— Ясно, что просто так всё оставлять нельзя: по следам кто‑нибудь из владельцев выйдет, — проговорил чародей, думая больше, что по характерному для боевиков способу расправы над грифонами на него могут выйти отнюдь не горящие мщением провинциальные богачи и сделать это куда быстрее, чем хотелось бы.
— У меня не хватит реактивов, чтобы всё это растворить. Разве что этой неведомой хренью, — Эл попыталась извлечь из сумки флакон с взрывоопасным заменителем соли, думая впрочем, о возможно первой на своём счету удаче в поисках животных ингредиентов для зелий.
— Да на суп его, — внесла конструктивное предложение демонически оголодавшая Танка, мысленно решая: считать грифона в гастрономическом плане животным или птицей.
* * *
— Ещё раз напомни: зачем мы здесь торчим, — процедил сквозь зубы Араон Важич, стоически убирая со лба всё время норовивший сползти камуфляж, сооружённый из листьев, травы и веток на манер широкого венка.
Яританна подняла на него свои красивые зелёные глаза и недоумённо хлопнула ресницами, всем видом выражая крайнее замешательство:
— Может, потому что вид ободранного, небритого мужика в кровавых разводах с явными последствиями серьёзного ранения и меня, всей такой прекрасной и замечательной в гриме разлагающегося трупа не слишком положительно скажется на покупательской активности?
Тон девушки был в меру язвительным, но вполне безобидным. После достаточно сытного обеда из хорошо прожаренного мяса (от цвыговых лепёшек духовник брезгливо отказалась), Танка вообще значительно подобрела и смягчилась к своему давнему кумиру, вынужденная признать его заслугу в добыче пропитания. Обед готовили достаточно долго, серьёзно опасаясь отравиться незнакомым продуктом, поскольку гениальная идея есть нечисть доселе никому из чародеев в голову просто не приходила и никто точного рецепта знать не мог. Горячий до всякого первопроходства Важич даже с определённой долей уважения взглянул на бледную немочь, когда Эл ему шёпотом поведала об их славном пленении болотного деда. К слову, плотоядность духовника была весьма ограниченна, и при первом же приглашении поучаствовать в разделке вожделенной дичи Чаронит позорно свалилась в обморок, увидев вытекающую из отрезанной головы кровь. Она не была настолько лицемерна и кокетлива, чтобы рассчитывать на привлечение к себе всеобщего внимания и заботы, просто действительно могла прочувствоваться моментом нанесения раны и сопутствующим ощущениями. Посему нежная психика предпочитала абстрагироваться от болезненного воображения отключением сознания. Не с первого раза приведя в чувство малахольную девицу, небольшой совет решил отправить духовника в сторону копать яму под отходы от греха подальше.
Разделывали тушу чародей с травницей напару, хотя с одним серпом это действо было не таким уж и лёгким. Особенно если брать в расчёт, что Алеандр, хоть и наблюдавшая за разделыванием мяса со стороны, сама участия в этом захватывающем действии никогда ранее не принимала и интересовалась исключительно изъятием возможных ингредиентов. Изъятие зачастую происходило без предупреждения (не считать же взвизгивания за таковые) и прямо из‑под рук молодого человека, заставляя Важича недовольно ругаться вполголоса и делать постоянные, увы, бесполезные, замечания своей излишне рьяной помощнице.
— Чаронит! — молодой человек очень серьёзно нахмурился, стараясь внушить собеседнице должный трепет. — Зачем мы торчим именно здесь?
В голосе чародея начало проскальзывать недовольство. Ждать он очень не любил, ждать же, маскируясь под огромного нелепого барсука, было невыносимо вдвойне. Чтобы не вызывать ненужного недовольства и лишних подозрений самых потрёпанных членов их скромного коллектива было решено придержать в тени, желательно в тени какого‑нибудь весьма густого и непролазного куста, дабы они не были приняты за вольно блуждающих упырей. И вот сейчас, тесно прижавшись друг к другу, как сиамские близнецы, двое забракованных парламентёров лежали в глубокой засаде под пологом тяжёлых еловых веток, благо большая старая ель с печально обвислыми боками росла аккурат у обочины. Пятак абсолютно лысой земли под ней был мелко усеян старой иглицей, шишками гниловатыми отбросами, остающимися от путешественников главного тракта. С массивного, покрытого трещинами ствола дорожками стекала густая, тягучая смола. Важичу в такой атмосфере уютного детского шалашика было явно некомфортно. Хоть после разделки его штаны качественно побурели от крови, а новая из запасных рубашек оказалась давно не стиранной прошлым владельцем, молодой человек чувствовал себя немного неловко, просто так валяясь на земле без спецодежды. Воспитание в духе Золотого поселения время от времени прорывалось в нём такими вот вывертами. Росшая в центральном районе Смиргорода, где дорогих фазенд и гоночных ступ не было и в помине, Яританна относилась к валянию в засаде спокойнее. Может, потому что уже утратила всякую надежду спасти своё любимое синее платье, а может, и потому что заранее расстелила для себя испорченную рубашку чародея. Она вообще успела изрядно измараться в земле, пока из‑за высокой и праведной обиды на жестокий мир и собственную физиологию не вспомнила, что земля всё‑таки является её стихией, и вовсе необязательно разгребать тяжёлые сбитые комья собственными руками.
— Потому что, — тяжело вздохнула девушка, тоже не приходящая в дикий восторг от столь близкого соседства с Важичем, — её здесь могут обидеть.
— Ой, не смеши меня! Обидеть! Да с Алькой такое по определению не возможно. Разве что с ценой пробросят.
— Вот здесь, ты как раз‑таки ошибаешься. Травники, какими бы ни были скромными, воспитанными и ранимыми, когда дело доходит до продажи своих богатств, готовы обобрать до нитки и вытянуть последние жилы. Это на покупках Эл работает в режиме обеспеченной девочки, не заблуждайся на счёт её больших глазок.
Арн только недовольно покосился на собеседницу, не зная расценивать её реплику как обычное проявление стервозности или весьма продуманный выпад в сторону потенциальной соперницы. На лице духовника не было никаких особенных эмоций и двойной смысл фразы так и остался тайной.
Головная боль, преследовавшая с утра несчастного духовника, не спешила униматься, периодически возвращаясь болезненными спазмами в затылке. В очередной раз сморщившись, Танка не удержалась и, тихонько застонав, опустила болящую голову на сцепленные руки.
— Что‑нибудь болит? Голова кружится? Может, стоит отлежаться подальше отсюда? — с неподдельной заботой и участием поинтересовался Араон, слегка приобнимая побледневшую девушку и торопливо ощупывая лоб.
Его обеспокоенность была вполне закономерной, поскольку прожаренные на углях рёбра и стейк продегустировать, а заодно и проверить на съедобность, предоставили честь автору этой гениальной идеи. Не то, чтобы сама духовник пребывала в восторге от такого расклада (благоразумие в её светлой головке всё‑таки присутствовало), но долго сопротивляться двум агрессивно настроенным и крайне голодным воспитанникам Замка Мастеров не сумела даже её отличающаяся упрямством натура. Собственно, Алеандр к этой дегустации тоже была настроена скептично, понимая, что нормальное усвоение пищи её закалённой боевой подругой — заслуга не столько качества пищи, сколько живучести организма, но озвучивать это постеснялась, боясь стать следующей в очереди подопытных. Снимая первую пробу, Яританна едва не вывихнула челюсть, пытаясь прожевать жёсткие тугие жгуты буроватых мышц, полных внутри яркой горьковатой крови. Впрочем, для не слишком избалованной и весьма голодной Танки не было ничего невозможного.
Увидев, как Чаронит стремительно бледнеет и морщится, Араон не на шутку разволновался. Пусть опыт и здравый смысл твердили, что мутация грифонов, происходила в первом поколении и не должна отражаться на качестве белковых соединений, только найденная при расчленении вшитая под кожу свинцовая пластина, аккурат защищающая уязвимую область предсердия, не слишком внушала доверия. Вряд ли враги, натравившие на них грифона, могли подумать, что трое значительно ослабленных людей могут использовать его в качестве обеда и специально пропитали мясо ядом, но Танкина паранойя оказалась удивительно заразной.
— Тише, — почти взмолилась девушка, не вынеся над ухом зычного баса Важича, что приводил мозги в настоящий резонанс.
Она попыталась привлечь внимание чародея к хрупкой, немного нелепой фигурке стоящей поодаль от основных палаток, видать, торговцы, не слишком поощряющие конкурентов. Их вполне можно было понять. Не потому, что невысокая худенькая девушка, больше смахивающая на подростка со своими двумя нелепо закрученными косицами и тоской в глазах, могла действительно перетянуть спрос. По чести, сделать это было нереально: скрученное из многострадальной простыни подобие юбки, хоть и примиряло её с деревенской модой, взгляд отталкивало на раз; замусоленная рубашка с протёртыми рукавами пестрела свеженькими кровавыми каплями; исцарапанное личико носило следы плохо смытой грязи, а его кислое выражение и вовсе отбивало желание к общению. Скорее торговцам само соседство с вылезшей неизвестно откуда девицей было в тягость. Мало было радости застрять посреди дороги в паре часов езды от крупного города лишь потому, что хозяин каравана на пару с караванщиком уже больше суток изволят потреблять дешёвое пойло в коварно притаившемся неподалёку таборе. Идти же на спасение своих непосредственных руководителей никто не решался, боясь самим завязнуть в пестроте хохочущих цвыгов и огрести по шапке от спасаемых за прерванный досуг. Поэтому и атмосфера в небольшом импровизированном лагере стояла соответствующая. Люди хмуро и устало косились друг на друга, переговариваясь без особого энтузиазма и надежды. Время шло, товар простаивал.
