Единорог выбил копытом несколько дюймов дерева из косяка.
– Но железо… – пробормотал Джейсон. – И гвозди…
– Да?
– Железо убьет его, – сказал Джейсон. – Если я подкую его железом, это его убьет. А я никого никогда не убивал. С муравьем я провозился всю ночь, и тот даже ничего не почувствовал. Я буду причинять боль живому существу, которое ничем мне не навредило.
– Гита, ты сходила за тем, что я просила?
– Да, Эсме.
– Тащи сюда. А ты, Джейсон, поддерживай огонь в горне.
– Но если я подкую его железом…
– А я что-нибудь говорила о железе?
Рог выбил камень из стены в каком-то футе от головы Джейсона. Кузнец наконец сдался.
– Но тебе придется держать его, – предупредил он. – Обычно жеребцов держат двое дюжих мужиков, да еще мальчишка на шее висит, а вот как быть с единорогом?…
– Он будет делать то, что я скажу, – пообещала матушка. – Он не посмеет мне перечить.
– Эта зверюга убила старика Скряба, – напомнила нянюшка Ягг. – Если она под молотом у Джейсона помрет, я плакать не буду…
– Стыдись, старуха, – упрекнула матушка. – Это ведь животное, а животные на убийство не способны. Только высшие расы могут его совершить. Это и отличает нас от животных. Давай мешок.
Она провела яростно сопротивляющегося единорога через двойные двери, которые двое горожан тут же поспешили закрыть. Буквально через мгновение копыто пробило внушительную дыру в толстых досках.
Прибежал Чудакулли со своим огромным арбалетом на плече:
– Мне сказали, в городе снова объявился единорог!
Треснула еще одна доска.
– Он там?
Нянюшка кивнула:
– Она притащила его сюда из леса.
– Но он же дикий!
Нянюшка Ягг почесала нос.
– Ага, но она… в общем, ей нечего бояться. Я имею в виду, когда дело касается дрессировки единорогов. И ведьмовство здесь абсолютно не при чем.
– Что ты хочешь сказать?
– Я полагала, – несколько насмешливо промолвила нянюшка, – некоторые способы ловли единорогов известны всем. Я деликатно намекаю на то, кому дано их ловить. Эсме всегда бегала быстрее тебя, верно? Она может перегнать любого мужчину.
Чудакулли стоял с широко открытым ртом.
– А теперь возьмем меня, – продолжала нянюшка. – Я всегда спотыкаюсь о первый же попавшийся корень. Иногда, правда, его так долго приходиться искать.
– Ты имеешь в виду, что, после того как я уехал, она никогда…
– Не говори ерунды. Впрочем, все едино – на данном этапе нашей жизни, – махнула рукой нянюшка. – И если бы ты не объявился… – Вдруг нянюшка что-то вспомнила. – Кстати, ты Казанунду не видел?
– Привет, мой маленький бутончик, – раздался веселый, полный надежды голос.
Нянюшка даже не стала оборачиваться.
– Ты всегда подкрадываешься сзади? – усмехнулась она.
– Этим и знаменит, госпожа Ягг.
Внутри кузницы было тихо. Потом раздалось постукивание молота.
– Что они там делают? – спросил Чудакулли.
– Что бы они ни делали, он уже не лягается, – ответила нянюшка.
– Госпожа Ягг, а что было в том мешке? – поинтересовался Казанунда.
– То, что она просила принести, – пожала плечами нянюшка. – Ее старый серебряный чайный сервиз. Фамильная драгоценность. Я сама видела его всего два раза, причем второй раз – сегодня, когда складывала сервиз в мешок. По-моему, она никогда им не пользовалась. Там еще такой молочник забавный, в виде коровы.
К кузнице продолжали подходить люди. Толпа заполнила почти всю площадь.
Стук молота прекратился. Совсем рядом раздался голос Джейсона:
– Мы уже выходим.
– Они уже выходят, – перевела всем нянюшка.
– Что она сказала?
– Сказала, что они уже выходят.
– Они уже выходят!
Толпа отступила. Распахнулись двери кузницы.
Появилась матушка с единорогом. Зверь шел совершенно спокойно, мышцы перекатывались под его белой шкурой, как лягушки в масле. Копыта звонко стучали – и как-то странно блестели.
Он послушно дошел с ведьмой до самого центра площади, где она его отпустила, слегка шлепнув по крупу.
Единорог тихо заржал и помчался галопом по улице в сторону леса…
Матушка Ветровоск проводила его взглядом. За ее спиной бесшумно появилась нянюшка Ягг.
– Серебряные подковы? – тихо уточнила она. – Они же моментально сотрутся.
– И серебряные гвозди. Ничего, они прослужат достаточно долго, – сообщила матушка миру в целом. – И она никогда его не дозовется.
– Подковать единорога… – промолвила нянюшка, покачав головой. – Только ты могла до такого додуматься, Эсме.
– Я всю жизнь этим занималась, – сказала матушка.
Единорог превратился в точку на вересковой пустоши, а потом и вовсе канул в вечернюю мглу.
Нянюшка Ягг вздохнула, тем самым рассеяв чары – если они, конечно, были.
– Ну что, значит, все?
– Да.
– Пойдешь в замок на танцы?
– А ты?
– Понимаешь… господин Казанунда попросил меня еще раз показать ему Верзилу. По-настоящему. Понимаешь? Думаю, это из-за того, что он – гном. Эти гномы сами не свои до всяких земляных сооружений.
– Ага, сами не свои, – подтвердил Казанунда.
Матушка закатила глаза.
– Гита, веди себя подобающе своему возрасту.
– Ну, это совсем не трудно, – возразила нянюшка. – А вот вести себя на половину своего возраста – задача не из легких. Кстати, ты мне так и не ответила…
И тут матушка, к вящему изумлению нянюшки, Чудакулли и, вероятно, самой матушки Ветровоск, взяла волшебника под руку.
– Мы с господином Чудакулли собираемся совершить прогулку к мосту.
– Правда? – удивился Чудакулли.
– Как мило.
– Гита Ягг, будешь так на меня смотреть, получишь по уху.
– Извини, Эсме.
– Вот именно.
– Наверное, вам захотелось поговорить о старых временах… – высказала свое мнение нянюшка.
– Может быть, о старых. Может, о других.
Достигнув леса, единорог не остановился – он продолжал мчаться вперед и вперед.
Под мостом бушевала река Ланкр. Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Вернее, можно – но зачем, если есть мост?
Чудакулли бросил камешек. Некоторое время спустя раздался тихий «плюх».
– Все когда-нибудь где-нибудь случается, – сказала матушка Ветровоск. – Тот паренек-волшебник, что приехал с тобой, о том же говорит, только много всяких мудреных слов вокруг наворачивает. Кстати, умный юноша – если бы еще видел то, что находится прямо у него под носом…
– Он хочет задержаться тут еще на чуть-чуть, – мрачно откликнулся Чудакулли и швырнул в водную стихию следующий камешек. – Эти ваши камни словно заворожили его. И король на его стороне. Как тут откажешь? Король говорит, мол, у всех монархов – шуты, а у него будет мудрец – до такого еще никто не додумался.
Матушка рассмеялась.
– Да и молодая Диаманда скоро поправится, – туманно выразилась она.
– Что ты имеешь в виду?
– Так, ничего. Это касается будущего. Оно же может быть каким угодно. Все что угодно может произойти.
Она подняла камешек. Он упал в воду одновременно с камешком Чудакулли, последовал двойной всплеск.
– Как ты думаешь, – спросил Чудакулли, – а где-нибудь… у нас… все было хорошо?
– Да. Здесь!
Однако, увидев, как бессильно обвисли его плечи, матушка решила смягчить тон.
– И там тоже, – сказала она.
– Что?
– Я говорю о том, что где-то Наверн Чудакулли женился на Эсмеральде Ветровоск, и они жили, – матушка скрипнула зубами, – долго и счастливо. Более или менее. Как и все прочие.
– Откуда ты знаешь?
– Я воспринимала обрывки ее воспоминаний. Мне она показалась вполне счастливой. А мне угодить достаточно сложно.
– Но как ты?…
– У меня много умений.
– А она ничего не говорила о?…
– Она ничего не говорила! Она не знает, что мы существуем! И хватит вопросов! Неужели недостаточно просто знать, что где-то все было нормально?
Чудакулли попытался улыбнуться.
– И больше ничего ты мне не скажешь?
– А больше ничего нет. Ну, или почти нет.
Где все закончилось?[39]
А закончилось все именно летней ночью, когда влюбленные пары занимаются своими делами и лиловые шелковые сумерки окутывают деревья. В стенах замка, даже после того как праздник завершился, еще долго звучали веселый смех и звон серебряных бубенчиков. А с пустынных склонов холма доносилось лишь молчание эльфов.
В эту самую первую пешку.
Боги – известные шутники.
А значит, все равно что неправда.
Который, как бы аккуратно его ни смотали, за ночь обязательно размотается и привяжет газонокосилку к велосипеду.
Такое случается постоянно и повсеместно по всей множественной вселенной, даже на холодных планетах, омываемых жидким метаном. Никто не знает почему, но в любой группе наемных работников раньше всех всегда встает начальник, который имеет дурную привычку оставлять на столах подчиненных укоризненные записки (или покрытые гравировкой кристаллы гелия). На самом деле единственным местом, где такая ситуация возникает довольно редко, является планета по имени Зирикс, но только потому, что у Зирикса целых восемнадцать солнц и встать рано утром возможно лишь раз в 1789,6 лет. Но даже там, раз в каждые 1789,6 лет, словно подчиняясь некоему общему сигналу, главные работодатели вползают в контору, сжимая в щупальцах створки ракушек с укоризненными посланиями.
