Сим поднялся, раскинул руки и пошел по избе, выписывая ногами петли. При этом он пел без голоса:
Эй-ей-ей, хали-гали!
Эй-ей-ей, самогон.
Эй-ей-ей, сами гнали!
Эй-ей-ей, сами пьем.
И кому какое дело — где мы дрожжи достаем!
Если это был ответ на Лесов вопрос, то маловразумительный, как прорицание слабого ведуна. Тут из-за стола выскочил конюх и принялся кружить вкруг кузнеца, оглаживая собственные бока, как бы дроча жилистый стебель своего тела.
У милашки я на ляжке
облигацию нашел,
снял порты я и тельняшку —
и мой номер подошел. —
Это вышел в круг коновал. Снялся приплясывать.
Сяду задом на забор,
потрясая грудею:
выйди, милый, на бугор,
покажи орудию! —
выкрикивал Кос, распахивая полы халата и эту «орудию» демонстрируя.
Мы ходили с Манею
на голосованию, —
подхватил кузнец, —
раздевались догола,
потом сования была!
Моя милая с тоски
проглотила три доски.
Через тридцать три недели
снизу ящики летели! —
Фершал пустился вприсядку, дробно отстукивая ритм «орудией» по полу.
Меня милка — колом, колом,
А я милку — хреном голым.
Меня милка — чем-нибудь,
а я милку — чем гребуть.
Даже домовой не выдержал такого веселья. Подпрыгивая на откидной скамейке, прокричал:
По столице мы катались
на верблюде без узды.
На такую бэ нарвались —
восемь сисек, три… креста!
— Кам, а кто такой верблюд? — спросил Нов.
— Это горбатый конь, какие у желтокожих водятся.
Милая обидела:
без штанов увидела
и заела поедом —
дразнит гуманоидом, —
пожаловался из-под потолка Сенька.
Моя милая в гробу,
я тихонько к ней гребу.
А дополз — гнила звезда
подмахнула, как всегда! —
проскрипела из домовины Семеновна и захрапела, будто и не просыпалась. А может, и впрямь во сне чушь порола.
— Кам Рой, скажи старожилам, — попросил Нов, — чтобы они мне квасу дали взамен этой чул-мысовой отравы.
— Извини, Лес, я совсем из виду упустил, — сказал маг, — что ты не пьешь водку.
— Воду я пью, — сказал юноша. — А больше всего люблю брусничную.
Старожилы вернулись к столу, и Рой попросил принести для юного чародея березового кваса либо брусничной воды.
— Эй, Сенька! — хлопнул в ладоши Сим. — Слетай-ка в погреб и принеси березового квасу со льда и брусники моченой.
— Мухой слетаю, — заверил домовой и выпорхнул в дверь, распахнув ее плешивой башкой.
— А ты пока картохой закусывай, — посоветовал кузнец.
Нов взял из чугуна горячий светло-коричневый плод и вонзил зубы, но едва не подавился: таким рыхлым и пресным оказался незнакомый фрукт.
— Картошку в мундире не так трескают, — объяснил Сим. — Сперва с нее нужно мундир снять, разжаловать, а затем в соль макнуть, как француза под Москвой мордой в снег.
Он взял плод в руки, ловко облупил, макнул в соль и только после этого откусил.
Ах, картоха, объеденье,
старожилов идеал.
Тот не знает наслажденья,
кто картошки не едал, —
пояснил он, прожевав и проглотив.
Лес попробовал картошку, как научил кузнец. Теперь понял, что картоха — продукт простой и незамысловатый, но очень вкусный. А тут как раз вернулся Сенька и водрузил за стол миску моченой брусники и кувшин кваса. Нов вылил водку в Камову кружку, а себе налил квасу.
— Рой так это и есть тот самый напиток, ради которого кузнец всякий раз самогонодоильный агрегат изобретает?
— Он и есть, — подтвердил догадку Рой.
— А мужики гадали: чего он все время мастрячит? Что за агрегат и каково его истинное назначение? Дедуля Пих говорил: огненную воду делать. А мужики не верили: не горит вода! Попробовали бы, так перестали спорить.
— Еще попробуют, — заверил маг. — И тогда их от огненной воды никто и за уши не оттянет. Но пока рановато, анахронизм получится.
Кузнец снова набулькал в кружки.
— Хочу диагноз раком поставить, — объявил Кос, размахивая посудой, — сиречь тост поднять. Выпьем за девок, баб и вдовушек! Кто не пьет и не дерет, тот здоровеньким помрет. Отчего мужика скрючило? Оттого, что не пил горючего. Отчего невстолиха у мужа? Не гулял и не пил к тому же. Ну-ка, кружечка-гвоздь, как хозяин, так и гость! — Он лихо опрокинул водку в клинышек бороды.
Все выпили и принялись закусывать картошкой и моченой брусникой.
— Бог троицу любит, — заявил Виш. — Сим, на-булькай по третьей. Выпьем за юта, — мужики заартачились, — чтоб не было ему приЮта! — Застолье облегченно вздохнуло. — Выпьем за Фому, что гостит у нас в дому. Выпьем за то, чтобы Лес в тайны ютские залез. Выпьем за кузнеца, что дороже нам отца. Мать нас грудью вспоила, а от его самогона — сила! Отец в нас вкладывал разум, а кузнец — сто угодий разом! Выпьем за Коса, чтоб не глядел косо. А особо выпьем за Виша — я от него завишу!
— А за упокойницу Семеновну кто да кто выпьет? — послышался скрипучий голос из сосновой домовины. — Разве я не драчевская, а так — морда бичевская? Я ль из худого семени, я ли — без роду-племени?
— Про тебя, Семеновна, я только песней могу, — заявил конюх.
— Давай песню.
Виш встал, подбоченился и запел приятным баритоном:
Ой, Семеновну да раскулачили:
завели в сарай, да засарачили!
— Было дело, — вздохнула бабка. — Ой, было! Приятно вспомнить. Как вспомню, так вздрогну, аж мурашки по телу. Могу с вами поделиться!..
Но старожилы от такой чести отказались.
— Мы тут, Фома, посоветовались с народом, — заявил кузнец, — и приняли резолюцию. — Он долго рылся, наконец извлек мятую бумагу. — Циркуляр-депеша. Некий сильномогучий богатырь Фома свет Беренников обратился к Драчевским старожилам с нижайшей просьбой о предоставлении ему, вышеназванному Фоме, а также спутнику его, чародею Лесу Нову, политического убежища в селе Драчевка, а также всего прилагающегося, как-то: места в заезжей, подъемных, кормовых, прожиточных, средств на пропой и талонов на самогон. Для чего ему, вышеописанному Фоме, необходима временная прописка. Также поклон бьет Беренников о фураже для коней и юта Болвана. Резолюция. Предоставить временную прописку и прочие блага после совершения трех подвигов. А именно: параграф первый — истопить Коновалову баньку, параграф второй — выдоить конюхову корову, параграф третий — огулять приблудную кобылу Инфляцию, чтобы она жеребятами окотилась или опоросилась. Подписи. Председатель сельсовета фершал Кос. Генеральный секретарь общего собрания конюх Виш. Докладчик кузнец Сим. Бумага верная и обжалованию не подлежит.
— Все? — спросил маг.
— Жди повестку.
— Какую повестку?
— А бабу такую распутную, которая тебе бумагу эту депешей доставит.
— Что за бюрократию вы тут себе позволяете? — возмутился Рой. — Некогда мне вашу бабу ждать, тем более — развратную. Желаю прямо сейчас к исполнению подвигов приступить. А ежели кто возражает, так тех я по кочкам разнесу! Председателя осекре-тарю, секретаря оциркулярю, а докладчика одепешу! Кто да кто против богатыря Фомы, прошу поднять руки.
Желающих не нашлось. Сим боязливо передал бумагу сильномогучему Беренникову, тот небрежно сунул ее куда-то. Лес поразился грозному виду мага. Вот ведь как напугал старожилов страшными словами и неведомыми карами! И что это за подвиги такие: истопить баньку, подоить корову?
Вся компания поднялась из-за стола и вывалилась на улицу. Сияла полная луна. В лунном свете протопали они к дому Коса, где на крутом берегу стояла рубленая банька. Сложена она была из сосновых бревен, имела просторный предбанник, каменку и широкий полок. Нов ожидал, что Кам для начала станет рубить дрова, но не тут-то было. Рой взял толстенную вагу и вывернул сруб из земли. Затем натаскал валунов и забил предбанник. Еще раз подвел вагу, да и навернул баньку с крутого бережка в воду. Набитый камнями сруб не затонул только потому, что воды в Ое было чуть выше колена.
— Истопил, — развели руками старожилы. — Задание выполнено.
С конюховой коровой пришлось потрудней. Никакая это оказалась не корова, а самый настоящий бык по прозвищу Демократ. В дойку бык никак не давался, рыл землю копытами, норовил надеть богатыря на рога. Но Кам ухватился могучей рукой за железное кольцо, продетое в ноздри Демократа, а другую руку с зажатой в ней кружкой сунул быку под брюхо. Чего он там надоил, Лес так и не понял.