Мне надоело смотреть на мучения двух молодых оболтусов, и я притащил в зубах кусок веревки, висевшей во дворе. Пришлось ткнуться головой в Пашкину ногу, который продолжал заниматься бессмысленным занятием и пялиться во все глаза на симпатичную самку. Ударившие в голову гормоны не давали Павлу сосредоточиться на веревке и найти верное решение, поэтому он подвинул меня ногой, чтобы я не мешал наслаждаться лицезрением девушки.
Зато девушка порадовала понятливостью, она показала действием, как закинуть и привязать руки и ноги своего спутника. Павел близок к возведению её в кумиры за красоту и ум, он смотрел на чумазую незнакомку как умирающий от голода на колбасу, упавшую с неба.
— Какая ты умная, я бы ни за что не догадался, — прошептал Павел в полнейшем восторге.
— Хэх, — опять сказала девушка и в очередной раз поднесла палец к губам.
— Ну, «хэх» так «хэх», — согласился Павел, — но ты всё равно молодец, хоть и не понимаешь меня.
То, что это я притащил веревку, как-то не бралось в расчет, ну да ладно — давно привык к людской неблагодарности.
Мужчине закрепили под брюхом коня руки и ноги, и девчонка лихо запрыгнула на круп, собираясь придерживать драгоценную ношу в пути. Махнула рукой Павлу, приглашая приземлить пятую точку на второго коня. Павел заколебался — стоит ли вообще забираться на животное, сородич которого совсем недавно покушался на его драгоценную голову.
А может, вспомнил печальный опыт с мерином дяди Родиона, когда тот подогнал к дому телегу, чтобы помочь вывезти старый диван на свалку. Сам я не видел, но по рассказам очевидцев Павел с залихватским гиканьем в стиле «последнего из могикан» запрыгнул коню на шею, пока взрослые отвернулись, и попытался ударами пяток угнать транспортное средство. Мерин флегматично поймал неудачливого угонщика за ногу и стащил его на землю, сверху на «Чингачгука» легло тяжелое копыто. Мальчишка удерживался в заложниках до прихода взрослых, которые потом долго вспоминали этот эпизод.
Наконец Павел решился и ласточкой взлетел на широкий круп, обманным движением увернулся от хвоста, зацепился за гриву и влип в конскую шею.
— МЯАААААУУУ!!!
Эй! А как же я? Куда без меня-то? Девчонка вопросительно взглянула на Павла, тот согласно кивнул, она опасно нагнулась и подхватила меня на руки. Так как на конях не было привычной атрибутики в виде седел и поводов, я слился в одно целое с доской, да простит меня за царапины бессознательный незнакомец.
Девчонка убедилась, что мы с мужичком не навернемся по дороге, жестом указала Павлу следовать за ней и ударила каблуками по крутым бокам коня. Мы летели по ночной степи, ноги коней бесшумно пожирали расстояние, вдали зарождалась рубиново-алая заря. Я вдыхал прояснившимся обонянием запах конского пота, и параллельно с этим наслаждался ароматом пострадавшего убийцы. На мускулистой шее болтался мешочек темно-зеленого цвета, и тоже пах отнюдь не розами. Ко всему можно привыкнуть, в том числе и к неспешной тряске коня — сказались волнения недавнего времени, и я задремал в такт покачиванию.
* * *
Пробуждение никогда нельзя назвать сказочным явлением, если только перед носом не благоухает миска со сметаной. Выпадение из сна, где только что лежал на мягком ковре в окружении свежепойманной рыбы, в обыденную реальность, где снова нужно добывать пропитание и поддерживать авторитет — всегда жесткий удар. Увы, как и в этот раз. Утро началось с яркой демонстрации неуважения к моей персоне, то есть меня встряхнули за шкирку и скинули на влажную от росы траву.
Не до конца проснувшись, вцепился что есть силы в ногу предполагаемого обидчика. Ох, такого количества грязи в пасти я не помню с тех пор, как маленьким котенком упал в сточную канаву и нахлебался содержимого. Сапог обидчика не выказал никакого удивления и озабоченности по поводу очищения.
Сам обидчик, крупный мужчиной с большой окладистой бородой, вновь фамильярно взял меня за шкирку, поднес к лицу и ощерился гнилыми зубами. А уж запах изо рта… словно он перецеловал взасос давешних пьянчуг на соломе. Я попытался достать смеющееся лицо хоть краешком когтя — безрезультатно.
— Кахун пернс! — прохрипел он и заржал над моими тщетными попытками. Потом отшвырнул меня в сторону и склонился над связанным Пашкой.
Связанным?!! Куда же мы это опять попали и где наши вещи? Мы находились в открытом поле, ветер гнал волны по невысокой траве, нигде не видно ни единого деревца. Грязные кибитки расположились полукругом перед большим костром, немного поодаль находились несколько серых палаток.
У костра хлопотали три женщины в цветастых юбках, кружевные кофты потрепаны и просвечивали прорехами. В ушах сверкали в лучах восходящего солнца золотые кольца, а на шее болтались на крепких шнурках знакомые мешочки. То, что они готовили еду, ясно из запахов, долетавших до нас, благо мы находились неподалеку. Неудавшегося убивца с доской на шее унесли за телеги два кучерявых молодца в переливающихся атласных рубахах. Рядом с крайней кибиткой паслось штук двадцать разномастных лошадей, время от времени косились на нас и злорадно скалились желтыми зубами.
Бородатый снова отшвырнул меня и попытался взять амулет Железера, что висел у Павла на шее. Связанный, но не сломленный, Павел хотел цапнуть за грязный палец, однако кляп свел на нет боевое начинание. Тогда Павел попытался уползти от бородатого. Вы когда-нибудь пытались ползать связанным по рукам и ногам? Вот и у него ничего не получилось, зато я заметил здоровенную шишку на темечке. Раньше этой опухоли не наблюдалось, вероятно, напарник все-таки сверзился с лошади, пока мы ехали. Бородатый быстро настиг Павла, танцующего танец «пьяных червячков», и возобновил попытки взять в руку амулет.
Мне оставалось только наблюдать за мародерством, не хотелось снова отлетать в сторону или что похуже. Но провидение рассудило по-своему и выкинуло горящий уголек из костра. Костер и раньше выкидывал угольки, однако в этот раз бросок прицелен и точен. Уголек попал за шиворот бородачу и он, отвлекшись от брэйк-данса Пашки, устроил собственную пародию на балет.
Такого исполнения «танца маленьких лебедей» я еще не видел, он махал руками как сумасшедшая мельница, а ногами строчил великолепную чечетку. Приминалась влажная трава, каблуки вырывали кротовьи норы. Потом кинулся на землю и показал Павлу, как правильно нужно ползать и перекатываться. Его рев разбудил весь лагерь и, из палаток и телег, посыпались черноголовые смуглые люди разного возраста и размера, одетые как попало и во что попало.
Я заметил у деревянного колеса морду облезлой черношерстной самки, и из вежливости решил познакомиться поближе. Пока люди обступили лежащего Павла и на своем тарабарском языке обсуждали его дальнейшую судьбу, я подобрался к облезлому чуду, дабы узнать, где мы оказались.
— Привет, киска! Есть чем угостить усталого путника, у которого, кроме грязного сапога, во рту не было и маковой росинки?
— ПФФФ! — словно резко спустили автомобильную шину.
Да, признаюсь, что обтрепался за время нахождения здесь, но ведь не до такой же степени, чтобы от меня шарахались и шипели. Как не пытался я успокоить эту неадекватную кошку, как не строил умные и добрые рожи — все усилия пропали даром. Черная фурия выгнула спину и начала пускать искры по облезлому тельцу. Разочарованно плюнул в её сторону и, слушая шипение в спину, вернулся обратно к моему связанному другу.
А там видно договорились и Павла понесли в сторону одной из серых палаток. Бородатый пришел в себя и что-то пасмурно ворчал, женщины с визгливым смехом ему отвечали, а мужчины прятали усмешки в кустистые бороды, это не добавляло радости неудачливому мародеру.
Павла занесли в палатку и тут же вышли, оставив внутри. Я шмыгнул следом, не оставлять же одного, а если получится, то и веревки смогу перегрызть. Глаза сразу же привыкли к полумраку, Павел смирно лежал возле небольшого костерка, в котелке варилось что-то неприятно-коричневого цвета.
Со стен висели связки лука, пучки каких-то корешков и пара страшных черепов неизвестных животных с большими зубами, что-то среднее между слоном и динозавром. В полотняном шатре пахло дымом, благовониями, сушеными травами и такой же сушеной старостью. Отчасти этим амбре несло от древнейшей старухи в углу. Сверкая молодыми глазами (вернее одним правым — левый недвижим и лишь тускло поблескивает), она почесывала бородавку на носу. Одета в какое-то невообразимое количество юбок, я смог насчитать пятнадцать, за точность не ручаюсь. Бурая рваная кофта висела на тощих плечах как на вешалке. На морщинистой шее переливались в свете костерка блестящие бусы из монеток разной величины. В довершение полной картины ослепительно блестело большое кольцо в ухе, такое же, как у нас на гардинах, только из золота.
