— Жена, — наконец коротко и категорично произносит Азамат. Я довольно улыбаюсь и подсаживаюсь к нему поближе, чтобы ни у кого не возникло сомнений.
— Красивая… — протягивает северянин таким тоном, каким говорят «не может быть!»
— Сам удивляюсь, — усмехается Азамат.
Молчание затягивается, и мне становится неловко.
— Может, я схожу до унгуца, принесу еды? Раз уж мы её столько набрали…
Азамат немедленно подрывается пойти вместе со мной.
Уже около самолётика он также порывается сам дотащить и термопак, и одеяла, и какую-то одежду для спанья, но руки у него всё-таки только две, так что я обращаю его внимание на то, что термопак с колёсиками, и его можно катить. И укатываю, пока Азамат не придумал контраргументов.
Сквозь шатёр прекрасно слышно, что говорят внутри. Даже лучше, чем мне бы хотелось — конечно, они обсуждают Азамата. И откуда у такого урода такая жена, и с какой стати он получил эту землю, неужели не нашлось более достойных, и так далее. И это только из того, что я могу понять. Собаки у них тут явно умнее людей.
Когда я вхожу, они, конечно, замолкают, но и это не очень-то почтительно выглядит. Они ведь знают, что сквозь шкуры всё слышно, а у муданжцев такой слух, что Азамат, наверное, от самого унгуца всё разбирал. Я уже собираюсь с духом сказать заготовленную гадость, но тут меня огорошивают вопросом:
— Как муж?
Это спросил один из долхотчан, так что я поначалу не уверена, что правильно его поняла. Так что я переспрашиваю, повернувшись к северянину. Он повторяет всё точно так же:
— Как муж?
— Как его здоровье? — уточняю я. Они смеются и мотают головами. Муданжцы очень забавно мотают головой — до предела и притормаживая на дальней точке, как будто методично оглядываются через оба плеча. Я недоумеваю. — А что тогда?
— Ну… ну как муж? — продолжают настаивать пастухи.
— Нормально, — пожимаю плечами, окончательно сбитая с толку. — Здорово. Хороший муж, очень заботится.
Мужики смотрят на меня, как на больную. Чего им от меня надо?
Тут входит Азамат.
— Они дают тебе возможность на меня пожаловаться, это проявление вежливости, — чеканно объясняет он, и пока я хлопаю жабрами, продолжает в том же сухом наставительном тоне, повернувшись к пастухам, — моя жена с Земли, у них многие вещи устроены по-другому, так что ей надо всё подробно объяснять.
О да. Он их прекрасно слышал. И злой теперь, как лесной демон.
— Мне не на что жаловаться, — тут же вставляю я. Они как-то нехорошо косятся на Азамата. Небось, решили, что он меня запугал и не разрешает о себе дурно говорить. А мы-то с ними едой делиться собрались!
К счастью, тут наконец подъезжает наш провожатый; я слышу, как он тормозит свою лошадь каким-то нечеловеческим гортанным звуком.
— А, Азамат-ахмад! — радостно восклицает он, едва войдя в шатёр, а потом продолжает что-то говорить про то, легко ли мы нашли, да как тут устроились, насколько я могу понять. Меня, да и всех присуствующих, несколько удивляет его обращение. Северянин тут же тихонько у него спрашивает, дескать, ты чего тут поклоны разводишь, это же просто хозяин земли, и не бог весть какой важный.
Наш провожатый прямо-таки задыхается от возмущения, а потом широким жестом отмахивается от своих коллег:
— Что с вас взять, вы ж никогда на Белый день не ездите в столицу. Вы бы видели, как он на боях выступил, всё бы поняли сразу, бездельники!
Во всяком случае, я думаю, что он сказал примерно это. Я начинаю понемногу привыкать к долхотскому акценту, особенно если уши тремя слоями утеплителей не закрыты. Во всяком случае, за «бездельников» точно отвечаю!
Азамат явно польщён, и я тут же расслабляюсь. Обидчиков поставили на место, а моего мужа есть кому защитить и без меня. Благодать! Вот сейчас ещё поужинаем…
Тут уже совсем жарко. Я решительно вылезаю из комбинезона и верхнего свитера, а потом и Азамата вытряхиваю из лишней одежды. Нечего ему перегреваться. Потом я углубляюсь в изучение термопака: я такой моделью ещё не пользовалась. Обычно отдельно переносной холодильник, отдельно жаровня. А тут комплект — три отделения, в каждом коробочка с едой. Для каждого можно указать количество градусов. Хочешь минус двадцать, а хочешь плюс сто. Только выключить вовремя не забудь… или оно само выключается, когда закипит?
Мужики тем временем обсуждают что-то про лошадей и прогнозы погоды на весну и лето, основанные на поведении перелётных птиц, облаков, рыбы в море и чём-то ещё столь же точном. Впрочем, может быть, в этом и есть зерно истины.
Поклонник Азаматовых боевых успехов обещает завтра нас первым делом отвести в конюшни, чтобы мы прониклись, восхитились и покатались. Азамат его тут же осаживает:
— Давайте не очень рано, моя жена любит утром поспать.
— Да я вообще удивляюсь, — отвечает тот, — что вы такой цветок потащили в степь по снегу.
— Это ещё кто кого потащил, — смеётся Азамат. — Моя супруга — суровая земная женщина, может взрослого воина с ног свалить одним ударом, а тут подумаешь, какие-то лыжи!
Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не заржать, глядя на благоговейные лица пастухов.
Мы ужинаем их похлёбкой с нашими пирогами, после чего они расходятся по другим шатрам, а нам оставляют этот в полное распоряжение. Они сначала, конечно, хотели освободить нам два шатра — как же, не могут ведь богатые супруги из столицы провести ночь вместе! Но Азамат им строго указал, что я не умею, да и не должна управляться с печкой, а тем более костром, да и вообще ему не нравится идея оставлять меня одну — и при этом выразительно так посмотрел на троих из четырёх пастухов, что сразу стало ясно, что именно ему не нравится. Про костёр он, кстати, соврал, с костром я управляться умею. Впрочем, я никогда об этом не говорила, так что он имеет право не знать.
Вот тут-то и возникает первая трудность выгуливания меня на природе. А именно — я не могу лечь спать, не помывшись, хотя бы символически. А Азамат, конечно, предусмотрел всё, кроме этого. В шатре же никакого тазика и в помине нет, а мытьё на улице в этом сезоне исключено…
Азамат, правда, находит простое решение: отворачивает пару шкур, под ними песчаная земля, слегка подогретая теплом постоянно поддерживаемого костра, и потому не насмерть заледеневшая. Воду впитает, во всяком случае.
Потом выясняется, что воды в канистрах с водой хватит на чай и суп, но никак не на помыться. Так что мы (я, естественно, настояла на том, чтобы не один Азамат маялся с моими запросами) одеваемся, выходим наружу и нагребаем снега во все имеющиеся ёмкости, а потом греем всё это до получения нужного количества воды. Даже больше, чем нужного, примерно вдвое. Так что когда наконец доходит до мытья, сначала Азамат поливает меня, а потом я его. Он поначалу сопротивляется, но у меня есть веский довод: по грязному мазаться плохо.
— Ну, можно ведь сегодня пропустить, — осторожно предлагает Азамат, которому совершенно не хочется раздеваться и мокнуть.
— Солнце, давай проясним этот момент, — говорю я, выразительно двигая бровями. — Если я сказала «каждый день», это значит каждый день. И откосить ты сможешь не раньше, чем я удостоверюсь, что ухудшение не начнётся снова. Так что никаких пропусков, а то знаю я вас, мужиков. Сегодня день пропустим, а потом неделю, а потом месяц, а потом вообще забьём на всё, потому что не помогает. Нет уж!
— Хорошо, хорошо! — он поднимает руки, дескать, сдаюсь. Вот и славно.
Помимо чисто лечебных соображений мной руководят и другие, а именно — у Азамата такое красивое тело, что грех отказывать себе в удовольствии его лишний раз пощупать и полюбоваться на него. Самому Азамату я пыталась это объяснить, но он не только не поверил, а и вовсе решил, что я зачем-то ему вру, чтобы что-то у него выклянчить, что уж вовсе странно, ведь он и так всё с радостью для меня сделает… Короче, я решила пока помолчать о своём извращённом представлении об удовольствии, чтобы не провоцировать семейные ссоры. Авось, когда-нибудь он успокоится и начнёт мне верить, но явно не в ближайшие месяцы.
Когда с мытьём и малярными работами покончено, у нас образуется новая тема для спора: Азамат хочет укутать меня в восемь одеял, но ему самому в таком коконе будет жарко, а я, естественно, предпочитаю вдвое меньше утеплителей, зато мужа под боком. В итоге мы сторговываемся на том, что тремя одеялами мы укрываемся вместе, а потом на меня кладём ещё несколько индивидуальных. Надо ли говорить, что ночью я всё это радостно стряхиваю и дальше сплю при комфортной температуре Азаматова тела.
Поспать подольше не удаётся — я просыпаюсь от дикого ржания и топота, как мне кажется, прямо рядом с моей головой.
— Лиза, ты куда? — сонно спрашивает Азамат, когда я подскакиваю, не совсем ещё соображая, где мы и почему.
Ах ну да, это просто сквозь шатёр всё так слышно хорошо.
