Жан и Вероника молча пожали плечами. У Бульдозера голова забита личными проблемами: как объяснить папе, что сын привез молодую жену без роду-племени, которая наверняка настроена на лидирующее положение в доме? Поздно, брат… Доброхоты наверняка уже сто раз напели в уши твоему больному батюшке все, что хотели, о покушении на короля, о женитьбе на эшафоте, об изгнании из города. Хорошо, если сердце у старика выдержало. Жан всегда волновался, что отец как-нибудь умрет от позора. Вероника давно забыла о своих незаслуженных обидах и налегала на пирожки с явным желанием растолстеть. Еще парочку, и метла ее не поднимет. Постучав, к нам в комнату вошел хозяин замка.
– Пора?
– Пора, лорд Скиминок. Горгулия Таймс ждет вас одного.
– А почему не Танитриэль?
– Королева в очень плохом состоянии. Она может погорячиться, и это будет иметь гибельные последствия.
– В каком смысле?
– Она убьет вас, – просто объяснил Бесс.
– Фу… Тогда не страшно. Если бы что-то оригинальное… Помню-помню, как она в слуг бутылками кидалась – ручка у нее тяжелая. Попадет… но ведь может и промахнуться?
– Мы трое пойдем с вами, милорд, – решил Бульдозер. – Всех не перевешают!
– Да ладно вам. Сделали из бедной женщины какую-то вампиршу-потрошительницу. Сейчас схожу, и все быстренько объясню. Она меня и пальцем не тронет. Просто… на всякий случай подождите за дверью.
Сопровождаемый моими суровыми друзьями, я легкой танцующей походкой отправился в гости к королеве. Локхайм завис в трех метрах от окна головной башни. С борта спустили позолоченный трап. Солидной делегацией мы ступили на мостовую Тающего Города. Барон остался поболтать с гвардейцами и полюбоваться закатом. У входа в апартаменты Танитриэль в резном кресле развалилась верховная ведьма Тихого Пристанища.
– Пришел?
– А почему бы, собственно, и нет?
– Ну, ты нахал… Эй, выйдите-ка все, кроме ландграфа.
– Можно мне остаться? – взмолилась Вероника. – Это ведь будет очень плохой поступок?
– Брысь! – обрезала наставница. Чувствовалось, что нервы у нее на пределе.
– Иди, девочка моя. Я сам о себе позабочусь. Ждите меня за дверями, и главное, держи помело в состоянии повышенной боевой готовности!
– Сядь. – Когда моя команда, ворча и зыркая грозными взглядами, удалилась, Горгулия Таймс достала мое письмо, адресованное лично ей. – Поговорим серьезно. Ты так страшно обидел мою воспитанницу, что до сих пор не понимаю, какая сила удерживает меня от жгучего желания превратить тебя в дикобраза?!
– Постарайтесь выслушать меня спокойно. Дело-то выеденного яйца не стоит. В письме, отправленном вам, я имел в виду Веронику, а никак не Танитриэль! Помните, как она напилась в честь моего воскрешения? Вот я и хотел, чтобы вы присмотрели за девчонкой, а то от этих скоропалительных женишков да долгоиграющих пьянок и до беды недалеко…
Горгулия Таймс еще раз быстро перечитала письмо. Потом скомкала его и запустила в угол, с тихим рычанием обрушившись на меня:
– Тебе что, имя было трудно написать?!
– Я вам не Достоевский! Откуда мне знать, что вы сразу все стрелки переведете на королеву?
– Ладно, забыли… Оба хороши: и ты и я! Теперь растолкуй мне, сердцеед усатый, как ты мог написать Танитриэль, что она…
Входные двери распахнулись. На пороге стояла властительница Локхайма, гордая и прекрасная, с черными кругами под глазами и распухшим от слез носом.
– Зайдите ко мне, господин ландграф.
Меня просто обдало холодом от ее тона.
Все та же гостиная: маленький стол, трещащий камин в углу. Только, в отличие от прошлого раза, ни шампанского, ни фруктов, ни шоколада. Танитриэль стояла спиной ко мне, напряженная, как высоковольтная линия. Она была одета в темно-синюю тройку делового покроя от какого-то там престижного кутюрье. Я запомнил его по первой встрече, еще тогда в старом прибалтийском замке. Жаль, что не успел спросить у Ризенкампфа о том, как они сообщаются с Локхаймом. Хотя… прежний тиран утверждал, что имеет недвижимость в нашем мире, значит, запросто мог снять офис где угодно.
– Вы ничего не хотите мне сказать?
Значит, настала пора объясниться. Что ж, начнем от всей души ставить точки над «i».
– Нет, Ваше Величество.
– Ах, вот как.
Она обернулась, в ее глазах горело опасное женское бешенство. Неожиданно я поймал себя на том, что вновь свирепею. Холодная ненависть королевы вместо чувства вины и желания объясниться разбудила во мне тихую оранжевую ярость. Она считает меня негодяем? Нипочем не буду оправдываться!
– Это вы написали? – Танитриэль дрожащей рукой достала злополучное письмо.
– Я.
– И у вас хватает наглости в этом признаться?
– Не вижу причины отказываться от того, что сделал.
– Ах, вот как…
– Вы повторяетесь.
– Что?
– «Ах, вот как» – вы сегодня уже говорили.
– Прекратите паясничать! – взвилась королева, бросаясь на меня длинным тигриным прыжком.
Ха! Ландграфы не так легко ловятся. Я отработанным кувырком ушел в сторону, с трудом удерживаясь от того, чтобы не выхватить меч. Дальнейшее напоминало трактирную драку в Техасе, сражение при Ватерлоо, разборки в Маленьком Токио и милый междусобойчик на одесской коммунальной кухне.
– Что вы о себе возомнили, мерзавец?!
Бам! Японская ваза династии… не знаю кого, но надеюсь не Минь, вдребезги разлетается от удара о стену над моей головой.
– Какого черта?! Я всего лишь написал пару строк своему другу. Не нахожу в столь невинном поступке ровно никакого преступления!
– Значит, это я вас то предаю, то клянусь в верности?! Подлец! – Она окончательно уподобилась Везувию. – Не беспокоят ли меня рога?!
Ого! От второго подсвечника я едва увернулся.
– Вы с ума сошли – они же тяжелые! Литая медь французского ренессанса. Похоже, ваш бывший муж тащил все, что плохо лежит…
– Каналья! Так, значит, вы не держите на меня зла? Значит, я должна приготовить для вас стол, вино и закуску, а вы, может быть, «заглянете на огонек»?
В ход пошли музейные тарелки. Вот это хуже всего. Ой, мама! Быстро же она ими пристрелялась…
– Не понимаю, с чего вы так раскипятились?! Я искренне считал, что вы никогда не против вин и закусок…
Бах-тара-рах! Попала-таки. Я с трудом отполз под стол. Мысли путались… Оказывается, деревянным хохломским подносом по голове – это очень больно!
– Так, значит, мне еще и приготовить для вас с оруженосцем пару зажигательных девчонок из стриптиз-шоу?! Только на этих условиях вы сочтете возможным проявить ко мне снисходительное внимание. И может быть, даже возьмете в одну компанию вместе с вашим тупоголовым Бульдозером?! Негодяй!
Наверное, все же стоит применить более крутые меры. Меч Без Имени настоятельно этого требует. А то ведь запросто убьет… Хотя, наверно, стоит попытаться еще раз. Что у нас там в ведерке? Шампанское! Вышибить пробку – дело секундное, остальное еще проще. Взболтав бутылку и зажав горлышко пальцем, я пустил в раскрасневшееся личико королевы холодный душ Шарко. Она завизжала и выронила большую супницу мейсенского фарфора. Ну, вот и ладушки… Теперь у меня есть шанс объясниться.
– Господи, какая я была дура…
– Я тоже хорош! Не переживайте, вообще-то никто не виноват, просто так нелепо сложились обстоятельства.
– Простите меня, лорд Скиминок! Я вела себя как…
– Не извиняйтесь, Ваше Величество, спасибо за то, что не убили сразу.
– И по заслугам бы! Заварил такую кашу, столько людей перебаламутил… – вновь нахмурилась Горгулия Таймс.
– У милорда был тяжелый день, его можно понять! – хором вступились мои ребята.
Все общество сидело за круглым столом в трапезной, пока слуги пытались навести хоть какой-нибудь порядок в раскуроченной гостиной. Королева и барон цепко держали письма, адресованные именно им, словно боялись, что если они их выпустят, путаница пойдет по новой.
– Значит, вы разрушили Зубы?
– До основания, – подтвердил я.
– Свершилось… – молитвенно сложила ручки Танитриэль. – С проклятием рода Ризенкампфа, столько веков угнетающего наш мир, покончено!
– Ну, не совсем…
Ее Величество напряженно замолчала.
– Не тяни, ландграф, говори прямо – кто ушел?
– Мисс Горгулия, от вас ничего не скроешь, – поклонился я. – Замок действительно разрушен, но мы не видели трупов Раюмсдаля и Зингельгофера. Может, они погребены под развалинами? Но я бы посоветовал объявить розыск. На всякий случай. И еще там было летающее старушечье лицо…
– Гнойленберг! – воодушевленно хлопнула себя по колену верховная ведьма.
– Вы знали бабушку Раюмсдаля?
– О, я о ней много наслышана! Она именует себя бабушкой, но на самом деле ей далеко за четыреста лет!
– Все женщины так или иначе скрывают свой истинный возраст, – философски улыбнулся Бесс.
