— Мои родители большие оригиналы, — ответил черт, мрачнея. — Это не полное имя, его пришлось сократить, уж больно трудно произносить, да и смешно звучит.
— А как звучит? — не унимался дотошный ангел. — И что может быть смешного в имени человека?
— Вот именно, человека, — буркнул черт, — Чингачгук.
— Что?
— А то, что зовут меня так — Чингачгук Эфроимович. — Гуча стал в картинную позу и шутовски поклонился удивленному спутнику.
— Не могли тебя так назвать, — возразил Бенедикт. Он серьезно занимался историей параллельных измерений я поэтому предположил, что его опять разыгрывают.
— Много ты знаешь! У меня мамаша — специалист по коренному населению Америки, а папа, тряпка порядочная, позволил ей испортить ребенку жизнь… Ну че ты ржешь? — попробовал рассердиться тезка гордого индейского вождя, но Бенедикт смеялся так заразительно, что он махнул рукой и тоже расхохотался, в который раз удивляясь нелепости своего имени.
— Наследника где будем искать? — внезапно спросил Гуча. Бенедикт сразу сник. Он, хотя и уверял всех в обратном, хорошо помнил, что написал в том злополучном сценарии. — Ведьма сказала Большому Боссу, что отвезла младенца в Последний Приют и подбросила под чьи-то двери. Большего от нее не удалось добиться. Все разорялась по поводу аморальности поступка. Так что ты накатал в сценарии?
— Не помню, — по привычке заканючил Бенедикт.
— Я, ангелок, не дядюшка, и очки мне втирать не надо. — Черт вытащил из торбы карту и разостлал на пне. — Последний Приют находится в Забытых землях, места там опасные, а ты скрываешь важную информацию. Как ты думаешь, что я могу сделать, чтобы вытрясти из тебя правду?
— Побить.
— Правильно. Мне приступать?
— Это негуманно!
— Зато как действенно, Бенедиктушка! Считаю до трех — раз…
— Мне очень стыдно, — пролепетал ангел.
— Ничего, как говорят люди — стыд не хлорофос, глаза не выест, так что рассказывай!
— Я тогда к первой самостоятельной работе приступил, — убитым голосом произнес Бенедикт, — а начальник меня перед всем коллективом высмеял. И за что, как ты думаешь? Только за то, что я родственник Босса. Так и обозвал — Боссородственник!
— И что?
— А то, — огрызнулся Бенедикт. — Не мог же я сказать лицу, занимающему высокое положение, все, что я о нем думаю.
— Почему?
— Во-первых, нарушение иерархии, а во-вторых, я не так воспитан. Вместо примитивного выяснения отношений я взял и в конце сценария написал все, что хотел сказать этому несправедливому руководителю, который предвзято относится…
— Короче, оратор!
— Я же не знал, что сценарий утвердят, вот и внес поправки. Просто не понимаю, как такое возможно? Не понимаю!!! Если работа хорошая, то зачем критиковали? А если плохая, зачем утвердили? Нелогично как-то.
— А жизнь, ангелок, сама по себе штука очень нелогичная. Ты лучше расскажи, какие исправления внес?
— А разве ты сам не читал?
— Нет. — Гуча поморщился. — Я посмотрел — программа другая. Не разобрался, сразу к ведьме кинулся. Голова сильно болела. С похмелья.
— Понятно, — сочувственно произнес ангел, уже знакомый со спиртными напитками. — Я написал: «Чтоб ты сгинул неизвестно где, чтоб тебя там повесили вниз головой, привязав к столбу…»
— Надеюсь, не за яйца?
— Нет, — Бенедикт покраснел, — за ноги.
— Слава богу! Только представь, что бы мы с тобой делали с кастрированным наследником престола? Сценарий-то про кого был?
— Да так, про семнадцатого сына какого-то нищего. — Бенедикт задумчиво прожевал травинку, выплюнул ее и посмотрел на черта. — Ты сам подумай, ну кем может стать семнадцатый сын нищего?
— Как минимум — попрошайкой, вором и убийцей.
— Вот ты все понимаешь! — обрадованно вскинулся ангел. — С какой стороны ни посмотри, а нормального человека из него не получится. Я все точно не помню, но знаю, что анализ судьбы был сделан правильно. А этот крючкотвор меня таким болваном выставил, что хоть сквозь землю провалиться!
— Да, задачка. — Гуча задумчиво водил ногтем по карте. — Нам предстоит найти вора и афериста, сделать его королем и постараться, чтобы при этом он не стащил казну и корону, так?
— Примерно так, — согласился расстроенный воспоминаниями ангел.
— Сейчас мы находимся в старом лесу, в предгорьях. Дальше наш путь лежит через перевал в загнивающий городишко под названием Последний Приют. Это единственное человеческое поселение в Забытых землях. В старину там жили разбойники, бывшие пираты и прочие висельники, ну а теперь городок населяют их потомки, которые слишком упрямы, чтобы переселиться в более благоприятные места. Судя по карте, идти недолго, через сутки будем на месте.
— А найти подкидыша в многодетной семье проще простого, — радостно добавил Бенедикт.
— Если я не ошибаюсь, ангелок, нам не придется его искать — он будет висеть на столбе, привязанный за ноги. Нам останется только снять его, как спелый овощ.
— Фрукт, — поправил Бенедикт. — Я где-то слышал, что таких людей фруктами называют, только не пойму почему.
— Наверное, потому, Бенедиктушка, что их на деревьях часто вешают. — Гуча поднялся, повесил на плечо торбу и зашагал по направлению к возвышавшимся над верхушками деревьев горным верши нам, бросив на ходу: — Чем скорее покончим с этим делом, тем скорее вернемся домой.
— Мне как-то не особенно хочется возвращаться, — проворчал себе под нос ангел и поплелся следом.
Через два часа лес кончился, дорога пошла вверх. Бенедикт, не привыкший ходить по горам, то и дело оступался и падал. Когда добрались до вершины, он совсем выдохся. Во рту пересохло так, что он, отхлебнув из фляжки, даже не заметил, что в ней совсем не вода. На перевале Чингачгук разрешил отдохнуть несколько минут. Ангел вытер широким рукавом пот со лба и оглянулся назад.
Внизу простиралась живописная равнина, покрытая темной зеленью лесов. Словно драгоценные камни сверкали озера. Далеко на юге различались аккуратные квадратики полей и причудливые очертания городских башен,
Бенедикт посмотрел на север, по другую сторону горного хребта, и поразился — там простиралась голая, каменистая равнина, на которой тут и там темнели купы чахлых, кривых деревьев. Казалось, до горизонта рукой подать, наверное, из-за серого тумана, укрывшего землю клочковатым одеялом.
Тропка, что вывела путников на вершину, далее спускалась вниз, виляя меж валунов и направляясь к поселку домов из пятидесяти, покосившихся и ветхих.
Ангел стоял неподвижно, дивясь контрастности этого мира, его захватывающей дух суровой красоте. Где увидишь картину восхитительнее, чем эта, открывшаяся с вершины горы, — думал он, и в этот миг из гнезда, находящегося ниже, на утесе, взлетел орел. Бенедикт от восторга забыл даже, что надо дышать. Мощь и красота птицы заворожили его, он проводил орла восхищенным взглядом и, забыв обо всем, рванулся за ним, к облакам.
Хорошо хоть Гуча вовремя заметил, что ангел немножко не в себе, и насторожился, иначе косточек небожителя не собрал бы даже его любящий дядюшка. И так черт еле успел ухватить его за край камзола.
— Слушай внимательно, птичка! — отчеканил черт, прижимая юношу к земле. — Раньше ты был ангелом и летал! После — ты снова будешь ангелом и опять будешь летать! Но сейчас, запомни, сейчас ты — человек, а люди не летают! Вбей это себе в свою дырявую башку!!!
— Совсем не летают?
— Совсем!
— Жаль…
Гуча поднял посох и торбу, хмуро взглянул на ангела и начал спуск. Бенедикт поспешил за ним, подстраиваясь под быстрый шаг черта. Камешки под ногами осыпались, он скользил, высекая искры ненужными шпорами, старался не отстать.
Светало, когда путники вошли в городок. До чего же убогий был этот городок — дома через один грозили завалиться, улицы замусоренные. Даже ветер с моря, залетая сюда, терял свою свежесть и мчался дальше уже насыщенный зловонием гнили и нечистот.
Никто здесь не поднялся ото сна с первыми лучами солнца, не случали молотками кузнецы, не скрипели рыбачьи лодки. Городок, казалось, вымер. Все спали.
Но вот скрипнула калитка, и в переулок вышла старая женщина. В руках у нее была прикрытая чистой салфеткой большая корзина, судя по запаху, со съестным. Старушка озиралась по сторонам, словно боялась, что ее заметят.
Ангел, обрадовавшись, рванулся было к ней, но бдительный черт успел схватить его одной рукой за шиворот, а другой зажать рот.
— Тихо, — шепнул он, затаскивая спутника в переулок.
Женщина шла к центру поселка, где на столбе посередине замусоренной мостовой вниз головой висел парень. Руки его были связаны за спиной, ноги прикручены к перекладине толстой веревкой. Лицо от натуги было багрово-красным, так что россыпь веснушек на носу была почти неразличима. Ростом детина был как раз со столб. Его рыжие волосы подметали землю, и поэтому издалека казалось, что повешенный стоит на голове.
