– Так жри быстрей, – приказал Ваня. – А еще раз нас гуманоидами назовешь, в лоб дубинкой получишь. В любой, по выбору.
Горыныч, которому, как и всем остальным, под ацтекские стрелы и копья попадать не хотелось, времени на пререкания тратить не стал, усиленно поглощая всё то, что мог прожевать. Я, чуть отстав от своих, остановился посреди улицы и угрожающе зарычал на наступавших врагов. Мой Сеня тут же принялся истерично звать меня к себе, но я дождался, пока ацтеки сделают залп, и лишь тогда убежал под прикрытие щитов. А к этому времени и Горыныч закончил трапезу. Смачно рыгнув для пробы, отчего улицу заполнила невыносимая вонь, Ахтармерз выпустил в воинов тройной залп пламени. Несколько домов тут же вспыхнули, как спички. Ацтеки попятились, а после второго залпа Горыныча и вовсе с воплями побежали по улице.
– Ну вот, теперь можно и сматываться, – констатировал наш трехконфорочный керогаз, резко уменьшаясь в размерах. – Эй, меня не забудьте! Может, кто-нибудь на руки возьмет? Я же не угонюсь за вами.
Жомов просьбу Горыныча тут же выполнил. Рота гвардейцев опустила щиты в нормальное положение и тут же помчалась к выходу из города, словно укушенная. Мои менты не отставали, да и аборигены держались на уровне. В рекордный срок мы проскочили весь пригород и вырвались из Теночтитлана на поля. Встреченная нами на выходе патрульная сотня ацтеков и без помощи Горыныча была мгновенно раскидана по окрестным кустам, обращена в бегство и полностью деморализована. И лишь после этого мы взяли небольшую передышку, чуть замедлив шаг.
– Ты где Попова с Тлалой оставил? – поинтересовался наконец судьбой спасенных мой Сеня. Горыныч указал направление. – Что они делают?
– Любовью занимаются, – буркнул Ахтармерз.
– А вот это здорово! – тут же заржал Кецалькоатль. – Не успели с жертвенного алтаря спастись, как тут же дань жизни отдают.
– Что ты сказал? – зашипел Рабинович.
– Кто? – одновременно поинтересовались ацтекский бог и неацтекский юный маг.
– Ты-то, сопля, откуда о любви знать можешь? – щелкнул Горыныча по носу средней головы Жомов.
– А вот и могу! Мы физиологию гуманоидных видов уже проходили, – прогнусавил Ахтармерз. – Только я пошутил. Не до любви им обоим сейчас. Они сейчас выглядят хуже, чем махтапутр, когда его водкой обрызгаешь.
– Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие! – гаркнул мой Сеня, но в голосе у него очень явственно прозвучало облегчение.
До Тлалы и Попова мы добрались минут через двадцать. Оба сидели под деревом на небольшой поляне и пустыми взорами смотрели перед собой. Такой вид бывает у закоренелых наркоманов после принятия очередной дозы. И я даже не уверен, что оба обмолвились хоть словом друг с другом, да и вообще понимают, где они, что с ними происходит, и что могло бы случиться, не вмешайся мы вовремя в обряд жертвоприношения.
Что и говорить, в таком состоянии вряд ли оба могли достаточно быстро передвигаться. Но и оставаться в такой близости от Теночтитлана дольше невозможно! Беспорядки и паника в городе долго продолжаться не будут. Очень скоро Чимальпопоке и Уицилопочтли поймут, что мы из их ловушки ускользнули. А когда разогнанная нами дозорная сотня прекратит паническое бегство и доберется до своего начальства, тлатоани сразу поймет, в каком направлении нас искать. Нужно было уходить как можно быстрее и как можно дальше.
– Эх, поповскую телегу бы сюда, – вздохнул Жомов.
– Без нее обойдемся. Сейчас сделаем из копей и щитов носилки и будем Андрюху с Тлалой по очереди нести, – заявил Рабинович и тут же заставил солдат осуществить свой замысел.
Что и говорить, на дорогу выходить мы не решались. Там нас могло ждать всё что угодно. Начиная от войсковых дозоров, кончая самим Уицилопочтли, может быть, уже восстановившим свои силы. Пришлось тащиться по непролазной сельве. Гвардейцы, меняя друг друга, мечами прорубали нам дорогу, а Сеня с омоновцем не отходили от носилок. К моему удивлению, и Кецалькоатль постоянно был рядом с Тлалой, то и дело обеспокоенно касаясь ее лба. При этом тольтекский бог что-то бормотал себе под нос, вроде «эх, мне бы сейчас хоть чуточку прежних сил». Это указывало на то, что положение спасенных было очень серьезным. И я уже начал всерьез переживать за Андрея, как вдруг тот подал голос.
– И что вы думаете? Если я не иду на своих двоих, то меня и кормить совсем не нужно? – тихо, но отчетливо поинтересовался наш криминалист. – Зачем, на фиг, меня спасать нужно было, чтобы голодом потом уморить?
– Ого, свинопотам жрать попросил. Значит, теперь точно не сдохнет, – обрадовался омоновец. – Ну что, Сеня, дадим ему поесть или пусть сам себе пропитание добывает. Желуди ищет или корнеплоды какие-нибудь, например.
– Нет тут желудей, – вяло отозвался Андрей. – И последний раз повторяю, если мне сейчас поесть не дадите, слезу с этих жестких носилок и всем морды набью.
– Веселый он у вас человек. Только что от смерти спасся, а уже вовсю шутит, – восхитился Кецалькоатль. – Такого великого воина я, пожалуй, к себе на небеса возьму.
– Нет уж, мне и тут хорошо, – отказался от такой чести Андрей и попытался сесть. – Да даст мне кто-нибудь пожрать, мать вашу!..
Не знаю, способен ли был Попов действительно сожрать чью-то мать, но выглядел он страшно голодным, осунувшимся и похудевшим. Я даже подумал, что сколько бы денег можно было заработать, продавай мы с Сеней тот наркотик, которым пичкали Попова, в качестве средства для похудания… Видите, до чего честного пса жизнь с Рабиновичем довела? Если дела и дальше так пойдут, останется только и в самом деле к ветеринару обратиться. Пусть усыпляет на хрен! Что я за пес такой буду, если вместо службы начну о коммерции думать?
Впрочем, я отвлекся. Ставить мне диагнозы было еще преждевременно, а вот судя по внешнему виду Попова, тому скоро могли никакие диагнозы не понадобиться, за исключением справки патологоанатома. Мой Сеня, решив, наконец, сжалиться и над страдающим Поповым, и над замученными вырубкой сельвы гвардейцами, объявил привал. Тут же выяснилась первая проблема. Оказывается, у нас почти нет еды! Худо-бедно, зверски урезав рацион, мы еще могли сегодня поужинать, но вот завтракать нам уже будет нечем. Выхода было два: либо идти к ближайшей деревне и устроить там разбой, либо попытаться охотиться в сельве. Первое решение, как слишком рискованное, отвергли почти мгновенно, и нам осталось только попытаться самостоятельно добыть себе пищу. Жомов с тоской в глазах пересчитал патроны.
– Маловато осталось, – вздохнул он. – Да и боюсь, не подпустит нас зверь так близко, чтобы я мог не промахнуться из этого пугача. Помповик бы сюда. Или, на худой конец, ТОЗ бы пригодился.
– Даже и не думай стрелять! – предостерег Ивана мой хозяин. – Ты же своим выстрелом за версту всем объявишь, где нас нужно искать. Уж лучше сразу в Теночтитлан вернуться и сдаться.
– Ну, не век же ты прятаться собираешься, – отрезал Ваня. – Всё равно когда-нибудь придется назад идти. Иначе где мы Эксмоэля искать будем.
– Вот об этом и надо поговорить, – хмыкнул Рабинович. – Только сначала пусть твои бойцы дичи нам добыть помогут. А уж затем и разговаривать будем.
Вот уж не знаю, что мой Сеня имел в виду, когда говорил «помогут». Что-то сильно я сомневался в способности моего хозяина подстрелить кого-нибудь из лука или достать копьем. Что он и доказал, отказавшись идти на охоту и вместо этого занявшись благоустройством лагеря. В том, что нам придется здесь ночевать, сомнений ни у кого не возникало. И, может быть, весь следующий день тоже пришлось бы пробыть на этом месте, пока мои доблестные менты не пришли бы к какому-нибудь единому решению относительно нашей дальнейшей судьбы. Именно поэтому половину отряда отрядили на сбор сушняка и изготовление примитивных шалашей, а остальные отправились охотиться. И мы с Ваней присоединились ко второму отряду, оставив Рабиновича горевать над бессознательным телом бывшей пассии.
Охота, как бы сказал Кецалькоатль, получилась веселенькая. Вот уж не знаю почему, но никакой живности кроме ящериц, жаб да змей нам долгое время не попадалось. Один раз, правда, далековато, я унюхал кого-то из рода кошачьих да дважды улавливал застарелый след оленя, но кошек есть неэтично, а след был настолько стар, что казалось, будто олени и прочее зверье столько лет вообще не живут на свете.
Охотники разделились на два отряда и старались держаться подальше от южного направления, откуда мы пришли, и не сильно забирать к востоку, где проходила дорога. Может быть, зверье всё как раз в этих местах и обитало, но я уже начинал уставать от бессмысленного бегания по сельве, как вдруг, наконец, уловил запах оленя. И близко! С подветренной стороны.
Естественно, добрался я до оленя без труда и думал легко выгнать его на охотников, но не тут-то было! Животное попалось исключительно тупое. В ответ на мое грозное рычание олень только удивленно посмотрел на меня и остался лежать. Пришлось на него заорать, но он такой вид сделал, будто я последний дурак, и разве что копытом у виска не покрутил. Пришлось мне его кусать. Но дурная животина, вместо того чтобы испугаться, бросилась на меня, решив подраться. Связываться с идиотом мне что-то не очень хотелось, и я предпочел смыться. Тем более что всё равно заставил оленя двигаться в сторону охотников, а каким именно способом, роли не играло. И через пять минут у нас уже была вполне приличная туша на ужин. А еще через полчаса мы наткнулись на небольшое стадо, и гвардейцы подбили еще двоих рогачей.
