— Да что б у тебя по рту перья понарастали, — прижав ладошку ко рту, ошеломленно выдохнула ведьма. — Правда, что ли⁈ Да не могла же я… Ника!
— Ты не специально, — сгорбившись, вздохнула я, растеряно провела я рукой по растрепавшимся за день волосам. Косу давно надо было переплести, да руки всё не слушались. — Тебя бабка учила хитростям всяким, но не подлости, злобе, и обману. А эти…
Я махнула ладонью, не став продолжать. Понятно дело, что именно эти умели, знали и применяли.
Начиная с тех, кого называли друзьями и обещали беречь, и заканчивая самым грандиозным обманом целого мира.
— Ну как же, — на подругу было жалко смотреть. — Я же осторожной была, за словами следила!
— Багульник и чубушник по отдельности безвредны, но вместе — жди беды, — напомнила я ей сочетание, упоминание которого можно было редко где встретить, особенно в стенах школы. И зло усмехнулась, отнимая руки от головы. — С последней нашей встречи Дрейк умнее стал, в травах разбираться начал. Не зря, похоже, я его, чешуйчатого, в свое время по огороду гоняла!
Яга, чьи смены настроения частенько меня пугали, тут же заинтересовалась:
— Как это?
— Не спрашивай, — снова отмахнулась я, тяжело поднимаясь с сундука. — Уходить мне надо, вот что. Проверить магию на железяке этой не могу, мигом донесет. А ты, верно, ее не учуешь, пока дурман трав не рассеется. И ты, вот что… Дверь сегодня запри хорошенько. Чуи, гости с проверкой придут.
— Вот же ж не было забот! — разозлилась Яга так, что кружкой о стол в сердцах треснула. — Охальники какие, за спящими девками подглядывать удумали! Ну, я им покажу!
Я хмыкнула, принимаясь рассеяно собирать свои вещи, разбросанные по терему в нервных метаниях:
— Не. Не проснешься даже. И Баюн не спасет. Если он меня не заколдовал, то их подавно. Просто успокойся и веди себя, как обычно. Придется тебе недельку меня изображать. Сумеешь?
— Постараюсь уж, — проворчала подруга, поднимаясь. Подойдя ко мне, она вдруг крепко меня обняла, останавливая, и негромко, серьезно проговорила. — Ты уж прости, Ник, что я тебя подвела. Не хотела я.
— Да понимаю я, — на мгновение замерла я. А потом, вздохнув, из дружеских рук выпуталась, хватая деревянный гребень и засовывая его в сумку. — Не твоя то вина. А их.
— И куда ты теперь?
— В школу, — нерешительно предположила, понимая, что особых вариантов нет. Некуда так сразу податься, план же у меня иной совсем был! — Попробую еще раз с твоей бабушкой поговорить, может, дельное что подскажет. Еще даже жнева не начались, не понимаю, что маги тут забыли!
— Знамо дело, что, — всплеснула руками Ядвига, но на месте стоять не стала — принялась мне в дорогу еды собирать. — Тебя! Вот только в толк принять никак не могу, зачем ты им сподобилась. Уж не мстить ли удумали за побег?
— Покуда мне знать, — убрав в сумку зеркальце, присела я на край сундука, не рискнув мешаться под ногами у деятельной подруги. — Но сердцем сую, неспроста это. Я всю жизнь знала, что будут они меня искать. И всё равно оказалась не готова, когда одного из них увидела.
— Ник, — внезапно шепотом позвала меня ведьма, но повернуться лицом не решилась, продолжая медленно что-то доставать из буфета, да складывать в узелок. — А что там было… Ну, на ритуале этом защитном, что Ансгар от тварей Рунха защищает? Неужто всё не так, как говорят?
— Ты себе не представляешь, — медленно прикрыла я глаза, и тут же поморщилась, когда руны на моих руках опалили кожу, засветившись столь ярко, что стали видны даже сквозь рукава рубахи. Я выругалась. — Упырево проклятье!
— Больно? — охнув, подбежала ко мне ведьма. — Прости меня, глупую! Забываю совсем, что клятву молчания с тебя взяли, ироды эти. Давай смажу бальзамчиком?
— Не надо, пройдет, — отказалась я, поднимаясь, и теперь уже окончательно. Оставаться дальше в этом городе было опасно. — Пером поделишься?
— Ой, да, сейчас! — хлопнув себя по лбу, согласилась Яга. И, уперев руки в бока, топнула сапожком по полу, грозно упирая руки в бока. — Эй, лучезарная! Слышала? Делись, давай, по-сестрински! Сколько раз Никаська тебя от бед всяких спасала? Помнишь? Вот то-то и оно!
Я лишь головой покачала, но невольно улыбнулась, вспоминая.
Да, помню, было время, когда мы с Ягой безобразия всякие устраивали, да ворожбой без присмотра баловались. Точнее, бедокурила всё больше Ядвига, я как-то осторожничала в чужой хате хозяйничать. Но доставалось нам всегда от бабки ее поровну — она шибко не разбиралась, и виновных не искала. Вот и научились мы со временем: Яга разбойничать в тереме, а я — убирать.
Наверное, от этого и полюбила меня душа жар-птицы, навечно в доме запертая. И, как и прежде, своими перьями делилась. Только они помогали мне перемещаться на расстояния, остальное всё попросту не действовало. На такие чудеса только чудо-птицы и были способны, да и то, только если перо свое добровольно дадут.
Вот и сейчас, после долгой минуты молчания, медленно опустились откуда-то с потолка два пушистых, золотистых перышка.
— Спасибо, — тихо поблагодарила я птичку. Одно перо в карман плаща припрятала, а второе крепко сжала в руке, загадывая. — В Школу Ворожей перенеси меня, Жарушка.
— Куда⁈ — всполошилась Яга, но вокруг меня уже взвилось жаркое золотое пламя. — А съестное я кому собирала, скаженная? Никаська!
— Прости, — уже растворяясь в пламени жар-птицы, хохотнула я. — Маньке завтра отдашь!
— Ну, знаешь! — донеслось до меня сердитое, и всё пропало.
В следующее мгновение я уже как ни в чем ни бывало стояла на опушке старого леса.
Одна.
Глава 5
Снова в школу
Одна из пяти Школ Ворожбы, единственная, где я обучалась, от того и любимая, находилась в самом сохранном месте проклятой империи. В Ведьминой роще, меж двух рек — Ортынкой и Охтынкой, берущих свое начало в Перуновом море. Сливаясь в одну, река устремлялась в Хорсов залив, будто деля Рунх на две неравные части.
Жаль только, на проклятье эта речка не действовала, и раз в десять лет любой из мирных жителей империи мог обернуться кровожадной тварью, не знающей ни жалости, ни пощады. Правда, те, кто рядом, не шибко их интересовали — черная, злая магия вела их прямо в Ансгар.
А в остальное время чудная страна, большая, красивая.
И роща наша, ведьминская, полна нетронутой природы, красивых видов и загадочных чудес. И ведет в нее отдельная тропа, которую не все увидеть могут. А если кто заблудится случайно, так вряд ли сумеет преодолеть последнее препятствие — Калинов мост, под которым сидит наш вечный страж и защитник.
Он же бедолага Горыныч, когда-то проклятый нынешней Верховной.
Уж не помню, как там было на самом деле: то ли ведьмак какой на девичью честь покуситься решил; толь просто подшутить хотел, да двух аспидов в девичью горницу подкинуть… В общем, разгневалась тогда Купава Ратиборовна, да превратила парнишку в чудо-юдо трехголовое!
Она у нас вообще, по части наказаний большой мастер.
И сидит с тех пор ведьмак этот только на камне, отвергает его Мать-Земля. И будет сидеть таким, не змеей, ни драконом, ни человеком, пока грех свой не отслужит, школу охраняя. А уж сколько отмеряно ему — так этого толком даже не знает никто.
Но работу свою он выполняет исправно.
— Эй, Горыныч, — едва оказавшись на мосту, на котором мне был знаком каждый камешек и выемка, я привычно свесилась через перила, не боясь грохнуться в темную, быструю воду реки. Русалки у нас, прикормленные, тоже имелись! А вот водяником так и не разжились. — Ты тут?
— Да где ж мне быть-то? — сначала из ниши показались клубы дыма, раздался сочный зевок, а уж после мелькнули в полумраке желтые змеиные глаза. — Доминичка… ты ль, что ли?
— Агась. Подсобишь?
— Да мне-то что? — лениво откликнулся ящер, и даже протянул крыло. — Хочешь, съезжай.
Я лишь улыбнулась тихонько, на теплую, мягкую кожу крыла перебираясь. Приноровилась, да и скользнула прямо в нишу под мост, едва не врезавшись носом в большую чешуйчатую лапу.
