21
Потому что, не отрывая глаз от книги, другим методом перемещаться невозможно.
Хотя как он им собирался незаметно для жюри и, самое главное, для соперников, воспользоваться – оставалось тайной, не подвластной даже тем самым предсказателям.
Триста лет назад в Царстве Костей среди высокородных стрелков из лука, которые считали ниже своего достоинства щуриться при прицеливании подобно простолюдинам, это было не только полезной, но и модной вещью.
Кроме бедных музыкантов, конечно, хотя трубачи попытку всё-таки сделали.
С лукоморской стороны, естественно.
Что действительно подтверждало знание – но не лукоморской истории, а лукоморского фольклора.
Данные в самый последний момент добросердечным Иваном «условно и за волю к победе»: на вопрос из раздела «История», кем и под чьим предводительством был разрушен древний Тибуриум, граф, не расслышав или не дослушав подсказку советника, гордо заявил, что это были варвары и вандамы. И что предводителем вандамов был некий универсальный варвар, а предводителем варваров была Варвара Краса Острая Коса, от которой они и получили свое наименование. Если бы не девственно чистое пространство на доске, красующееся под именем Бренделя, и подошедший к концу список вопросов, этот ответ не был бы принят даже Иванушкой.
Хотя они очень сильно удивились бы, если бы им кто-нибудь вдруг сообщил, что они сделали именно это. Сами они полагали, что всего лишь подбили бабки.
Впрочем, в математическом выражении это ничего не изменило: как были по семь сантиметров, так и остались.
Она всегда завтракала тогда, когда просыпалась. И такие мелочи, как показания петухов, будильников и небесных тел на этот факт повлиять были не в силах.
А если не смотреть под ноги, то мог пострадать и носитель такого настроя.
Универсальный закон Вселенной, гласящий, что проще отложить подальше ненужную сейчас вещь на тот маловероятный случай, что она пригодится вновь, чем выбросить немедленно, работал и в хижине, и во дворце.
На плохой уход ей грех было жаловаться, потому что ухода в последние пятьдесят лет не было вообще никакого.
Вечно мне самое интересное достается! Знала бы, что сюда так добираться, да потом еще по такой лестнице да в такую глубину переться – отправила бы лучше Ивашу, как пить дать!
Вообще-то, Сенька под страхом смерти не смогла бы отличить астролябию от ватерпаса или, если уж на то пошло, синхрофазотрона, но то загадочное приспособление, что пристроилось на краешке скамьи, вызвало к жизни в ее памяти почему-то именно это слово.
Успех в самом деле был оглушительным. Если бы не вколачиваемые с пеленок правила этикета, Медведи попросили бы исполнить номер на бис. И на трис. И, не исключено, что и на четырис.
Заниматься чем-то иным в двенадцатом часу ночи в ее отсутствие, в понимании Серафимы, он не мог по тому же определению.
Общение с ее лукоморским высочеством даром не проходило ни для кого.
Такое обилие иноземных ученых слов не смогло оставить канцлера Макара равнодушным.
То ли спросонья, то ли совесть и впрямь была нечиста.
Не столько от напора артиллеристов-самоучек, сколько от их активного вокабуляра.
Графа Бренделя никогда не надо сбрасывать со счетов.
Когда Бугемод был совсем маленьким, он не мог выговаривать полностью имя бабушки Жермон – Удавия – и говорил «бабушка Удава». Прозвище, данное внуком, как это часто бывает, прилипло к старушке, мнения которой в этом единственном случае никто не спросил.
Если бы заметил хозяин.
Правда, самопровозглашенный, и лишь на фоне некоторых своих коллег по списку костейского дворянства, искренне считающих, что алфавит – это сорт витаминов. А витамин – фрукт, помесь то ли сливы с персиком, то ли апельсина с бананом.
Откровенно говоря, доставалось под горячую руку и кабану, свите, и лукоморцам, и жюри, и Костею, и всему Белому Свету оптом… Всем, кроме одного человека. Бабушка Удава – это святое. Бабушка права всегда. Если бабушка не права, значит, сам дурак.
Только профаны думают, что охотничье рагу – это рагу, приготовляемое из того, что на охоте добыли. Охотничье рагу, как показал запасливый Жермон, это то, что на охоте едят. Так как карательная антикабанья экспедиция была рассчитана на два дня, то в меню у придворных барона Бугемода стояли также охотничьи говяжьи отбивные с охотничьим гороховым пюре, охотничьи рыбные пироги, охотничья фаршированная курица, охотничий салат из крабов и кукурузы, а на десерт – охотничьи профитроли.
Пятого по счету. А никто и не ожидал, что проверка боеготовности осадной машины окажется легким делом.
Еда, какая бы она ни была, в Постоле всё еще не выбрасывалась.
Потому что знак «евро» не был изобретен за ненадобностью.
Если бы он был в состоянии анализировать, потере ни одного из чувств он бы так не радовался, как обоняния.
И периодически выбивающейся из нее то в тупой ступор, то в слезливую меланхолию, то в кипучую ярость.
И один медведь, если быть дотошным, но допрашивать его по понятным причинам возможности не представлялось. Да никто очень-то, откровенно говоря, и не стремился.
Если, когда участников больше, чем обычно, заседания называются «в расширенном составе», здраво рассудила она, то в прямо противоположном положении состав, по аналогии, должен называться именно так.
Всестороннего, потому что карта таких размеров на столе градоначальника не помещалась, и части изучающих то и дело приходилось приседать на корточки или вставать на коленки и разглядывать ее то в районе ножек, то просто на полу.
Или, если быть точным, распростертая на таком расстоянии, на которое тощая патлатая фигура могла бы отлететь, если бы собиралась подглядывать в замочную скважину и в этот момент получила по лбу открывающейся дверью.
Надо ли говорить, что линия гнулась исключительно оттого, что упиралась в твердокаменное Иваново упрямство.
А, точнее, из-за его головы. Фигура, что бы костей ни говорил, у Спиридона была действительно выдающаяся. Во все стороны.
Если бы кто-нибудь потрудился спросить у него, кто такой анизотроп, он бы, не задумываясь, ответил, что это человек такой дикий, вроде обезьяны.
А, может, и бочколитров.
Начинать знакомство с хозяевами спасшего его дома с разрубания их забора он считал неприемлемым. Пока.
Две остальные были сломлены под самый корешок и лежали отдельно.
Кроме жажды власти и денег.
Исключительно потому, что не дышать вовсе было невозможно. Он попробовал.
Хотя, чтобы окончательно избавиться от липкого тошнотворного запаха, подозревала она, потребуется не большое проветривание, а маленький пожар.
То, что «пчела» и «медонос» – не синонимы, ему еще только предстояло выяснить.
«Чтобы нагулять аппетит?» – мрачно продолжил логический ряд внутренний – но теперь точно его – голос.
Откровенно говоря, он не понимал еще несколько десятков или даже сотен вещей, но на текущий момент эти три возглавили список.
