И все танцевало.
«И я никогда не умру», – произнес голос внутри головы Сьюзен.
– Часть тебя присутствует во всем живом, – громко сказала она.
«Да. Я – ритм сердца. Я – ритм разума».
Вокруг нее по-прежнему никого не было. Мимо струился лишь свет.
– Но он выбросил гитару.
«Я хотела, чтобы он жил для меня».
– Ты хотела, чтобы он умер для тебя! Среди обломков телеги!
«Какая разница? Он бы все равно умер. Но умереть ради музыки… Люди всегда будут помнить песни, которые ему так и не удалось спеть. И они будут самыми великими песнями в истории.
Вмести всю свою жизнь в одно мгновение. А потом живи вечно».
– Верни нас назад!
«А я вас никуда и не забирала».
Сьюзен заморгала. Они по-прежнему стояли на дороге. Воздух мерцал, потрескивал и был заполнен мокрым снегом.
Она повернулась и посмотрела на искаженное ужасом лицо Бадди.
– Пора идти…
Он поднял руку. Она была прозрачной.
Утес почти исчез. Золто отчаянно цеплялся за сумку с деньгами, но пальцы проскальзывали сквозь материю. Лицо его искажал ужас от грядущего Смерти или, того хуже, бедности.
– Он выбросил тебя! – закричала Сьюзен. – Так нечестно!
По дороге неслось пятно ослепительного синего света. Никакая телега не могла двигаться так быстро. Был слышен рев, который походил на крик разъяренного верблюда, увидевшего перед собой два «кирпича».
Пятно достигло поворота, тормознуло, налетело на камень и взлетело над пропастью.
Времени хватило только на то, чтобы глухой голос произнес:
– ВОТ ПРО…
…И на другой стороне ущелья расцвел яркий круг пламени.
Отскочив от скалы, кости полетели вниз, на дно пересохшей реки, где и упокоились.
Сьюзен резко развернулась, готовая нанести удар косой. Но музыка была в самом воздухе. Удар пришелся бы в пустоту.
Можно сказать вселенной: «Это нечестно». И услышать в ответ: «Правда? Что ж, извини».
Можно спасти людские жизни. Мгновенно перенестись в нужное место. Но потом что-то просто щелкнет пальцами и скажет: «Нет, так не пойдет. Пусть будет так. Позвольте объяснить вам, как должно быть. Как на самом деле творится легенда».
Сьюзен попыталась взять Бадди за руку. Она чувствовала ее, но только в виде холодного воздуха.
– Ты слышишь меня? – попыталась перекричать она победоносные аккорды.
Он кивнул.
– Это… похоже на легенду! Так должно случится! И я ничего не могу поделать. Мне не убить музыку!
Она подбежала к краю обрыва. Телега уже догорала. И они были там, в огне…
– Я не могу ничего сделать. Так нечестно!
Она замолотила по воздуху кулаками.
– ДЕДУШКА!
Голубое пламя судорожно металось по пересохшему руслу.
Сустав пальца вдруг дернулся и покатился по камням, пока к другой, более крупной кости.
Потом к ним присоединилась третья.
В полутьме что-то загремело, и по руслу запрыгали разного размера белые косточки, а потом в небо устремилась вся кисть с вытянутым указательным пальцем.
Затем послышались другие звуки, более глухие, и по мокрым камням кувырком покатились другие кости, уже более крупные.
– Я хотела как лучше! – кричала Сьюзен. – Зачем быть Смертью, если постоянно приходится соблюдать какие-то идиотские правила?
– ВЕРНИ ИХ.
Сьюзен изумленно повернулась. На ее глазах кость большого пальца ноги нырнула под мантию Смерти, занимая свое место.
Смерть шагнул вперед, одним движением вырвал из рук Сьюзен косу, взмахнул ею над головой и опустил на камень. Лезвие разлетелось.
Он наклонился и поднял осколок, который засверкал на его ладони, как крошечная звездочка синего льда.
– ЭТО НЕ ПРОСЬБА.
Снег затанцевал, когда заговорила музыка:
«Ты не можешь меня убить».
Смерть достал из-под мантии гитару. Она была раздавлена, но это не имело значения. Очертания ее то вспыхивали, то гасли, струны тускло светились.
Смерть встал в позу, за которую Крэш, не задумываясь, отдал бы жизнь, и поднял руку. В его руке блестел осколок. Если бы свет был способен издавать звуки, он сказал бы «дзинь».
«Он хотел быть величайшим в мире музыкантом. Закон следует соблюдать. У каждого человека своя судьба».
На сей раз Смерть не улыбнулся.
Он опустил руку на струны.
Звука не было. Наоборот, – звук прекратился, шуму пришел конец – только сейчас Сьюзен поняла, что все это время их окружал какой-то гул. И этот гул был раньше. Он был вокруг нее всю жизнь. Такого рода шум не слышишь, пока он вдруг не исчезнет.
Струны замерли.
Существуют миллионы аккордов. Существуют миллионы чисел. Но все забывают о нуле. Но без нуля числа – не более чем арифметика. Без пустого аккорда музыка – не более чем шум.
Смерть сыграл пустой аккорд.
Ритм замедлился и стал ослабевать. Вселенная продолжала вращаться, атомы двигались по своим орбитам. Но скоро это вращение прекратится, танцоры оглядятся по сторонам и задумаются: а что дальше?
«Еще не время! Сыграй что-нибудь другое!»
– НЕ УМЕЮ.
Смерть кивнул на Бадди.
– ЗАТО УМЕЕТ ОН.
Он бросил гитару Бадди, и она пролетела сквозь его бесплотное тело.
Сьюзен подбежала, подняла гитару и протянула ее Бадди.
– Ты должен взять ее! Должен сыграть! Ты должен снова начать музыку!
Она стала отчаянно бить по струнам. Бадди содрогнулся от ужаса.
– Пожалуйста! – закричала она. – Не исчезай!
Музыка вопила в ее голове.
Бадди наконец удалось взять гитару, но смотрел он на инструмент так, словно видел его первый раз в жизни.
– А что будет, если он не станет играть? – спросил Золто.
– Вы все умрете!
– А ПОТОМ, – добавил Смерть, – УМРЕТ МУЗЫКА. И ТАНЕЦ ОСТАНОВИТСЯ. ВЕСЬ ТАНЕЦ.
Призрак гнома вежливо откашлялся.
– А нам заплатят за это выступление? – спросил он.
– ВЫ ПОЛУЧИТЕ ВСЮ ВСЕЛЕННУЮ.
– А бесплатное пиво?
Бадди прижал гитару и посмотрел на Сьюзен.
Потом поднял руку и заиграл.
Простой аккорд пронесся по ущелью и тут же вернулся назад, сопровождаемый странными гармониками.
– СПАСИБО, – сказал Смерть и взял у него гитару.
А потом резко повернулся и разбил ее о камни. Струны лопнули, и что-то полетело вверх, к снегу и звездам.
Смерть с довольным видом посмотрел на обломки у себя в руках.
– ВОТ ЭТО ДОСТОЙНОЕ ЗАВЕРШЕНИЕ МУЗЫКИ.
И он щелкнул пальцами.
Над Анк-Морпорком вставала луна.
Гад-парк опустел. Серебристый свет озарял обломки сцены, мусор и недоеденные сосиски, отмечавшие места, где совсем недавно стояли зрители. Кое-где поблескивали обломки музыкальных ловушек.
Спустя какое-то время одна из грязевых куч села и принялась отплевываться грязью.
– Крэш? Джимбо? Падла? – позвала она.
– Это ты, Нодди? – откликнулась жалкая фигурка, висевшая на одной из оставшихся балок сцены.
Грязевая куча вытряхнула грязь из ушей.
– Да! А где Падла?
– Кажется, его бросили в озеро.
– А Крэш жив?
Из-под горы мусора раздался стон.
– А жаль, – с чувством произнес Нодди.
Из темноты с хлюпаньем появилась еще одна фигура.
Крэш наполовину выполз, наполовину выпал из мусора.
– Фам шледует прижнать, – прошепелявил он – во время выступления ему досталось гитарой по зубам, – что это была наштоящая мужика Ро…
– Конечно, – подтвердил Джимбо и сполз с балки. – Но в следующий раз обходитесь без меня, лучше я попробую секс и наркотики.
– Папа сказал, что, типа, убьет меня, если я буду принимать наркотики, – сообщил Нодди.
– Да у тебя и так нет мозгов, чтобы еще наркотики принимать… – сказал Джимбо.
– А твои мозги сейчас окажутся на этой вот дубине…
– Кстати, болеутоляющее не помешало бы… – задумчиво проговорил Джимбо.
Рядом с озером зашевелилась куча тряпья.
– Аркканцлер?
– Да, господин Тупс?
– Кажется, кто-то наступил на мою шляпу.
– Ну и что?
– Она на моей голове.
Чудакулли сел и потянулся.
– Вставай, парень. Пора домой. И лично я с музыкой завязываю. Пусть ею всякие херцы занимаются.
Телега грохотала по извилистой горной дороге. Господин Клеть стоял на козлах и отчаянно охаживал кнутом лошадей.
Губошлеп с трудом поднялся на ноги. Край обрыва был настолько близко, что он мог заглянуть прямо в темную пропасть.
– Хватит, с меня довольно! – закричал он и попытался выхватить кнут.
– Перестань. Так мы их никогда не поймаем! – завопил господин Клеть.
– Ну и что? Какая разница? Мне понравилась их музыка!
Клеть обернулся. Его лицо застыло в ужасной маске.
– Предатель!
Ручка кнута ударила Губошлепа в живот. Он попятился назад, попытался схватиться за борт и выпал из телеги.
