Так, ерундой какой–то занимался, мстил изощренно, рвал и метал, а о деле и не вспомнил. Да еще и напился – бейте меня и судите! Отныне капли этого винища в рот не возьму, вот только еще пару глоточков сделаю…
Ну, это ему позволили в честь победы.
– Куда же теперь? – Жихарь достал золотую ложку. Она указала на неприметную с первого взгляда дверь в черной стене. Дверь и сама была черная, украшенная только красным знаком: круг, пересеченный зубчатой линией. – Это препона пустяковая. – Богатырь пошел было к двери, но дверь сама с треском распахнулась, и на пороге появился тот самый незнакомец с драбаданской поляны.
Тот, да не тот – он и ростом был повыше, и одет понаряднее, и глаза разноцветные закрыл черными стеклами. Только ухмылка была знакомая, противная и кривая.
Незнакомец оглядел побоище, брезгливо поморщился и щелкнул куцыми пальцами.
Тела нелюдей поползли прочь, на ходу сгребая утраченные головы.
– Я предлагал вам вечную молодость, – негромко, но очень слышно сказал незнакомец. – Этим даром вы пренебрегли. Теперь каждый из вас волен сам выбрать свою смерть.
«А вдруг разрыв–трава поможет и рука не укоротится?» – подумал Жихарь и стал бочком подкрадываться к двери.
Но тут кулак его сам собой разжался, кожа на ладони лопнула, и окровавленный стебелек шлепнулся на пол. Богатырь отступил, облизывая раненую руку.
– Ты все–таки кто будешь? – проворчал он.
– Да, мы имеем право знать имя того, кто грозит нам смертью, – поддержал его Принц.
А Лю Седьмой промолчал – и так, видно, знал.
– Что ж, – сказал незнакомец. – Некоторые в здешних краях наградили меня дурацкой кличкой Мироед. Какая глупость! Они бы, пожалуй, и доктора Фауста объявили кулаком…
– Ничего не понимаю, – сказал Жихарь. – Какой такой кулак? Чей кулак?
– Сэр Мироед весьма древнее существо, и общаться с ним следует на языке древности, – прошептал Яр–Тур, а потом, направив палец на Мироеда, хрипло и гнусаво, безобразно растягивая слова, процедил: – Ты мне очень не нравишься, парень. Очень не нравишься. Ты весь какой–то плохой. Нам с тобой вдвоем слишком тесно в Додж–Сити. Желательно мне, чтобы ты поскорее унес свою поганую рожу из салуна старого Боба Мак–Гроу, иначе мои люди надерут тебе задницу, как они сделали это с твоими паршивыми койотами, потому что я здесь босс, усек?
Мироед несколько раз хлопнул в ладоши:
– Великолепно, так оно все и было. Но, как говаривал примерно в те же годы великий Клинт Иствуд – «Джон Уэйн не может выстрелить в спину, а я могу».
Что с удовольствием и сделаю. Так как же все–таки насчет смерти, ребята?
Учтите, я далеко не каждому даю право выбора.
Бросаться на него было бесполезно, они это уже знали. Будимир ходил как чужой. Не мычал и не телился, поскольку он все–таки птица, а не крупный рогатый скот.
