— В один прекрасный день он возьмет да откинется, — переговаривались волшебники, наблюдая, как аркканцлер раскалывает на реке Анк первый ледок, дабы совершить утреннее омовение. — Все эти полезные для здоровья упражнения добром не заканчиваются.
По Университету ходили всякие сплетни. Мол, аркканцлер продержался целых два раунда в кулачной схватке с Детритом — огромным, как скала, троллем, подрабатывающим в «Залатанном Барабане» вышибалой. Потом аркканцлер вступил в поединок по армрестлингу с библиотекарем, и хотя не победил, рука у него осталась целой и невредимой. А еще аркканцлер хотел собрать университетскую футбольную команду и выступить с ней в городском турнире в День Всех Пустых.
А вообще говоря, Чудакулли удерживал свой пост по двум причинам. Во-первых, он никогда, абсолютно никогда не менял свою точку зрения. А во-вторых, каждую высказанную ему мысль он обдумывал по нескольку минут — очень важная для руководителя черта, так как любая идея, на которой человек настаивает больше двух минут, скорее всего, не лишена важности и здравого смысла, тогда как идея, от которой человек отказывается всего лишь через минуту, вряд ли заслуживает того, чтобы тратить на нее драгоценное время.
Подводя итог, можно сказать: Наверна Чудакулли было гораздо больше, чем способно вместить отдельно взятое человеческое тело.
Плюх. Плюх. Одна полка шкафа в темном подвале уже заполнилась доверху.
Ну а Ветром Сдумса было ровно столько, сколько могло поместиться в одном теле. И он осторожно вел это тело по коридорам.
«Никак не ожидал, что со мной может случиться такое, — думал он. — Чем я это заслужил? Наверняка где-то произошла ошибка».
Он ощутил дуновение прохладного ветерка на лице и понял, что очутился на улице. Впереди высились ворота Университета — закрытые и запертые на замок.
Ветром Сдумс вдруг почувствовал острый приступ клаустрофобии. Он столько лет ждал Смерть, но когда заветный миг был так близок, оказался вдруг запертым в этом… в этом мавзолее, полном полоумных стариков, с которыми он будет вынужден провести всю свою жизнь после смерти. Итак, во-первых, следовало поскорее убраться отсюда и найти достойный конец, а потом уже…
— Вечер добрый, господин Сдумс.
Он медленно обернулся и увидел крошечную фигурку гнома Модо, университетского садовника, который сидел и курил свою трубку.
— А, привет, Модо.
— Слышал, вы померли, господин Сдумс.
— Э-э, да, было такое, было.
— Но, вижу, вы прекрасно с этим справились.
Сдумс кивнул и угрюмо посмотрел на окружающие его стены. На закате университетские ворота всегда запирались, и после захода солнца студенты и преподаватели вынуждены были лазать через стены. Он очень сомневался, что ему это удастся.
Сдумс медленно сжал и разжал кулаки. Ладненько…
— Слушай, Модо, а других ворот рядом нет?
— Никак нет, господин Сдумс.
— А как насчет того, чтобы сделать запасные ворота? Никто над этим не думал?
— Прошу прощения, господин Сдумс?
Послышался звук разбиваемых камней, и в стене возникла дыра, смутно напоминающая по форме фигуру Ветром Сдумса. В дыру просунулась рука Сдумса и подняла упавшую с головы шляпу.
Модо снова раскурил трубку. «И чего только не повидаешь на этой работе!» — с восторгом подумал гном.
В грязном переулке, скрытом от глаз прохожих, некто по имени Редж Башмак, уже принадлежащий к рядам мертвых, воровато оглянулся по сторонам, достал из кармана кисть, банку с краской и вывел на стене следующий лозунг:
УМЕРЕТЬ — ДА! УЙТИ — НЕТ!
И убежал. Ну, или с большой скоростью уковылял.
Аркканцлер распахнул окно в ночь. — Слушайте, — велел он волшебникам.
Волшебники прислушались.
Лаяла собака. Засвистел вор, и с соседней крыши раздался ответ. Где-то далеко ссорилась супружеская пара, причем так, что люди, живущие на соседних улицах, открыли окна, чтобы послушать и записать особо понравившиеся выражения. Но то были лишь сольные темы, выделяющиеся на фоне вечного гудения города. Двигаясь к рассвету, Анк-Морпорк мирно урчал, этакое огромное живое существо — но это, как вы понимаете, не более чем метафора.
— Ну и что? — осведомился главный философ. [3] — Ничего особенного не слышу. С философской точки зрения данный звуковой фон является естественным явлением каждого города.
— Именно это я и хотел сказать. В Анк-Морпорке люди умирают каждый день. Если бы они стали возвращаться, как бедняга Сдумс, неужели мы бы этого не услышали? Весь город встал бы на уши. Это, конечно, его нормальное состояние, но, в общем, что-то мы бы услышали.
— В Анк-Морпорке вечно ошиваются всякие умертвия или зомби, — с сомнением в голосе заметил декан. — Это если не говорить о вампирах, банши и всех прочих.
— Да, но они — нормальные существа. Конечно, они тоже мертвы, но это естественный ход событий, — возразил аркканцлер. — А кроме того, они умеют себя вести. С самого рождения их соответствующим образом воспитывают.
— Очень философская мысль. Родиться, чтобы жить мертвецом… — заметил главный философ.
— Я имею в виду традиции, — отрезал аркканцлер. — Неподалеку от деревушки, где я рос, жила семья вполне уважаемых вампиров. Причем жила она там уже много веков.
— Да, но они ведь пьют кровь, — не сдавался главный философ. — За что их уважать?
— Я где-то читал, что на самом деле в настоящей человеческой крови они совсем не нуждаются, — вставил декан, которому не терпелось помочь. — Им нужно только то, что содержится в крови. Гемогоблин, так, кажется, это называется.
Остальные волшебники недоуменно уставились на него.
— Я лишь пересказываю то, что читал, — пожал плечами декан. — Так и было написано. Гемогоблин. Что-то там насчет содержания железа в крови.
— Честно говоря, в своей крови никаких железных гоблинов я не находил, — твердо заявил главный философ.
— По крайней мере, лучше уж вампиры, чем зомби, — продолжал декан. — Они по своему развитию стоят куда выше. По крайней мере, не шаркают ногами.
— Знаете, — непринужденно сказал профессор современного руносложения, — а ведь людей можно превращать в зомби искусственным путем. Даже волшебства не требуется. Нужно лишь взять печень какой-то там редкой рыбы и найти редкий корешок. Одна чайная ложка зелья, заснул, проснулся — и ты уже зомби.
— И о какой же рыбе идет речь? — язвительно поинтересовался главный философ.
— Откуда мне-то знать?
— А откуда знают другие? — парировал главный философ. — Представьте себе такую картинку, просыпается кто-нибудь утром и говорит: «Эй, какая классная идея меня посетила! Можно превращать людей в зомби, а все, что для этого нужно, — это печень редкой рыбы и огрызок некоего корешка. Главное теперь — найти правильное сочетание. Видите очередь у моей хижины? Вот сколько желающих. Ну, за работу. Номер девяносто четыре, печень рыбы-полосатки и маньячный корень… не работает. Номер девяносто пять, печень рыбы-шаробум и корешок дум-дум… нет, тоже не работает. Номер девяносто шесть…»
— Ты что несешь? — спросил аркканцлер.
— Я просто хотел отметить маловероятность…
— Заткнись, а? — беззлобно приказал аркканцлер. — Мне кажется… лично мне кажется, что смерть — это явление непреходящее, все согласны? Смерть должен случаться. В этом и заключается смысл жизни. Сначала ты живешь, затем — умираешь. Смерть не может перестать случаться.
— Но Сдумса Смерть почему-то проигнорировал, — напомнил декан.
— Да, смерть — есть, — не обращая на него внимания, продолжал Чудакулли. — Все когда-нибудь умирают. Даже овощи.
— Сомневаюсь, чтобы Смерть когда-нибудь наведывался к картофелине, — неуверенно произнес декан.
— Смерть посещает всех, — твердо заявил аркканцлер.
Волшебники с умным видом закивали.
— Знаете, — чуть погодя высказался главный философ. — Я когда-то читал, что каждый атом в наших телах меняется каждые семь лет. Новые атомы присоединяются, старые отваливаются. Это происходит постоянно. Правда здорово?
Главный философ умел поспособствовать разговору — так густая патока помогает шестеренкам крутиться.
— Да? — помимо собственной воли заинтересовался Чудакулли. — А что происходит со старыми атомами?
— Понятия не имею. Наверное, порхают где-то, пока не присоединятся к кому-нибудь еще.
Аркканцлер выглядел оскорбленным:
— Что? К волшебникам они тоже присоединяются?
— Конечно. К любому человеку. Это и есть чудо мироздания.
— Да? А по-моему, это просто плохая гигиена, — заявил аркканцлер. — И что, ничего не изменишь?
— Вряд ли, — с сомнением произнес главный философ. — Не думаю, что стоит изменять порядки мироздания.
— Но это означает, что все мы, все вещи вокруг не являются целыми, они состоят из чего-то еще, — заметил Чудакулли.
— Да, это и есть самое удивительное.
— Просто ужасно. Отвратительно, — твердо возразил Чудакулли. — Тем не менее я хотел сказать… О чем я хотел сказать? — Он замолчал, пытаясь вспомнить ход беседы. — Да, нельзя отменить смерть, вот что я хотел сказать. Смерть не может умереть. Это тоже самое, что просить скорпиона ужалить самого себя.
