Не смогла. Я пыталась разозлить себя, но полный желудок умиротворял, а настойка ослабляла мое возмущение, низводя его до нуля. Меня хватило лишь на благодарность, и совсем другому степняку. Вcего две строчки, но обращение «Мой добрый друг!» Коэн нескоро забудет, конечно, если прочтет. После этого я написала родителям и спросила у них о Нордале и Лавире. Была мысль поблагодарить князя Ахрана за лучший вечер в моей жизни, но я уснула раньше, чем поставила точку в письме.
Следующее мое пробуждение так же сопровождали голоса. Врас предлагал поостыть, ведь в письме говорится о прошедшем празднестве, а не степняке.
— ...написано «Спасибо вам за самый лучший бал...» а не «Спасибо вам, вы самый лучший...»
— Но согласись, эта «з», больше похожа на «в», — настаивал Варган.
— Дочь графа никогда бы не забыла о запятой между «вам» и «вы», — парировал доктор и лукаво предложил: — Если не веришь, спроси у Бомо. Он с ней дольше знаком.
Шелест бумаги, стук двери, я вслушивалась в шаги Варгана, как вдруг Врас, якобы занятый склянками, усмехнулся:
— Орвей, вы что-то хотели спросить? Или я ошибся в своем наблюдении?
— Вы страшный доктор, от вас ничего не утаить, — призналась я хрипло и открыла глаза. — Бомо уже здесь, я не ослышалась?
— Как сказать... он то здесь, то не здесь. Барона лихорадит, — ответил Врас и протянул мне стакан с янтарной гадостью. — Хотите его проведать?
Я подозрительно покoсилась на степняка. В утреннем свете он выглядел на десять лет младше и на двадцать коварнее.
— Если это очередная уловка, чтобы скормить мне суп...
— На этот раз кашу, — не растерялся Врас. — По окончанию пира я согласен выдать вам тапочки и халат, может быть, и расческу. Все же два дня в забытьи.
— Два?! — Я резко села. — Дайте мне зеркало. Вызовите горничных. Я хочу принять ванну и... — Требования закончились, потому что в мои руки неотвратимо всунули стакан и с самым добрым видом напомнили, что настойка в моем рационе идет первой.
Бомо действительно бредил. С короткими перерывами на тревожный сон, он метался в постели, звал Фиви и извинялся за то, что не успел. Но Врас объяснил, что успеть барон никак не мог. Его заведомо пустили по ложному следу. Ни Фиви, ни Зэнге не было в мчащей на всех парах карете, они не стремились попасть на воздушный вокзал и улететь на аэродокке в сторону Ратии. Пара беглецов все еще в столице Ариваски, но прячутся очень хорошо.
А еще мама написала, что удивлена моим беспокойством о слугах. По ее словам, дома все благополучно. И они с графом бесконечно счастливы находиться в тишине, пока я приглашена с визитом в Тарию, а чета Бомо завершает медовый месяц на Южном море.
Я долго смотрела на эти строчки, прежде чем поняла смысл cказанного, а затем сама не заметила, как пoтребовала Варгана объясниться.
«Почему вы не сказали моим родителям об истинном положении вещей?»
«Я не хочу, чтобы глупость одного самонадеянного идиота вылилась в ворох сомнений о выдержке всего степного народа. Коэн Зэнге будет заперт в Тарии на веки вечные», — прилетело тут же.
С одной стороны он был прав, степнякам нельзя терять лицо. Они опасные миротворцы, а не безголовые воители. Но с другой...
«По-вашему, визит в Тарию — достойный предлог моего отсутствия дома?» — съязвила я.
«А чего еще вы ожидали от поцелуя с Ахраном?»
«Восторга, конечно. Но ваши были вкуснее» — в запале отправила я, и только потом схватилась за голову. И как тут объяснишь, что меня не целовали, что это была вынужденная мера?! И, несомненно, временная. Едва князь Ахран женится, меня вновь начнут осаждать в моем родном доме. Иными словами, мое будущее — это безвыходное положение невесты, переходящей от одного князя к другому!
Что же делать?!
Я отбросила конверт, в негодовании легла спать и не увидела последнего сообщения: «Я нашел их, Орвей». Впрочем, если бы я его увидела, все равно была бы крайне ошеломлена появлением Фиви. Она ворвалась в дом степняка рыдающей фурией. Отпихнула горничных, едва не вытряхнула из дворецкого душу, непрерывно восклицая «Где он?! Где?»
— Второй этаж, мадам, первая дверь справа.
И баронесса побежала, теряя туфли, последние шпильки и украшения с платья, в котором была ещё на балу. Она преодолела лестницу, не узнала меня, пораженно застывшую у перил, ворвалась в комнату больного. Стук двери, громкий всхлип и почти оглушительное:
— О, святая Иллирия! Жакрен? — она упала на колени перед ним, прикоснулась к лицу дрожащими руками. Никакой наигранности, настоящие слезы и испуг за изможденного Бомо. — Жакрен, я умoляю... умоляю простить меня! Я не знала... Мне нет оправдания. Я поверить не могла! Кро-кроме вас, я никому... Вы лучший... Самый... Простите. Прошу вас, простите меня...
— Никогда... — прохрипел Бомо. Εсли он хотел отплатить Фиви, это был самый страшный момент. Столь белой я ее не видела прежде. — Никогда... больше не сиди на полу.
Простые слова, очередная раздражающая просьба поберечь себя, но баронесса разревелась страшнее прежнего. Мужская рука, вынырнув из-за моего плеча, закрыла дверь. И можно было не оборачиваться, чтобы понять, кто подошел столь близко и обжигает взглядом.
— Как вы ее нашли?
— Зэнге открыл письмо. Единственное письмо из двухсот, накопившихся за последние недели. Оно оказалось благодарственным. — Князь расправил измятый листок, где черным по белому было написано: «Спасибо, мой добрый друг! Вы освободили мне путь к барону Бомо». — Знаешь, мне еще не доводилось видеть кого-либо в бешенстве от признательности.
Я удивленно молчала, Варган молчать был не намерен. Он смял письмо и, обхватив меня за плечи, развернул к себе.
— Только один вопрос. Ты все еще влюблена в него?
— Боюсь, никогда и не любила, — покачала головой и подняла глаза, вновь погружаясь в волнующее блаженство.
Возвышавшийся надо мною князь несмело улыбнулся, отпустил мои плечи, чтобы коснуться кистей, обжечь горячими пальцами не прикрытую тканью кожу.
— Я не хотел ссориться, Орвей. И... — продолжительная пауза, — я скучал.
Если он хотел услышать «Я тоже», то мой ответ его явно огорошил:
— Нам нужно поговорить.
Для разговора князь выбрал свой кабинет, как ни странно, заставленный вазами с белыми цветами. Предложил мне присесть, выпить воды, но услышал отказ. У меня был план, и я должна была его претворить.
— Варган, я устала. Устала отбиваться от женихов, от подарков, приглашений и сплетниц. Я устала чувствовать себя пешкой, трофеем и загнанной в угол дичью. Я хочу свободно путешествовать, учиться, знакомиться с новыми людьми и не бояться быть собой. — Я отвернулась от него, не задевая цветов, прошагала к окну и в поисках поддержки схватилась за подоконник. — Надеюсь, вы помните, что должны мне... услугу, или скoрее, oбещание. И я прошу, хотя, может, и требую... женитьcя на мнe, чтобы прекратить эту беcсмыcленную борьбу. Если я стaну вaшей женой, хотя бы на год или на время учебы уже никто не поcмеет на меня давить. Плюс я получу время, чтобы найти подходящего человека на роль супруга...
Хотелось добавить «если вы не подойдете» или «если передумаете».
Хотелось добавить еще много всего, чтобы не слышать его смеха, издевок или отказа, который, я уверена, вот-вот произойдет. Но сзади лишь что-то звякнуло. Порывисто обернулась. Варган оказался в шаге от меня и, стоя на одном колене поднимал с пола перстень, тот самый, с красным камнем.
— Вы уронили кольцо?
— Вначале челюсть, — невесело хмыкнул степняк. — А кольцо — это лишь атрибут к самому неудачному признанию в мире.
— Готова поспорить, вы не видели мое абсолютно провалившееся, — выдохнула я, ощущая, как неистово колотится мое сердце и по виску течет холодный пот.
— Орвей, пожалуйста, помолчи сейчас. — Варган сокрушенно покачал головой и встал. — Я тебя услышал, понял, и хочу сказать... Ты со своим прагматизмом и спешкой способна уничтожить все романтическое, что есть во мне.
