— Может быть, потому, что вы истинный джентльмен и не допустите, чтобы путешествующая дама и ребенок страдали от холода?
Текило придирчиво посмотрел на закутавшуюся в меховой плащ, изрядно разрумянившуюся после прогулки на морозе красавицу. А и в самом деле, почему бы не оказать любезность даме?
— Будешь внутри, — громко зашептал Фриолар, — нацеди для меня бутылку чернил. Те, что я успел захватить вчера, уже закончились. И как в таких условиях мы будем дорабатывать монографию? — он с тоской оглядел бесконечный заснеженный лес, окружавший теперь уже не-вигову Башню.
— Что будем делать? — шепотом спросил Клеорн у Далии.
Алхимичка устроилась на лестнице, ведущей на чердак. Сжимая большую кружку травяного отвара, Далия грела озябшие пальцы.
— Куда вы спрятали Крифиана? — вместо ответа спросила она.
— Вниз, в подвал. Хорошо, что нашелся нюртанговый браслет; теперь, даже когда он очнется, не сможет колдовать. Пусть пока посидит, чтоб не вмешивался. Так что мы будем делать?
— То есть? — уточнила Далия, дуя на исходящий паром напиток. — Вроде бы всё устроилось. Дон и мэтр сидят в гостиной, обсуждают, как будут распиливать Башню…
— Распиливать? — Клеорну показалось, что он ослышался.
— Ага. Сверху вниз, или поперек. Старикашка настаивает на втором варианте, иберрец, из принципа — на первом. Брык и Фри-Фри готовятся выступить свидетелями. Чует мое сердце, сбудется их желание…
— А его высочество?
Далия мигом отставила кружку, достала спрятанного в кармане юбки нефритового крокодильчика и принялась разматывать ленточку, которой была завязана его длинная зубастая пасть.
— Его высочество наследный принц Кавладора Арден изволит пребывать в гостевой комнате.
— Уф, хвала богам, — успокоились сыщик и госпожа придворный алхимик.
— Курьезная зверушка, — улыбнулся Клеорн, принимая Оракула из рук Далии. — Только немного болтливая. Когда я был здесь в прошлый раз — летом, сопровождал ее высочество Ангелику и мэтра Фледеграна, — этот забавный артефактик сказал, что вы где-то рядом…
Всезнающий Оракул на именование его «забавным артефактиком» выдал усатому сыщику потрясающую крокодилью ухмылку.
— Если точнее, он сказал, что я ближе, чем вы думаете, — поправила алхимичка. — Между прочим, совершенная правда. Я тогда за гобеленом пряталась.
— Ишь ты, — поразился полезности магической вещицы сыщик. Потом напрягся: — А зачем вы прятались за гобеленом?
— Чтоб вы меня не нашли, разумеется! — поразилась чужой недогадливости Далия.
— Постойте… Но я половину лета провел, разыскивая тех похитителей, которые вас с госпожой Кордсдейл украли! А вы в это время были здесь?
— И вовсе нет. Мы много где были, в Ильсияре, в Хетмироше, в гробнице гиджа-пентийских царей…
— А в Луазе? — осторожно спросил сыщик.
— И в Луазе, — согласилась алхимичка, делая маленький глоточек.
Оракул услужливо объяснил:
— Инспектор Клеорн собирается спросить, не случилось ли вам, за время пребывания в Луазе, убить некоего Лека-Притворщика.
— Что?! — подскочила Далия. — Да вы… как… что… вы в своем уме, инспектор?
— Нет, у него мозги отказали по причине хронической влюбленности, — тут же отреагировал крокодильчик.
— Вот как? И в кого он влюблен? — тут же переключилась мэтресса.
Покрасневший, как вареный рак, сыщик попытался заткнуть разговорчивый артефакт. Тот многоопытно увернулся:
— Конечно же, в вас, ваша ученость!
— Ха, — только и смогла ответить алхимичка. — Несколько нелогично, но всё-таки приятно. Значит, именно из-за того, что он испытывает ко мне романтический интерес, он считает меня способной на преступление?
Прежде, чем нефритовый крокодильчик выдал еще одну тайну, Клеорн успел его перехватить и плотно сжать разговорчивую пасть.
— Позвольте заметить, что еще в начале нашего знакомства госпожа Кордсдейл поклялась: вы способны на всё. Вот я и подумал…
— Не делайте так больше, — попросила Далия. Нахмурилась, решая, стоит ли уточнять, чего именно не стоит делать сыщику — думать, подозревать или влюбляться. — Надеюсь, теперь-то вы понимаете, что я — человек мирный, уравновешенный, безобидный… Подумаешь, рассержусь на кого-нибудь из студентов и вылью на голову чернила, это ж ничего не значит.
— Ага, — поддакнули Клеорн и Оракул.
— Или свалю на кого-нибудь статую — я ж не со зла, оно само так получилось…
— Угу, — кивнули слушатели.
— Среди моих недостатков можно назвать множество — я язвительна, многоречива, несколько импульсивна и порой вспыльчива, но я никогда не забываю о том, что действительно важно в этой жизни…
Тут Далия нахмурилась. Что-то она расфилософствовалась. Какие, интересно знать, травки заварил ей коварный Фри-Фри?
Магический Оракул немедленно воспользовался паузой. Он вывернулся из рук, свалился на ступеньку ниже и громко, во всю каменную глотку объявил:
— Меж тем его высочество принц Кавладора пытается покончить жизнь самоубийством. Предоставленный самому себе и всеми позабытый, он подходит к окну…
— Чего?
— Как? — в один голос закричали хранители его высочества.
Клеорн сорвался с лестницы, чуть не расквасив себе нос, Далия, потратив секунду, чтобы отшвырнуть кружку, поспешила следом.
Перепуганные, они ворвались в отведенную принцу Ардену комнату.
— Вва… ваше высочество… — задыхаясь, пролепетал сыщик. — Что вы делаете?
— Играем. С Рыжиком. Мэтр Фри-Фри разрешил, — честно ответил мальчик. Огромный грифон лежал у камина, положив голову Ардену на колени и млея от удовольствия.
— А вы не пытались… вы не… того…
— Господин инспектор хотел напомнить о технике безопасности. Не кладите ему руку в клюв и не пробуйте на вкус кисточку хвоста, — потянула сыщика за рукав алхимичка. И добавила, понизив голос: — Вот вам и «забавный артефактик»! Клятые каменные говорилки просто обожают сказать что-нибудь этакое, что можно понимать десятком способов одновременно. Вы что, забыли, что в Кавладоре не один принц, а очень даже два?
— Вы хотите сказать, что это принц Роскар пытается покончить с собой? — не понял Клеорн, позволяя, тем не менее, вывести себя обратно на лестницу.
— С чего вдруг? — попыталась найти логическое объяснение Далия.
Талерин, Королевский дворец
День был серым. Серым было небо, одежда пробегавших мимо охранников и ожидание. Тоска имела вкус, запах и тяжесть; она давила на сердце, заставляя его то пускаться галопом, то останавливаться, замирать и ждать, ждать, ждать…
Сумрачный, потерявшийся в тучах и страхе рассвет сменился серым днем. Ангелика была рядом, что-то говорила, утешала, советовала. Привела Везувию, усадила рядом и начала щебетать о чем-то отвлеченном — Роскар готов был поклясться, что видит, как вырывающиеся из губ сестры слова превращаются в серую пыль. В невесомые паутинки. В тени, расплывающиеся и заполняющие всё вокруг.
Днём, когда стало ясно, что Гудерану снова повезло, и он выживет, Везувия сквозь зубы прошипела извинения. Прости, дорогой брат, мне не следовало называть тебя идиотом, остолопом и использовать прочий список более примитивных ругательств, мне следовало бы вспомнить, что именно благодаря тебе мой муж еще жив…
Слышать это было невыносимо, и Роскар сбежал.
Чтобы сразу же попасть в цепкие щупальца Мелорианы и ее папаши. Ваше высочество, мы вам соболезнуем… ваше высочество, мы в печали и сострадании… ваше высочество…
Вытянувшись, сжав кулаки, будто готовясь к атаке, Роскар заставил себя дослушать их пустословия до конца. Голоса старого герцога и юной прелестницы доходили до его ушей сквозь серый ком ваты, сквозь серую мглу, порожденную усталостью, тревогой и чувством вины. Раскаяния. Стыда. Горечи. Страха…
Высвободившись из цепких объятий семейки Тирандье и увидев, что ему навстречу идет сосредоточенный, деловитый и полный идей Громдевур, Роскар предпринял позорную попытку к бегству. Свернул в первый же зал и перепугал своим появлением танцмейстера. Оказывается, девочки, Анна и Дафна, уже обрадованные хорошими новостями, занимались с господином Фульком и своими подругами. Анна при виде дяди просветлела, Дафна издала радостный визг и попросила составить ей пару, даже Элоиза Росинант, непривычно тихая и мрачная, посмотрела с толикой приветливости.
Роскару захотелось завыть от тоски и безысходности. Как вы можете мне улыбаться, смотреть с сочувствием и теплотой, после того, что я натворил?! Почему, почему вы ведете себя как обычно, неужели не видите, в какого монстра я превратился?! Почему говорите о том, что понимаете мою печаль, мою скорбь и страх, когда вы ничего, совершенно ничего не понимаете?!!
