— Какой из него воин? Он же к знаниям тянется,— шумела на семейном совете матушка Паранеля,— науки изучает. Он еще прославит наш род как великий ученый! Ты вспомни, как он скрестил березу с грушей! А какая дыня на ней выросла!!
— Пробовал я эту дыню,— рычал отец,— из сортира три дня потом не вылезал! Все! Больше никаких заумных книг! Сынок, никого не слушай. Тебе сегодня исполнилось восемнадцать, а все мужчины нашего рода, достигшие этого возраста, становились воинами. Я был воином, твой дед был воином, твой прадед, прапра- и прапрапрадед тоже были воинами! И ты им будешь! Вот увидишь, служба выбьет из тебя всю эту заумную дурь, и лет через двадцать ты, как и я, станешь генералиссимусом! Главнокомандующим Ардена! Но начинать будешь с низов! Терпеть не могу выскочек, сопливых юнцов, еще и на коне толком сидеть не умеющих, а уже лейтенантов! Ты должен прочувствовать все тяготы походной жизни обычным рядовым воином: поспать не в палатке, а под открытым небом на сырой земле, поучаствовать в лихой атаке, отбить у противника обоз с вином... э-э-э... с провизией и сожрать все его запасы!
— Зачем? — рискнул подать голос Жак.
— Чтобы обречь неприятеля на голод, недоросль! Элементарных вещей не знаешь! Нет, тебе просто необходимо пройти школу молодого бойца!
Пудовый кулак старого вояки с такой силой треснул по столу, что на нем подпрыгнули кубки, расплескивая по белоснежной скатерти рубиновое вино. Без этого благородного напитка ни один семейный совет под председательством графа Жана де Паранеля не проходил. Его сын Жак де Паранель стоял в центре зала родового замка и виновато вздыхал, покорно ожидая своей участи, а вокруг его скромной персоны продолжали бушевать страсти.
— Короче, определил я тебя в специальный полк, где начинают свой воинский путь безземельные дворяне.
— А я безземельный? — удивился Жак.
— Пока нет, но будешь, если не оправдаешь оказанного тебе высокого доверяя и не станешь настоящим воином! И начнешь ты свой путь к славе именно в этом полку, проявишь себя в боях...
— Что?!! — подскочила матушка.— Мой сынок будет где-то там мечом махать? А вдруг его стрелочкой в ноженьку ткнут? А вдруг мечом в глазик попадут?
— Ну, если мечом в глазик,— пожал плечами отец,— то все, кранты.
— Вот именно, кранты! Ты куда моего сыночка посылаешь?!!
Молчавший до этого мгновения дед Андре де Паранель резко выдохнул, опрокинул в себя полный бокал гномьей водки и захрустел соленым огурцом. Все сразу замолчали, сообразив, что патриарх готов высказать свое мнение по данному вопросу.
— Молчать! Смирно! — начал высказывать свое мнение дед старческим фальцетом, треснув по столу огрызком огурца.
Старейший вояка расправил вогнутую внутрь грудь, распахнул камзол и выставил на всеобщее обозрение кучу орденов. Жан де Паранель взметнулся вверх и вытянулся перед отцом, не обращая внимания на кувыркающееся за спиной кресло, вылетевшее из-под его седалища. Кресло разлетелось в мелкую щепу, грохнувшись о стену.
— Вы куда толкаете пацана? Я хочу, чтоб он с самых низов прошел воинскую науку, чтоб почувствовал кровь!
— Папа, позвольте доложить,— рявкнул Жан Паранель,— я ведь о том же самом и гово...
— Молчать! Он должен, как и я, начать службу не с этими блюдолизами из дворянских семей, а обычным солдатом-латником в действующей армии!
Глаза матушки Жака начали закатываться.
— Папа,— заволновался Жан,— но тебя ведь разжаловали в рядовые за аморальное поведение. За то, что ты ночью в женский монастырь залез, в который герцогиню упекли...
— Вот там-то я и понял, что такое настоящая служба!
Где он понял службу, в монастыре или в армии, уточнить никто не успел, так как в этот момент дверь с треском распахнулась. Это на семейный совет подоспела слегка припоздавшая бабушка.
Любому стороннему наблюдателю, если б он впервые оказался в этом обществе, сразу стало бы ясно, в кого пошли ее отпрыски. Бывшая гишпанская герцогиня Багриэль, пожертвовавшая высоким титулом ради страстного воздыхателя Андре де Паранеля, была таких могутных форм, что супруг даже в прыжке не доставал до ее подбородка. На свою беду, Андре к старости стал подслеповат и глуховат, а потому не заметил приближения благоверной и продолжал разоритьем:
— И пусть он, как положено в походе, кружку гномьей водки для храбрости из общего котла...
Вояка заткнулся, схлопотав подзатыльник, который ему ласково отвесила супруга своей могучей дланью.
— Опять старый развыступался?
— Что ты, дорогая, я о былых заслугах.
— Знаю я твои заслуги. А ну дыхни!
Андре Паранель шумно втянул воздух в себя.
— Совсем никчемный стал,— расстроилась бабушка Жака,— уже на трезвую голову ахинею несет.
Долго дыхание задерживать ее супругу .здоровье не позволяло, а потому он выдохнул обратно.
— Слава тебе господи,— успокоилась герцогиня,— а я уж подумала: совсем с катушек старый съехал. Больше
ему не наливать!
Слуги отодвинули от старого графа не только гномью водку, но и вино. Бабушку здесь уважали.
— Итак, что решаем? Куда моего внучка определить? — Бабушка села за стол.
— Матушка,— заголосила мать Жака,— они вашего внука в солдафоны определить хотят!
— Это дело хорошее.
— Хорошее? Чтоб он в казармах гномью водку жрал, как они?
— Гномья водка — это нехорошо,— кивнула бабушка, наполнила себе рюмку гномьей водкой и оприходовала ее под грибочки в маринаде,— но я, пожалуй, с ними соглашусь. Пусть внучок прочувствует, что такое служба. Надо только его в такое место определить, чтобы не бросали сразу в самое пекло.
— Вот и я говорю, — запетушился глуховатый Андре де Паранель,— в самое пекло! Только там он станет настоящим воином!
— Матушка! Дитятко мое единственное не губите! — заголосила мама Жака.
— Молчать! — рявкнула бабушка. В зале тут же наступила тишина.— Значит, так. Мы тут посовещались, и я решила. Пойдешь ты, внучок, служить. А то какие-то бабочки, пестики, тычинки, тьфу! Смотреть тошно. Жан, где сейчас этот полк расквартирован?
— В Даренджее. Это в трех верстах от столицы.
— Вот туда пусть и направляется,
— Мама,— теперь уже заволновался Жан,— это же элитный полк. Туда принимают только рыцарей.
— Ну и что? Разве Жака не обучали? Он что, мечом махать не умеет? Разве я, как лицо королевской крови, не посвятила его в рыцари?
— Посвятила, матушка, посвятила,— закивал головой Жан.
— Так что тебе мешает зачислить его в полк?
— Королевский указ,— вздохнул Жан,— королевский указ о том, что, прежде чем попасть в этот полк, дворянин должен подтвердить свое звание рыцаря, совершив подвиг.
— Тебе что, подвиг сыну организовать трудно? — удивилась бабушка.
— Не так это и просто,— загрустил Жан,— нужны достойные доверия свидетели.
— А мы что, доверия не внушаем? — нахмурилась бабушка.
— Родственникам свидетелями быть нельзя. Вот если бы наш Жак принес королю не челюсть дракона, которую он вчера в нашем саду выкопал, а натуральную свежеотрубленную голову, то и без свидетелей обошлось бы.
— Дракона... — Матушка Жака схватилась за сердце и рухнула в обморок, обмякнув в кресле.
Жан привычно начал оказывать своей чувствительной супруге первую медицинскую помощь, которая заключалась в энергичных пощечинах.
— Квелую жену ты себе выбрал, сынок,—покачала головой бабушка.— Нюхательной соли сюда, быстро! — бросила она слугам, и те помчались выполнять приказание. Однако графиня пришла в себя раньше, чем они ее принесли.— Так что там еще за подвиг может сойти?
— С нечистью какой-нибудь сразиться...
Договорить Жан не успел, так как его жена опять рухнула в обморок, и ему вновь пришлось приводить ее в чувство.
— Ладно,— приняла окончательное решение бабушка,— раз такое дело, собирайся, Жак, в дорогу. Сегодня ты отправляешься подвиг совершать.
— Какой? — поинтересовался Жак.
— Да хоть какой! — рассердилась бабуля.— Ты его, главное, соверши! Вон у нашего соседа графа де Буйни разбойники объявились, а у него по причине беспробудного пьянства руки до них не доходят. Вот и покажи, чему тебя за это время научили. Разгони эту шайку, возвращайся, и мы определяем тебя в папин полк. Отслужишь там положенные пять лет и можешь дальше заниматься своими бабочками.
«Пять лет»,— мысленно простонал Жак, однако вслух ничего не сказал. Он по опыту знал: с бабушкой спорить не только бесполезно, но и небезопасно. Рыцарь горестно вздохнул и пошел собираться в дорогу.
Разумеется, самостоятельно ему собраться не дали. Не прошло и пяти минут, как в комнату Жака зашли дед с отцом и начали потрошить его дорожный мешок.
— Это еще что такое? — нахмурился Жан, выуживая оттуда странный агрегат.
— Это микроскоп, папа. Недавно изобрел...
— Долой! А это что? — выудил он из мешка лупу.
