Ольга посмеялась, одобряя рассказ и ободряя рассказчика.
– А как же ролик? – спросила она. – Досняли?
– А куда бы мы делись! – режиссер комично развел руками. – Купили вторую сковороду и досняли. Вот она – цена опыта! С тех пор я не снимаю роликов без предварительно утвержденного сценария. Исключение делаю только для вас. Но это будет стоить... кхм! То есть, я хочу сказать, вы цените?
– Мы ценим... – загадочно улыбнулась Ольга, – и ценим очень высоко...
Бочарик купался и загорал в лучах ее глаз.
– А вот и наша студия! – сказал он, распахивая перед княжной тяжелую дверь. – Жаль, что мы так быстро пришли, а то бы я еще рассказал вам, как продал мясокомбинату рекламный девиз "Свежесть, проверенная временем! "...
В павильоне наблюдалась полная готовность к съемке. На месте были и оператор, и звукооператор, и осветитель, и даже гример, чего никогда не случается в момент начала плановых съемок. Подобную дисциплинированность люди искусства способны проявлять лишь при выполнении «левого» заказа. Ольгу живо усадили на стул, прицепили к платью микрофон-петличку, поставили свет, Бочарик скомандовал «мотор», и съемка началась.
Тут только Христофор спохватился, что не предупредил режиссера об особом характере снимаемого ролика. У него была заготовлена целая речь, объясняющая, почему в тексте ни разу не упоминается полиноид. Дело в том, собирался сказать Гонзо, что в данном ролике используется принципиально новый подход к рекламе. Уникальное Торговое Предложение (термин, знакомый любому мало-мальски грамотному рекламисту) записывается непосредственно на подкорку головного мозга потенциального клиента. Нервные центры и фрейдистские комплексы возбуждаются по методу Илоны Давыдовой, в результате зритель, хотя бы мельком увидевший рекламу, встает с дивана и отправляется покупать полиноид.
Это необходимое, как ему казалось, предисловие к ольгиным заклинаниям Гонзо решил было прошептать Бочарику на ухо, но режиссер приложил палец к губам и показал заказчику кулак. Христофор понял, что опоздал, отошел в тень и присел под щитом с красочной надписью «Вы-очевидец».
Быть очевидцем колдовства ему, как и Джеку Милдэму, приходилось уже не раз, но остальные вряд ли были готовы к такому зрелищу, и это несколько тревожило Христофора. Ольга же, наоборот, не обращала на присутствующих ни малейшего внимания. Она вдохновенно читала заклинания. Собственно, назвать «чтением» то, что происходило в павильоне, мог только человек опытный, специалист, подкованный в колдовских вопросах.
Оператор, прильнувший к своей камере, звукооператор за пультом, осветитель с недоеденным бутербродом во рту и режиссер, восседающий на полотняном раскладном стульчике – все словно окаменели, загипнотизированные волнами мертвенной, потусторонней энергии, зримо разливающейся в студии. Если перед началом съемки Христофора беспокоило, что режиссер не услышит ни одного слова «полиноид», то ближе к концу он стал беспокоиться, что в ролике вообще не будет ни одного членораздельного слова. Звуки, издаваемые Ольгой, можно было сравнить с чем угодно – с воем ветра, шорохом листвы, гулом отдаленной лавины – но только не с человеческой речью. Еще большее впечатление производили ее глаза. На экране монитора Христофор мог видеть этот взгляд – направленный в упор на камеру и предназначенный каждому из возможных зрителей _персонально_. Наваждение все усиливалось, становясь нестерпимым. У прожекторных стоек предательски подгибались ноги. Тонкий провод, идущий от микрофона, дымился, как бикфордов шнур. Оператор, обняв камеру, что-то тихо ей нашептывал. Христофору послышалось нечто вроде «...спаси и помилуй...»
И вдруг все кончилось. Ольга выкрикнула последнее заклинание и замолчала. Ее длинные ресницы опустились, перекрыв поток льющегося из глаз дурмана. Некоторое время в павильоне стояла тишина.
– Ой! – всхлипнул режиссер. – То есть, стоп!
Оператор зашевелился, оторвался от камеры и без голоса прохрипел:
– Камера – стоп.
Снова повисла ватная неловкая тишина. Бочарик, стараясь не смотреть на Ольгу, тяжело поднялся со своего стульчика и направился к Христофору. Гонзо понял, что пришла пора давать пояснения. Он откашлялся, шагнул навстречу режиссеру, но тот не дал ему сказать, лишь коротко бросил, кивнув на дверь:
– Пойдем, выйдем.
Шагая по коридору за упорно молчащим Бочариком, Христофор лихорадочно подбирал в уме аргументы в пользу отснятого материала. Это было не просто. У него самого еще дрожали колени после ольгиного сеанса колдовства, а как чувствует себя Бочаров, он мог только догадываться. Режиссер вел себя странно. Он привел Гонзо в буфет, усадил за столик, отошел к стойке и вернулся с бутылкой армянского коньяка.
– До смерти вдруг захотелось откупорить бутылочку... – сказал он.
Коньяк полился в стаканы. Поставив наполовину опорожненную бутылку на стол, Бочарик взял стакан и задумался.
– Для чего мы живем? – спросил он, глядя в пространство. – Бьемся, упираемся, деньги зарабатываем... Жизнь-то проходит!
Он, заранее морщась, поднес стакан ко рту и медленно вытянул из него всю жидкость.
– Я вот думаю, – продолжал он сдавленным голосом, торопливо закуривая. – Черт его знает, может быть в самом деле купить себе этот полиноид?
С утра в субботу в гостиничном номере, где жили охотники за ифритами, царило веселое оживление, какое бывает лишь перед праздничной демонстрацией или перед решающим сражением. В самом деле, момент наступал решительный. Все было готово для последнего удара по ифритам. Ролик с заклинаниями изготовлен и вставлен в рекламный блок передачи «Д. С. П. – студия» или, как говорят рекламисты, «размещен на престижном канале, в рейтинговой передаче, в прайм-тайм». Изготовление и размещение ролика оплатил щедрый боярин Кучко (считавший этот ролик своим), за которым стояли еще более щедрые новые друзья боярина (считавшие своим Кучку). Осталось дождаться того часа, когда ролик будет показан. В этот вечерний час все участники конкурса, проведенного в «Д. С. П. – студии» будут смотреть по телевизору запись передачи, стараясь увидеть самих себя, и мечтая, чтобы увидели знакомые. Особенно внимательны будут те, кто выиграл в конкурсе и получил в награду коньяк – то есть все теперешние ифриты. Тут-то им и придется выслушать несколько заклинаний, замаскированных под рекламный ролик! Для ифритов, которые по зову рекламы должны слететься именно сюда, в гостиничный номер, Ольга приготовила новые, тщательно заговоренные сосуды (очень уютные, как сказал Христофор, заглянув в горлышко каждого сосуда). Кажется, решительно все было предусмотрено, но тут возникла новая проблема. До вечернего эфира «Д. С. П. – студии» оставалась еще масса времени, и друзья просто не знали, чем занять себя в четырех стенах своего номера. Граф, по обыкновению, ныл, что он голоден, и тихо переругивался с Ольгой по поводу своего чрезмерно длительного отсутствия на службе, при дворе герцога Нью-йоркского, да еще и вместе с казенным межмирником. Гонзо томился, слушая эту перепалку. У него был к Ольге куда более серьезный разговор. До сих пор он никак не решался его начать, а вот теперь, как ему казалось, испытывал прилив решимости. Но вести такой разговор нужно было в более спокойной обстановке и уж никак не при графе. Христофор молча грыз ногти, злился на Джека Милдема и смотрел в окно. Издерганные в дни погонь и опасных приключений, нервы охотников за ифритами начинали сдавать именно сейчас, когда требовалось пережить лишь несколько часов вынужденного бездействия.
Выход, как всегда, нашел Гонзо. Он предложил устроить небольшой праздничный обед на остаток кучкиных сумм и считать его репетицией победного банкета. Идея имела успех. Приведя в относительный порядок свою растрепанную внешность и еще более растрепанные чувства, охотники отправились в ресторан.
Обед удался на славу. Граф откровенно резвился, пил вволю и все звал Ольгу танцевать. Христофор тоже демонстрировал беззаботное веселье, хотя ему не нравилась какая-то неясная тревога, застывшая в самой глубине ольгиных глаз. Что же касается княжны, то она проявляла заметно больше радости, чем испытывала. Впрочем, бокал шампанского принес облегчение и ей.
– Постойте-ка! – сказал вдруг граф, подливая всем вина. – А если они не пьющие?
– Кто? – Гонзо оглянулся по сторонам, но не обнаружил в ресторанном зале никого, к кому могла бы относиться реплика графа.
– Да эти ваши телезрители! – пояснил Джек. – Ну победили они в конкурсе, ну получили в награду коньяк, а потом пришли домой и поставили его на полку. И будут еще двадцать лет гордиться, и знакомым показывать, а попробовать не дадут. Может такое быть? Может. В конце концов, бывает же, что человек вообще не пьет? Я сам видел одного...
Ольга устало улыбнулась.
