— Хороша, ой хороша… — пробулькал Явор. — Но…
— А на двоих ты жениться не могешь, эт’ двуженство будет, так иль нет? — продолжала Джинни сладким, как яд, голосом.
— Ох, до этого ж не дошло! — Явор Заядло принялся затравленно озираться в поисках путей к бегству. — И вообсче, это ж токо на время было, она ж ишшо мал-мала девчура, но котелком варит, и…
— Тута я котелком варю, и я — кельда в этом клане, так иль нет? А кельда могет быть токо одна, так иль нет? И мой котелок наварил, что боле никто за этой девчурой хвоститься не будет, ясно?
Стыд-позор на вашии балды! Девчурке не по нутру, когда умбал навроде Грамазда Йана на нее почем-здря пырится!..
Явор Заядло повесил голову:
— Ах-ха… Все так… Токо вот…
— Токо что?
— За бедной девчурой роевник тащится…
Джинни надолго замолчала, потом спросила:
— Точно?
— Ах-ха, о кельда, — встрял Грамазд Иан. — Его гундеж один раз послышишь — век не забуднешь.
Джинни побледнела и прикусила губу.
— Но ты грил, что с ней могуча карга, Явор?
— Ах-ха, токо никто нипочем ишшо не уносил ног от роевника! Его не пришибить, его не споймать, его не…
— А разве ты не грил мне, как та мала грамазда девчура билась с Кралькой и заборола ее? — спросила Джинни. — Сковородксой ее пришибла, ты сказанул. Знатца, она крепок орех. Ежли она могуча карга, то сама смекнет, как быть. У кажденного свой судьбонос в жизни, и это — ее. Могуча карга должна сама эт’ пройти.
— Ах-ха, но роевник жо пожутче, чем… — заикнулся Явор Заядло.
— Там, куды она едет, другие карги будут ее карговству учить, — твердо сказала Джинни. — А мне судьба кельдовству самой по себе учиться. Уповай, чтоб она училась так же шустро, как я, Явор Заядло.
Глава 2
ДВЕРУБАХИ И ДВА НОСА
Местечко Дверубахи оказалось просто-напросто изгибом дороги, которому зачем-то дали имя. Там всего-то и было, что постоялый двор для проезжающих, кузница и лавочка, в окне которой торчал самонадеянный кусок картона с надписью «СУВЕНИРЫ». И больше ничего. Вокруг, за полями и перелесками, тут и там виднелись дома, и их обитателям, возможно, Дверубахи казались Большим Городом. В любом мире полным-полно таких мест. Мест, откуда уезжают, но куда не едут.
Дверубахи тихо жарились под полуденным солнцем. Посреди пыльной дороги дремал престарелый спаниель, белый с коричневыми пятнами.
И все же Дверубахи были поселением посерьезнее, чем деревня поблизости от Родной фермы, и Тиффани никогда раньше не видела сувениров. Она зашла в лавочку и потратила полпенни на маленькую деревянную табличку с резным изображением двух рубах на бельевой веревке и пару открыток под названием «Вид на Дверубахи». На открытках были все та же лавочка и, возможно, все та же собака, спящая посреди дороги. Маленькая старушка за прилавком обратилась к Тиффани «юная госпожа» и рассказала, что ближе к концу года в Дверубахи съезжаются люди за милю[5] окрест, чтобы посетить Праздник Квашения Капусты.
Выйдя из лавки, Тиффани обнаружила, что мисс Тик стоит посреди улицы рядом со спящей собакой и напряженно вглядывается туда, откуда они приехали.
— Что-то не так? — спросила Тиффани.
— А? — Мисс Тик вздрогнула от неожиданности, словно уже успела забыть о ее существовании. — О, нет, ничего. Просто я… Мне показалось, я… Послушай, почему бы нам не пойти немного перекусить?
Найти кого-нибудь живого на постоялом дворе оказалось нелегко, но мисс Тик решительно направилась на кухню и разыскала там женщину, которая пообещала принести им чай и булочки. Женщина сама не поняла, как вышло, что она им это пообещала, ведь официально она считалась свободной до прихода дилижанса. Но мисс Тик умела задавать вопросы, уже содержащие нужные ей ответы.
А еще мисс Тик спросила, нельзя ли принести сырое, то есть не приготовленное, и обязательно не надтреснутое яйцо. Способность задавать вопросы так, чтобы собеседник не спросил в ответ: «А зачем?» — еще одно важное умение любой ведьмы.
Они выпили чаю с булочками, сидя на скамейке возле постоялого двора, на солнцепеке. Потом Тиффани достала дневник. Она и раньше вела дневник, но то был дневник молочни, и в нем говорилось про сыры. А этот дневник был про нее саму. Она купила его у бродячего торговца, совсем недорого, потому что он был прошлогодний. Но торговец верно сказал, что дней в нем все равно столько же.
Дневник запирался на маленький медный замочек крохотным ключиком. Замочек-то Тиффани и приглянулся. В определенном возрасте начинаешь ценить такие вещи.
Она открыла дневник и написала: «Дверубахи». Подумала немного и добавила: «Место, где дорога делает поворот».
Мисс Тик продолжала смотреть на дорогу.
— Что-то не так, мисс Тик? — спросила Тиффани снова, оторвавшись от дневника.
— Я… не уверена, — сказала ведьма. — Нас кто-нибудь видит?
Тиффани огляделась. Дверубахи сморил дневной сон. Никто на них не смотрел.
— Нет, мисс Тик.
Учительница сняла шляпу и достала из тульи пару маленьких палочек и катушку черных ниток. Закатала рукава и быстро глянула по сторонам, на случай, если в Дверубахи вдруг случится резкий рост населения. Убедившись, что никого нет, она оторвала кусок нитки и взяла яйцо.
Ее руки затанцевали так быстро, что невозможно было разглядеть, что они делают, — и вот уже яйцо покоится в аккуратном гамаке.
Это произвело на Тиффани глубокое впечатление.
Но мисс Тик еще не закончила. Она принялась доставать всякую всячину из карманов, а в карманах ведьмы всегда уйма всякой всячины. Там обнаружились несколько бусин, пара перышек, стеклянная линза и один-два клочка цветной бумаги. Все это ведьма тоже вплела в свою паутину.
— Что это? — заинтригованно спросила Тиффани.
— Путанка, — ответила мисс Тик, не отвлекаясь от своего творения.
— Это магия?
— Не совсем. Это уловка.
Мисс Тик подняла левую руку. Перья, бусины и яйцо закачались вместе с прочим содержимым ее карманов, вплетенным в причудливую сеть.
— Хм-м, — протянула она. — А теперь посмотрим-ка, на что тут можно посмотреть…
Она продела пальцы правой руки сквозь ячейки сети и потянула…
Яйцо, стекляшки и перья заплясали в путанице нитей, и Тиффани готова была поклясться, что в какой-то момент одна нить прошла сквозь другую.
— А, — сказала девочка. — Это что-то вроде «кошачьей колыбельки»!
— Ты умеешь играть с веревочкой, да? — спросила мисс Тик, по-прежнему сосредоточившись на путанке.
— Я умею делать все обычные фигурки, — сказала Тиффани. — «Алмазы», «колыбельку», «дом», «стадо овечек» и «три старухи, одна из которых прищурилась, несут ведро рыбы на рынок, а им навстречу ослик»… Правда, эту я только один раз делала, для нее нужно двое, а Бетси Туппер не вовремя вздумалось почесать нос, так что мне пришлось выстригать ее ножницами…
Пальцы мисс Тик работали, как ткацкий станок.
— Выходит, это стало детской забавой… Смешно, — произнесла она. — Ага… — Ведьма пристально уставилась в густую паутину, которая у нее получилась.
— Вы что-то видите? — спросила Тиффани.
— Мне бы хотелось немного сосредоточиться, деточка. Можно? Спасибо…
Спаниель на дороге проснулся, зевнул и лениво поднялся на ноги. Легкой трусцой он подбежал к лавке, укоризненно глянул на Тиффани, после чего свернулся клубком у ее ног. От него пахло старым туалетным ковриком.
— Там… что-то есть… — очень тихо сказала мисс Тик.
Тиффани оцепенела от ужаса.
Белая пыль на дороге и каменная ограда напротив сверкали в лучах солнца. Пчелы с гудением садились на маленькие желтые цветы, растущие на стене. Привалившись к ноге Тиффани, храпел и попукивал спаниель.
Но все было как-то неправильно. Она чувствовала, что эта неправильность тяжким грузом лежит у нее на плечах, давит на нее, давит на мирный, залитый солнцем пейзаж, вдавливает его в землю. Мисс Тик с ее причудливой нитяной колыбелькой замерла рядом, застыв в пронзительно-ярком мгновении.
Только нити продолжали двигаться, сами по себе. Яйцо подпрыгивало и покачивалось, стекло пускало солнечные зайчики, бусины скользили, перемещаясь с нитки на нитку…
Яйцо взорвалось.
Дилижанс подъехал.
Он прикатил в облаке пыли и грохоте копыт, волоча за собой внешний мир. Он кляксой заслонил солнце. Двери открылись. Зазвенела сбруя. От лошадей валил пар. Спаниель уселся и с надеждой завилял хвостом.
А давящая неправильность ушла… Нет, не ушла — бежала.
Мисс Тик достала носовой платок и принялась отчищать яичные потеки с платья. Остатки путанки с удивительной быстротой скрылись в ее кармане.
Мисс Тик улыбнулась Тиффани и заговорила, не прекращая улыбаться, отчего вид у нее сделался немного безумный:
— Не вставай, ничего не делай, сиди тихо, как мышка.
