– Подожди, – оборвал старика Попов и повернулся к Сене: – Я что-то не понял, откуда тут крестоносцы? Они же должны еще в Антиохии торчать. Мы их, по крайней мере, на двое суток обогнали.
– Значит, не обогнали, – отрезал мой хозяин и посмотрел на старика: – Ладно, спасибо за информацию, отец, и прощай. Нам спешить надо.
– Эй, погоди! – тут же, едва Рабинович произнес последнюю фразу, завопил Попов. – Куда это ты собрался? Спеши не спеши, но пока я не пообедаю, никуда не поеду. К тому же поздно уже. Скоро стемнеет, и все равно на ночлег останавливаться придется.
– Андрюша, поедим позже, – ласково проговорил Сеня, глядя почему-то на дедка, а затем, с силой наступив криминалисту на ногу, прошипел: – Отъедем от деревни и пожрем, боров ты тупорылый. Не видишь, на нас здесь все, как на цирковых клоунов, пялятся, поговорить спокойно не дают. А нам обсудить кое-что нужно. Ясно тебе?
– Так бы сразу и сказал, – зашипел в ответ Андрюша. – Поехали. Не хрена на меня скалиться было, и слезь сейчас же с моей ноги!..
Точку зрения моего хозяина я разделял целиком и полностью. К нам в деревне и в самом деле проявляли настолько странный и нездоровый интерес, что мне покусать всех вокруг хотелось. Стояли, гады, пялились так, будто мы с луны свалились. Разве что пальцами не тыкали, дабы проверить, живые мы существа или бесплотные духи… Хотя почему не тыкали?! Один голопузый шкет, лет семи от роду, попытался в меня палкой ткнуть. Я и протянутые к себе руки терпеть не могу, а уж когда палкой тычут, так тут и вовсе могу контроль над собой потерять. Бесит меня это! Вот я и клацнул зубами в направлении излишне любопытного пацана. Тот, естественно, заревел и спрятался мамане под подол, я получил нагоняй от Рабиновича, который ничего не видел и посчитал, что я хорошие манеры забывать начал, а аборигены тут же стали косо на нас посматривать… Вот она, людская благодарность! Только минуту назад эти колхозаны на руках нас готовы были носить, а стоило мне чуть-чуть припугнуть мальца, как мы для аборигенов едва ли не врагами стали.
Естественно, такую перемену в настроении жителей деревни заметили все, и о задержке в этом месте больше не говорили. Рабинович коротко попрощался со стариком и, вскочив в седло, повел нас за собой. Туда, где, по словам седобородого, стояла армия крестоносцев. Сначала я подумал, что Сеня нас хочет прямо до Христова воинства вперед гнать, но едва деревня скрылась за холмами, мы остановились. Мой хозяин объявил привал и следом за этим позвал народ на всеобщее собрание. Мне выслать официальное приглашение, естественно, никто не догадался, но я все равно пошел. Хотя бы потому, что мне было жутко интересно узнать, о чем наш Ленин говорить будет… Хотя – нет! Лениным моего Рабиновича назвать никак нельзя. Это вон Ваня у нас Ленин и тещин, а у Сени никого, кроме меня, нет…
– В общем, так, положение у нас очень серьезное. Можно даже сказать, что дела наши очень плохи. Поэтому буду выслушивать любые предложения. Даже самые идиотские, – тем временем начал свою тронную речь Рабинович. – Сначала обрисую проблемы. В общих чертах, так сказать. А потом буду ждать советов о том, как их решить. – Сеня сделал паузу, проверяя, до всех ли Жомовых дошло, что именно он от народа хочет.
– Во-первых, – продолжил после паузы Рабинович. – Есть трое неизвестных, очень похожих на нас. Кем бы они ни были, дубликатами из параллельного мира или нами самими, но видоизмененными, их присутствие создает нам проблему. В первом случае это возможное воздействие на жителей Иерусалима с целью настроить их против нас и тем самым не позволить нам выполнить миссию. Во-вторых, их присутствие говорит о том, что петля времени уже сжалась слишком туго и мы стоим на пороге глобальной катастрофы. Потому с этой кочующей троицей следует разобраться. Причем лучше всего не просто разобраться, а замочить. И желательно в сортире. – Сеня перевел дух, обведя взглядом собравшихся в кружок членов экспедиции. – Не меньшую проблему сейчас представляет для нас и войско крестоносцев. Святой Грааль и Святое Копье, ради которых они идут захватывать Иерусалим, должны быть помещены в тайник до их прибытия в город. Именно поэтому нужно сделать все возможное, чтобы задержать крестоносцев на пару дней. Хотя бы. Итак, у кого какие предложения на этот счет?..
Ответом ему было гробовое молчание. Я бы, конечно, мог кое-что сказать, но поскольку мое присутствие на общем собрании не считалось обязательным, решил, что и рот мне не обязательно открывать. Пусть уж эти хваленые гомо сапиенсы сами решение находят!
Обсуждение способов решения поставленных Сеней задач затянулось за полночь. Спорили горячо и страстно. Причем так, что даже Попов об ужине позабыл. Вариантов предлагалась масса, начиная с предложения Фатимы «а давайте я им станцую», заканчивая жомовским «давайте мы им всем просто морду набьем», но ни один из вариантов Рабиновича не устраивал. Как, впрочем, и других членов экспедиции, считавших свою собственную версию самой лучшей. Любое вынесенное предложение тут же разбиралось по косточкам, пропускалось через мясорубку, шпиговалось остротами и отдавалось псу на съедение. В итоге за четыре часа горячих споров никто ничего умного так и не придумал. И первым, кому надоела пустопорожняя болтовня, был сам инициатор собрания.
– Я вижу, перед сном мозги не работают абсолютно у всех, – подвел итог Рабинович. – Давайте-ка спать, а утром, может быть, у кого-нибудь разум все-таки прояснится.
На новое Сенино предложение возражений ни у кого не нашлось. Наскоро перекусив, все завалились спать там, где сидели. А утром единственным человеком с проясненным разумом оказался сам Рабинович. То ли на него ночью озарение нашло, то ли утро действительно вечера мудренее, но кинолог проснулся раньше всех и тут же принялся тормошить остальных членов экспедиции. Жомов и Ричард с удовольствием покинули спальные места. Первый потому, что всегда рано просыпаться привык, а второму просто по жомовскому уставу оруженосной службы было положено рано просыпаться. Впрочем, от придуманного Ваней устава этим утром обоим «жаворонкам» пришлось отступить. Согласно жомовским правилам, Ричарду после пробуждения был предписан кросс, а вместо этого пришлось идти к телеге и выслушивать Сенину речь. Правда, этим фактом расстроен был только Жомов, а ландскнехт лишь упорно делал вид, что его травмировало изменение распорядка дня, но Рабиновичу на их страдания было наплевать. У него созрел план действий, к выполнению которого следовало приступить немедленно, ну а чувства других членов команды в данной ситуации его волновали мало.
– Ваня, потом со своим кроликом Роджером натешишься, – отрезал кинолог, когда Жомов попробовал возмутиться. – Я что-то не пойму, ты хочешь по пустыням с дикарями бегать или назад в свой ОМОН вернуться?
Это, конечно, был удар ниже резинки трусов, но Сеня вынужден был так поступать. Ему казалось, что все вокруг недостаточно серьезно понимают то положение, в котором они оказались, и не видят, что весь окружающий мир и их собственные судьбы висят на волоске и зависят от какого-то эльфа-отщепенца, которому до смерти надоел Оберон в качестве главы правительства, председателя правящей партии, главкома вооруженных сил и просто «хорошего парня» в одном лице. Рабиновичу Оберон тоже не нравился, но в отличие от эльфа-заговорщика свою собственную жизнь уродовать он не собирался. Поэтому кинолог и не дал никому провести утро в привычном ритме.
– В общем, так, мы вчера подумали, и я решил, как именно мы будем действовать, – проговорил он после того, как согнал всех членов экспедиции в кучу. – Целей у нас две штуки, и обе очень важные. Поэтому нам придется разделиться…
После этой реплики в экспедиции поднялась буря протестов. Правда, создавал ее один Горыныч, но зато всеми тремя головами сразу. Видите ли, трехглавая керосинка наотрез оказывалась принять такое предложение, и все из-за того, что, по его мнению, менты, разделившись, станут слабее. Их легче будет поразить. А в случае летального исхода (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… то есть не дай бог такому случиться) во время операции для одного из друзей исчезнет не только привычный российским милиционерам мир, но и множество параллельных вселенных сгорят в адском пламени. В общем, не Горыныч, а Иоанн Богослов.
– Ладно, хорошо, – терпеливо выслушав вопли трехглавого вундеркинда, проговорил Рабинович. – Мы не будем разделяться. Но скажи мне на милость, что будет, если крестоносцы в Иерусалиме раньше окажутся, чем мы весь этот хлам туда принесем, или те три оболтуса нам так репутацию испортят, что попасть внутрь города мы сможем только под конвоем?
– Ну, я не знаю, – стушевался Ахтармерз. – Нужно найти какой-нибудь выход…
– Вот я и нашел! – рявкнул на него Сеня. – А если тебе мое решение не нравится, то можешь остаться здесь и ждать, когда на тебя небо свалится.