Что ж, слишком заморачиваться я не стала — моей дарительнице уж точно всё равно, навещу я её могилку или нет.
В доме оказалось неожиданно многолюдно — приглашённые Витой работники вовсю убирались: пылесосили, выбивали, намывали. Я не стала вдаваться в подробности, отметила только, что во дворе стоит две стиралки с кучей проводов, подключённых к белому минивэну фирмы. Обе они тряслись и удивительно, что никуда не убегали (стиралки в общаге это дело любили).
Моей радости не было предела, когда оказалось, что и с щитками, и с газом уже всё решили. Вита сказала, что газ уже был проведён в дом, мастеру оставалось только проверить всё, заменить кое-какие трубы и подключить к технике. Странно, дядя Серёжа вроде говорил, что газ проведён только на участок, не в дом. Может, перепутал что-то?
Бульон уже кипел — готовить Вита не любила, не умела и даже боялась, но поставить воду с курицей на огонь она могла, что и сделала. Ребята принялись разбирать покупки, а я — за готовку. Через полчаса суп с мелко нарезанными для быстроты овощами уже сварился, и мы, довольные, пообедали.
Вскоре закончили с уборкой, и, передав мне весь выстиранный, высушенный и отглаженный текстиль, работники отчалили. Стоило входной двери закрыться, с печи спрыгнул Кот — он сидел там всё время и очень внимательно за всем следил.
Пройдя возле двери, он потёрся о неё боком, потом другим, затем подошёл ко мне и повторил то же с моими ногами, урча.
— Я тебе такого накупила! — почесала его за ушком. — Закачаешься!
Мы в шесть рук собрали небольшой кошачий домик и поставили его в зале, в спальню положили лежак, на кухню — мисочки для воды и корма, которые тут же заполнили, в ванную — лоток. В одном из комодов я освободила полку и полностью заставила её кошачьими принадлежностями. Красота!
Кот был доволен. Ну, мне так кажется. Сначала он изучил домик, потом — лежанку, затем свою полку и только потом, высоко задрав хвост, пошёл к мискам. Кот явно был голоден, но виду не подавал — изучил предложенные ему «деликатесы», обнюхал и медленно приступил к еде.
— Кот-аристократ, — хмыкнула Вита. Мы втроём молча наблюдали за кошачьими хождениями, как заворожённые.
Сказ шестой. Дорога помощь вовремя
В шесть часов Вита засобиралась — очень нехотя, но очень активно. Завтра в ночь Незабудковы улетают, чемоданы не собраны, а Вита еще и погулять собиралась. Она уже вводила данные для заказа такси, но снова снарядился Петя — он, как и все мужчины, любил покататься по поводу и без, в чём и признался. В общем, провожала обоих — в добрый путь, пусть не перегрызутся. Ну а если перегрызутся, то хотя бы не в машине, или когда будут стоять, а не ехать.
Помахала им ручкой. Выдохнула. Тяжеловато, конечно, в такой компании два дня, но ребята не виноваты в том, что я предпочитаю тишину и покой. Мне вообще расстройство аутистического спектра ставили, потому что я до пяти лет отказывалась разговаривать… Правда, потом вдруг зашпарила так, будто всю жизнь скороговорками баловалась, но всё же эти пять молчаливых лет вызывали у людей подозрения.
Решила перед сном прогуляться к озеру, очень уж оно мне понравилось. Солнце бликовало на воде, отражалось в плоских листах водокраса и кувшинок, отчего те казались белоснежными.
У самого берега, крякая, плескалась утка с утятами. Очаровательные малыши то выскакивали на сушу, то снова бросались в воду, напрыгивая друг на друга и толкаясь.
Я присела на бережок и набрала плоских камешков — в летних лагерях, куда нас исправно отправляли каждый год, самым весёлым развлечением был «лягушачий турнир». Мы собирались всем лагерем каждый воскресный вечер и делились на команды. Вожатые подсчитывали баллы: у какой команды в сумме больше всего «лягушачьих прыжков», те победили. Наградой был просмотр фильма в ДК, доме культуры, правда, смотрели его все — и победители, и проигравшие. Несмотря на это, вкус победы не терялся, для нас большую важность представляла не физическая награда, а статус победителя.
Первая лягушка прыгнула всего дважды. Просто я не приноровилась. Вторая улетела на все четыре прыжка. Третья — на пять.
Утка закрякала громче. Машинально перевела на неё задумчивый взгляд…
Огромная чайка пыталась клювом схватить одного из утят, а мама-утка отбивалась от неё изо всех сил. Недолго думая, я кинула в них камнем, потом вторым, третьим — уткам ничего не будет, а чайку отпугнёт.
Так и вышло: чайка, возмущённо крикнув, отлетела в сторону, и мама-утка споро стала подпихивать своих детей к пушистому тростнику. Я ужасно распереживалась — сердце в ушах колотило — но камушки не выкидывала, внимательно следя, чтобы утки добрались до безопасного места.
Добрались, спрятались. Я расслабленно выдохнула и почувствовала себя виноватой перед чайкой. Наверняка голодная… Но они, вообще-то, падальщики, по помойкам лазают, летом им нетрудно еду отыскать, а уточек жалко.
Пихнула оставшиеся камни в карман и собралась возвращаться к себе, но мне в ногу что-то ткнулось и закрякало. Посмотрела вниз — утка. Не уверена на сто процентов, но, кажется, та самая мама-утка. Неужели оставила своих деток?
— Кря-кря, — выдала она, смотря на меня снизу вверх. — Кря.
— Это у тебя такое «спасибо»? — хмыкнула.
— Кря! — она кивнула. Я с ума схожу?..
Присела перед уточкой, погладила её по голове. И ведь не убегает, такая ручная! Надо будет купить каких-нибудь круп и принести им. И чайкам заодно что-нибудь. Вон, как раз спрошу у администраторши гипермаркета, вдруг какую просрочку выдаст — для чаек-то. Ну а если не выдаст, так уж и быть, разорюсь на кусок мяса или кильку мороженую.
— Кря, — утка мягко клюнула меня в ладонь и посеменила обратно в тростник.
— В мире живой природы, — пробормотала. Дроздов был бы в шоке от такого утиного поведения.
Заморачиваться не стала. Это вообще моё новое кредо — не заморачиваться. Вот бы не сорваться и идти так по жизни — спокойно, приятно, радостно. М-да уж.
Но «спокойно, приятно и радостно» продлилось недолго. Уже издалека я заметила у своей калитки рыжеватое пятно, и, подойдя ближе, я поняла, что это белочка лежит.
— Что-то мне подсказывает, что она не спит, — пробормотала. Ужас, дохлая белка прямо у моей калитки, в самом проходе. Не знаю, сколько я стояла, просто смотря на неё, но вышла из этого состояния с твёрдой уверенностью — сегодня у меня будут беличьи похороны.
Бедняжка. Наверное, где-то травят крыс, она и съела что-то не то.
Переступила тельце, чувствуя себя ужасно, но домой попасть надо было. Там взяла одну из новых, не распакованных, тряпок, вернулась к белке, аккуратно взяла её через тряпку, всё ещё надеясь, что она затрепыхается и убежит.
Окаменелость тела говорила о том, что зверёк уже точно не жилец. Ну, что ж поделать? Было у меня кладбище за двором, теперь вот организую своё — во дворе. Правда, надеюсь, обойдёмся одним захоронением.
В сарае нашла лопату, облюбовала самый дальний угол участка, прямо под забором, и принялась копать — поглубже, чтоб местные зверьё не раскопало. Кто их знает, вдруг тут лисы или куницы водятся — раскуроченную могилку и белку, раскиданную по всему двору, мне наблюдать не улыбается.
Похоронила. Тут-то и пригодилась озёрная галька: обложила могилку кругом — не знаю, так будет правильнее. Не оставлять же холмик без знаков, вдруг кто наступит?
Постояла, посмотрела на дело рук своих. К ногам что-то прижалось, и я испуганно дёрнулась. Кот посмотрел на меня с обиженным недоумением — «что ты, хозяйка, от меня, как от прокажённого скачешь?» Не шучу, его зелёные глазища прямо кричали об этом.
— Не пугай так, — выдохнула. Обернулась на дом — окна закрыты, дверь закрыта. Входная тоже закрыта — это сто процентов, сама же и закрывала. — Ты как выбрался?
— Р-рмя-у, — Кот подошёл к могилке, обошёл её один раз, второй. Третий. Замер, обнюхал. Начал вроде скрести лапой, и я даже подорвалась отогнать его, но оказалось, что Кот камушек поправлял, делая круг ровнее.
