Но это были еще цветочки. Русалка убулькала в озеро, бражки у лешего всего ничего оказалось, богатырь хоть и покачивался в седле чуть, но не так, чтоб заметно.
Вот когда Хреногор вместе с конем сверзился в непонятно откуда взявшийся овраг (не иначе, привет от лешего), я понял, что и этот день не удался. Но не задумался, а счел совпадением.
— Да что за ёлы-палы? — донесся из оврага возмущенный голос дядьки Хреногора, и я понял, что с богатырем ничего страшного не случилось. Поразительно, если принять во внимание глубину оврага и крутизну склона, но леший существо не злое, просто шутки у него дурацкие.
— Эй, Совран! Ты там как? — донесся до меня голос Хреногора.
— Да со мной-то что случится? — удивился я. — Ты вылезти-то сможешь?
— Я-то смогу, — грустно вздохнул богатырь (с пары деревьев сдуло листья). — Только пешим. Лошади не выбраться, склон больно крутой. А без лошади я не богатырь, понимаешь?
— Да брось, ты и сам по себе не дешево стоишь, — попробовал я успокоить Хреногора, но тот резко оборвал меня на полуслове:
— Не трепись, лови лошадь.
— Что? — переспросил я, и не потому, что плохо расслышал. Просто бывает так, слова все знакомые, а смысл ну никак не ухватишь.
Воздух протяжно загудел, и на меня обрушилась визжащая туша с безумно вытаращенными глазами. И если вы считаете, что лошади не визжат, попробуйте закинуть одну хотя бы на крышу дома.
Именно в этот момент я понял, что богатырем мне не стать никогда. Это сколько же Превеликий им силы дает, чтобы ума ВООБЩЕ не надо?
Дух из меня вышибло сразу и напрочь. Я лежал на сырой земле, смотрел в небо и понимал, что сейчас умру. Если у вас будет возможность поймать лошадь, постарайтесь увернуться. У меня не вышло.
— Вот и все, — из оврага выполз довольный Хреногор. — Сейчас почищусь, и поедем дальше. Кстати, хреново ты, парень, лошадей ловишь.
Вот тут меня накрыло, не волной — океаном ярости.
Вы знаете, что такое павера? Сила, мощь, энергия — это все слова, а я сейчас на пальцах растолкую.
Павера — это чувства, контролируемые разумом. Любовь, ненависть, зависть — все чувства и страсти, что бурлят в твоей душе, это овощи для похлебки под названием «павера». Чарун переплавляет эмоции в чистую силу, необходимую для колдодейства, и чем сильнее эмоции, чем больше их может через себя пропустить тем мощь его выше.
А ведуны живут в гармонии с миром, свою силу черпают из него. Зелья да заговоры, для которых паверы нужно самую малость — вот чем они (то есть мы) сильны.
О колдодействе я не знал практически ничего, кроме того, что оно существует, меня как раз на ведуна учили, и когда кто чаруном называл — смешно становилось, вот же люди, ничего не понимают в тайных делах. И сам я себя чаруном не представлял даже — до того момента, как разнесчастная, только что вставшая на ноги лошадь полетела в довольно улыбающуюся физиономию богатыря, сметая его обратно в овраг.
— Хреново ты, парень, лошадей ловишь, — крикнул я злорадно и поморщился от боли, ребрам все-таки изрядно досталось.
И знаете, что я услышал в ответ? Ругань, проклятия, угрозы? Да, уважаемый дядька, ты прав, смех. Чувствуется, дядьки мои, что вы имели дело с богатырями.
А потом он вылез из оврага, неся лошадь на закорках. Та, кстати, нисколько не дрожала, очевидно, такие полеты были ей привычны. И то сказать, если с хозяином не повезло, остается либо приспособиться, либо сдохнуть. Я бы, наверное, сдох.
— Ну ты силен, ведун, — уважительно покачал головой богатырь. — Сколько с вашим братом общаюсь, ты первый, кто в меня Буркой обратно кинул. Знаешь, я начинаю думать, что подвиг наш все-таки завершиться успехом.
— А вот я боюсь, что убью тебя раньше, — мрачно ответил я, ощупывая поврежденные ребра. После героического броска лошадью накатила жуткая слабость, даже подняться с земли сил не было. Но я все-таки сумел, сначала оперся о колено, потом рывком выпрямился во весь рост.
Меня шатало, голова кружилась. Увидев это дело, дядька Хреногор понятливо кивнул и принялся раскладывать костер.
— Ты уж извини, ведун, — сказал он виновато. — Не доверяю я вашему брату. Да и сестре тоже, охмуришь какую, а потом окажется, что ей за пятьсот давно… Бабку-то твою я давно знаю, своя в доску старуха была, а вот насчет тебя уверен не был. Теперь вижу — характер есть, и человек ты честный.
— Это как же ты выяснил? — недовольно спросил я.
— Ответил сразу, обиду таить не стал
Хм, а богатырь-то совсем не так прост, как казалось. Вот ведь, взял да проверку устроил. Прав он, желания горло резать у меня точно нет. Вот врезать ему раза я бы не отказался, только он ведь ответит, а я на ногах и так не стою.
Тьфу, о чем вообще моя голова думает? Ведуны кулаками не машут, если замыслю отомстить, по другому надо, комаров, к примеру, приманить, а лучше клещей, да под кольчугу. И посмотреть, как он почесаться сумеет.
— Без обид? — спросил богатырь и протянул руку.
— Без обид, — подтвердил я, не без сожалений обрывая картины страшной мести. В конце концов, когда два человека дают друг другу по морде лошадью, обидней всего приходится как раз животине. А раз уж она не возмущается, так нам тем более не след.
Такими мы к деревне и вышли — я, спотыкающийся на каждом шаге и плывущая по воздуху лошадь. Богатыря, ясное дело, местные жители не заметили.
А потому встретили нас с лошадью древокольем, как и положено приветствовать заезжих колдодеев.
Многие, особенно среди витязей, силу деревенского оружия недооценивают. Мол, полено — оно полено и есть, да еще в мужицких руках — ну скажите, дядьки мои, какую опасность оно представлять может? Однако ж, в умелых и сильных руках обычный кол дорогого стоит. Что с того, что дядька воин весь из себя в железе? Дерево кольчугу, ясно, не пропорет, но руку-ногу перебить — как орех разгрысть. А уж всадника спешить, вообще дело плевое.
— Хреногор, — сказал я негромко. — Кажется, у нас проблемы.
— Еще какие, — подтвердил здоровенный мужик, поигрывая топором. — Сталбыть, конягу твою Хреногором зовут? Ну и имечко ты выбрал, колдодей!
Точно, проблемы. Если деревенские кого колдодеем величают — не иначе, к костру. Или к воде, если дело летом. Деревенские, надо отдать им должное, парни вполне практичные.
Однако сейчас их ожидал сюрприз, и не малый.
— Хреногором зовут меня, — богатырь поставл настрадавшуюся коняшку на землю и выпрямился во весь свой невеликий рост. — Что-то против имеешь?
Дядька с топором оторопел, вся толпа дружно сдала назад на пару шагов. Я с облегчением подумал, что вроде обошлось. И конечно же ошибся.
Мужик с топором, но, по-видимому, без мозгов, начал ржать. Громко, со вкусом, и, что самое страшное, заразительно. Все еще могло обойтись выбитыми зубами и парой переломов. Но когда гогот с радостью подхватила стоящая за спиной мужика толпа, я понял — быть беде. И отошел в сторону. Не умно это — беде дорогу загораживать, когда она уже к булаве потянулась.
— Дядька Хреногор, только без смертоубийства, — только успел сказать я, убираясь с дороги. И началось…
Я упоминал, что меня с измальства богатыри, порой даже знаменитые, всяким ухваткам обучали? Так вот, именно в тот миг, когда Хреногор начал драку, понял я, что ничего я о богатырях не знаю, хоть и повидал разных-всяких. Потому как не видел, как они дерутся.
А посмотреть было на что. Булаву Хреногор сразу отбросил, уважил мою просьбу. Зато вытащил из ближайшей избы бревно (это было первое разрушенное жилище, но праздник еще только начинался) и пошел крушить. Далее — как в сказках, махнет направо — улица, махнет налево — переулочек… архитектор хренов! Правда, меру знал, люди у него выше облака стоячего не летали. Говоря откровенно, даже за верхушки деревьев немногие.
Кто поумнее да посообразительнее, сразу бухнулись на землю. А вот те, кто подраться непрочь был — получили по полной, накормили от пуза и еще с собой надавали в дорогу. Как-то по сказкам я себе это все по-другому представлял. Поверженные, как я полагал, должны быть аккуратно уложены в штабеля, а не развешены беспорядочно по деревьям. Избы вообще можно было не трогать, а им как раз досталось сильнее всего — попасть легче, а увернуться только одна попыталась, наверное, баба-яга в ней жила.
В общем, пол-деревни Хреногр снес особо не напрягаясь и остановился. Те, кто летать не учился, тишком отползали за обочину дороги, в канаву. Прочие висели на ветках и признаков голоса не подавали, богатырь вроде стал успокаиваться. Я уж было понадеялся, что на сегодня все. И опять промахнулся — ну, что за день такой!
Из-за угла чудом уцелевшей перекошенной избы вышел дюжий заросший мужик в старой, изрядно обносившейся рубахе и вовсе уж рваными на коленях штанах. Посмотрел на Хреногора недобро, ухмыльнулся тоже… нехорошо.
