Вынужден признаться, что всерьез рассчитывал на показания убитого, так как преступление совершилось в уединенном месте, в ночной час, и не имело живых свидетелей. Однако мэтр Бруно и господин Ондари не пожелали с нами разговаривать. Злоумышленник использовал вещество, известное магам как „полночный мёд“: будучи нанесенным на оружие, которым совершалось убийство, оно остается в ране, смешивается с астральной сущностью убитого и особым образом связывает его дух.
Данное обстоятельство подтверждает предположение, что убийца весьма сведущ в магических ритуалах, но не является практикующим магом. Мэтресса Аниэль не смогла объяснить подробнее, однако несколько раз повторила, что „маг действовал бы иным способом“, и я склонен ей верить.
6. Преступление, которое совершил неизвестный мужчина, отнюдь не первое. И не последнее. То, с какой легкостью он наносит удар, как решительно обрекает на мучительную, долгую смерть свои жертвы… Сама манера его „именного удара“ — рана наносится точно в сердце, жертва успевает только выдохнуть, а в следующий момент прощается с жизнью.
Этот человек хладнокровен, жесток и сведущ в магии. Он наверняка не остановится перед другим преступлением, коли в нем возникнет необходимость, а значит, будут другие жертвы.
Если бы только удалось узнать, ради чего он рисковал столь многим… Убийце откровенно повезло: обладай кто-то из обитателей Казго-Рабо ясновидением или телепатическими способностями, его план был бы разгадан и встретил активное сопротивление умелого некроманта и весьма сильного „стихийника“, которым была полуэльфийка. Но даже в этом случае… Надо быть сумасшедшим, чтобы выступить против двух сильных магов; более того, надо быть очень отчаянным сумасшедшим, чтобы убить двух эльфиек, рискуя вызывать гнев всего клана.
Надо быть сумасшедшим — или очень нуждаться в вещи, ради которой было затеяно преступление.
Я попросил мэтрессу Аниэль и мэтра Аэллиаса узнать, какой предмет изучала Чумовая Четверка. Наверное, выяснение займет какое-то время, но это единственная более-менее надежная ниточка, которая может привести нас к убийце. До тех пор, увы, утверждать что-то определенное не имеет смысла.
Эйло Ломас, Министр Спокойствия королевства Кавладор.»
Ломас? — в который раз спросил себя Клеорн. Министерство Спокойствия было учреждено три с половиной века назад, и имя первого министра, того, кто заложил традиции самоотверженной службы на благо Кавладора, знали все сотрудники. Но позвольте — со времен смерти министра Ломаса прошло три с лишим столетия, какое отношение дела давно минувших дней имеют к сегодняшним событиям? Да, имеются некоторые черты сходства…
Но Чумовую Четверку прикончили давным-давно! Вот если бы Ломас подозревал в преступлении мага… Если бы он подозревал человека, чьи волшебные таланты позволили бы ему прожить три столетия как один день…
Потерев покрасневшие глаза, Клеорн подкинул поленце в камин, укутался пледом и развернул вторую часть письма. Эти два листа были написаны другим почерком — легким, летящим, с характерными для эльфийской традиции каллиграфии росчерками рун. Замысловатая подпись отливала серебристым отсветом. Ага, госпожа Аниэль, — расшифровал Клеорн. Почитаем, почитаем ее версию событий…
«По моей просьбе господин Ломас записал выводы относительно случившегося в Казго-Рабо. Я сделала магические копии его отчета и передала их на хранение коллегам из Иберры, Буренавии, Кавладора и Ллойярда. Отправила копию и господину Кадику ибн-Самуму в Хетмирош, но, скорее всего, он не станет читать — он терпеть не может всех эльфов, а значит, скорее порадуется, чем огорчится, услышав о смерти двух талантливых девочек.
Я буквально вижу их смерть. Если бы я вела себя иначе!.. Именно мои советы и забота, которые упрямая юность воспринимала как брюзжание умудренной опытом старой коряги, заставили Ранцуэльмарэ покинуть родные рощи. Именно от моего дара предвидения Ранцуэльмарэ защитила свое жилище, и исключительно по этой причине я не смогла почувствовать грозящую девочкам опасность.
Среди ночи я проснулась от накатившего кошмара: я видела, как истекала кровью Лаэнмифь, как она звала возлюбленного, не зная, что он уже мертв. Я видела, как сражался Ондари — мальчишка был абсолютно бесполезен в драке, а черный человек, который пришел в Казго-Рабо, наоборот, не смотря на возраст, действовал умело и решительно. В своем сне я видела, как он требовал что-то от Ранцуэльмарэ; девочка решила его обмануть, она указала тайник, а потом, выдернув нюртанговый нож из раны, попробовала ударить ему в спину заклинанием. Слишком сильным, слишком мощным… Я ведь предупреждала о том, что ее ожидает смерть от собственной магии, я ведь просила ее уделять больше времени тренировкам и медитациям!
Убийца был ранен; я видела это в своем сне. Однако в Казго-Рабо мне не удалось обнаружить следов крови или других свидетельств его ранения. Господин Ломас утверждал, что убийца покинул остров на лодке; Аэллиаса посетила догадка, что он мог воспользоваться телепортирующим артефактом, принадлежавшим Чумовой Четверке.
Но он был ранен, и ранен смертельно, это сомнению не подлежит.
В первые дни, когда сохранялась надежда раскрыть преступление по горячим следам, я заставила всех магов Брабанса и всех своих родичей искать высокого, худощавого человека старше среднего возраста, страдающего от тяжелых ожогов и эльфийского проклятия.
Потом в какой-то момент я поняла, что этот человек мертв, и поиски бесполезны.
Чтобы проверить, является ли моя уверенность следствием ясновидения или элементарным самообманом, я провела ритуал „Открытия завесы“.
Я увидела длинную нить, казалось, сотканную из множества теней. Она разветвлялась, соединялась корявыми узлами, и продолжалась, втягивая в себя тонкие серые волоконца. В какой-то момент тень стала многоголова, как гидра, и столь же опасна.
Тень тянулась, как оборванная паутина, не находя себе места. У нее не было дома, у нее не было цели, у нее не было ни прошлого, ни будущего, лишь пустота, которую она старалась заполнить краденым золотом.
Ощутив след заклинаний Ранцуэльмарэ, я пошла по нему. Я оказалась перед старым пыльным зеркалом, чудом сохранившимся в подвале заброшенного дома, и огромным мрачным лесом, куда это зеркало выводило. На небе сияло три луны, и их свет, золотой, серебряный и черный, дарил покой и забвение.
Некоторые вещи должны свершиться, хотим мы того или нет. Смерть, забравшая юных Ранцуэльмарэ и Лаэнмифь, есть такая же часть Природы, как жизнь моих друзей или мой собственный Дар. Черный человек, ставший орудием Судьбы, сыграл свою роль и обречен вмешиваться в жизни других разумных созданий, желает он того или же нет.
Однажды он встретит свою судьбу, давно забытую и обладающую тем, что ему не удалось заполучить, не смотря на все старания. Однажды его задушит собственная ненасытная зависть. В тот час, когда станет ясно, кто победил в споре Холода и Смерти, свет Черной луны разрушит чары тени, и ей придется уйти.
Я оставлю запись об увиденном мной во время ритуала, чтобы человек, который примется за расследование, начатое господином Ломасом, не дал обмануть себя случайным обстоятельствам, которые обычны для мага, но кажутся невероятными для лишенного магических способностей человека. Мой личный совет: чтобы найти стилет, ищите золото и пропавшие драгоценности, ибо нет предела человеческой жадности.
Мой друг Пуэргрентхгансактаклиэль передаст данное послание и отчет господина Ломаса в тот момент, когда Судьба будет готова сказать свое слово.
Написано мною, Аниэль из клана Серебряной Звезды, в 5-й день месяца Посоха года Длинногривого Льва».
Восьмой Позвонок, вечер 13-го дня месяца Гусыни
— Деньги вперед! — решительно потребовала мэтресса Вайли при виде пелаверинца.
Не споря, Огги многозначительно похлопал по кошельку, выданному донной Кассандрой на расходы. Недоверчивая некромантка заставила выложить на ее рабочий стол двадцать золотых, придирчиво осмотрела гонорар, и только тогда согласилась взглянуть на требующую починки вещицу.
Небрежно передав сверток, Огги, насвистывая, принялся рассматривать обиталище волшебницы. Эх, сюда бы наведаться в отсутствие хозяйки!..
— Какой старый артефакт, — заметила Вайли, придирчиво рассматривая ожерелье. — Где фрателла его разыскал?
— Господин Раддо гордится умением сохранять конфиденциальность сделок, — важно ответил Рутфер. Ему нравилось слово «конфиденциальность» — оно напоминало уютное фырчанье кошки, поевшей сливок и теперь стряхивающей с усов тяжелые сладкие капли.
Вайли скептически поджала губы. Как же, знаем мы вас… Украли, должно быть… Она ковырнула изумруды, сотворила фантом, который бойко принялся переносить узор артефактных чар на лист пергамента, и как бы невзначай поинтересовалась:
