— Как?!..
— Преврати его!.. Немедленно!.. Пока мы все не скатились вниз!..
— Но если он…
— Ну и что, что он ничего не говорил про твою прическу!.. Если бы он ее разглядел, я на сто процентов уверен, он бы…
— При чем тут это!.. Я хочу сказать, что если он превратится в камень, то и руки его навсегда закаменеют на Масдае!..
— А вот этого… не надо…
— Но, может, ты превратишь его в бумажного? Или еще какого-нибудь — полегче?.. Чтоб сам отвалился?..
— Я не умею так… на заказ… Я никогда не знаю, что получится!..
— Я… не могу… больше… — треском разрывающихся сухожилий-ниток прохрипел Масдай.
— Потерпи, Масдаенька!.. Мы что-нибудь сейчас придумаем!..
— Что?!.. Сталь его не берет! Превратить ты его боишься! Если бы был лук, выстрелили бы ему в глаз!..
— Думай, Ликандр!.. Думай же!..
Внезапно Серый почувствовал, как по ногам, спине и плечам его быстро протащили мягкое бревно средней тяжести.
— Мека!.. Мека!..
— Ты куда?..
— Сделайте… что… нибудь!.. — передний край ковра снова начал опасно задираться вверх.
— Мека!..
— Стой! Упадешь!..
— Держи!..
Химерик вороненым ручейком скользнул по Масдаю и стал исчезать за краем, на котором повис великан.
— Стой!!! — Волк ухватил его за исчезающий змеиный хвост, а Медуза заскользившего в бездну Волка — за щиколотки.
Скольжение замедлилось, но не остановилось.
— Масдай, вниз!!! — заверещала она, что было духу.
Того долго упрашивать не пришлось.
Подбитым «Мессершмитом» из другого времени и другой реальности под какофонию из криков, визга и рева Масдай вошел в пике.
Но один вопль, перекрывающий все звуки, внезапно ударил по барабанным перепонкам и понесся, удаляясь, вниз.
Ковер подбросило, он, не веря себе, выровнялся, заложил вираж, другой… Теперь вверх…
Смертельная тяжесть в хвостовом отсеке исчезла!.. Великан пропал!
— Где он?.. — только и смог выговорить бедный Масдай.
— Ликандр! Что у вас там случилось?.. — вторила ему изумленная Медуза.
— Вот бы знать! — пыхтя и отдуваясь, Волк втащил на борт Масдая присмиревшего Меку.
— Так ты не знаешь?!.. — в один голос воскликнули горгона и ковер.
— Естественно нет!.. — раздраженно взмахнул руками Серый. — Вы же тут что попало вытворяли! Один вниз, другой вверх, потом опять вниз!.. Карусели, прямо, какие-то!.. Постойте. А, может, мы его стряхнули?
— С такой-то хваткой?
— Может, у него морская болезнь началась!..
— От морской болезни еще никто не умирал, — твердо отвергла эту версию Мими.
— Может, он испугался!..
— Чего?
— Кого?
— Кого?..
И нахмурившийся от напряженного мышления Серый вспомнил неожиданный бросок Меки, его извивающийся черный чешуйчатый хвост, переходящий в ль… переходящий в… переходящий…
Переходящий в маленький задорный козий хвостик.
— Мека!
— Ме-е?
— А, ну-ка, повернись!..
— М-ме?
Но Серый и так уже видел между кольцами хорошо знакомую желтую львиную кисточку.
Наваждение какое-то…
Отчего же так жутко взревел великан перед тем, как упасть?
И великан ли?..
А, кстати, что стало с великаном?
Вдруг Серый поймал себя на мысли, что такой вопрос мог бы задать Иванушка, если бы ему рассказывали эту историю. И поинтересовался, нельзя ли было ему чем-нибудь помочь. А заодно, наверняка, прочел бы и лекцию на тему «Воровать — дурно»…
Неожиданно Волк вздохнул и почувствовал, что, пожалуй, для того, чтобы снова и поскорее встретиться с его лукоморским высочеством, он готов прослушать даже, ну, если не лекцию, то какую-нибудь небольшую душеспасительную беседу — совершенно точно…
Он перегнулся через край Масдая и свесил голову вниз.
Под ними, на сколько хватало глаз, медлительно покачивались теплые бирюзовые воды. И, удаляясь к горизонту и изрыгая проклятия, заблудившимся бакеном плыла круглая голова злополучного стража сада Десперад.
Первое, что сделал Серый, ступив на территорию Ванадия — украл у ротозея-лоточника большой расписной платок для горгоны.
Ярко-зеленое полотно с аляповатыми цветами, павлинами и бабочками привело ее в состояние тихого ступора. А после того, как Волк еще и собственноручно повязал его на голову Мими в стиле «В полном разгаре страда деревенская», и она увидела свое отражение в мутном медном карманном зеркальце, и ее воображение в красках сообщило ей, как она должно быть выглядит в широкоформатном цветном варианте, она охнула и схватилась за сердце.
На ее вполне резонное замечание, что внимание, которое она будет привлекать без этого платка ничто по сравнению с тем вниманием, которое она привлечет в нем, Серый тоже вполне резонно возразил, что ему лучше знать, что лучше пусть стеллиандры пялятся на ее платок, чем на ее волосы, и что если кто-то хочет остаться вместе с Мекой в лесу караулить Масдая, и совсем не хочет посмотреть знаменитый город, потолкаться на многонациональном базаре и посетить легендарный оракул в роще Сифона, то, в таком случае, он ни на чем не настаивает.
И Медуза сдалась.
Путешествовать, и не побывать в Ванадии!.. Побывать в Ванадии, и не зайти на базар!.. Пройтись по базару, и не посмотреть на оракул в храме Полидора!..
Ради такого стоило примириться даже с психиделическим платком.
Первые же шаги по центральным улицам города полностью заставили Мими позабыть обо всем, и она плыла по течению людской реки, крутя головой на все триста шестьдесят градусов, разинув рот и широко распахнув изумленные глаза, ошеломленная и восхищенная вихрем красок, звуков и запахов, обрушившихся вдруг и сразу на робкую провинциальную горгону.
— Смотри, Ликандр!.. — то и дело доносилось до Волка сквозь шум и гам мегаполиса. — Вот это дом!.. Это же целый домище!.. Сколько там этажей!.. А какие окна!.. И колонны!..
— Это, наверное, дворец какой-нибудь, — любезно пояснил Волк.
— А смотри — вон, балконы у них окаменевшие великаны держат!.. Как тот, из сада Десперад!.. Неужто это сестричкина работа? Никогда от них о таком не слышала… Не мудрено тогда, что великаны теперь так редко попадаются! А рядом лошади каменные! И химеры!
— Это скульпторов работа, — махнул рукой Серый.
— Скульпторов? — переспросила Мими. — Это такие существа, вроде нас?
— Ну, можно сказать и так… — рассеяно отозвался Волк.
— Как было бы интересно посмотреть на них! А где они водятся? А хвосты у них есть? А копыта? А там что за толпа такая? Смотри, Ликандр, там просто столпотворение какой-то!..
— А-а, это базар, наверно…
— Базар!.. Скорее туда!.. Гляди, вон ларьки с одеждой… А вон еще… А там, похоже, только ткани продают… А тут — украшения и амулеты!.. А здесь посуда из глины… А за ней — мебель!.. И не лень же это продавцу тащить сюда все эти мраморные столы, скамьи, фонтаны…
— Это забегаловка, она все время тут, — снисходительно прояснил вопрос Серый, и тут же предложил:
— Давай, пожуем чего-нибудь?
— Дав… Ай!.. Что там?!..
— Где?
— Там! Смотри! Я вижу акробатов! И жонглеров! И человек пляшет на натянутой веревке!.. Я узнала!!! Это бродячие артисты!!! Пойдем, скорее пойдем посмотрим!..
— А гляди — вон еще осел ученый!
— И обезьянка!
— Ха, вот умора!
— Вот дают!
— Вот это да!..
— Браво!
— Молодцы!
— Ликандр, погляди! Артистам все деньги кидают!.. А у нас, случайно, нет ничего?..
— Ну, как это нет, — возмущенно отозвался Волк, вынимая из широких штанин только что стыренный кошель и отсыпая в дрожащую от возбуждения ладошку Мими несколько медяков.
— Браво!!!
— Еще!!!
— Мими, пойдем, нам еще на оракул посмотреть надо успеть до вечера, — потянул он за край туники Медузу.
— Ой, конечно пойдем!.. А пожевать?..
Пожевать продавали тут же, разносчики с лотков, и если бы страшный зверь гигиена забрел бы сюда и съел хотя бы одну сосиску, то, скорее всего, скончался бы, не задумываясь, в страшных мучениях. Но, поскольку кроме баранов из животного мира поблизости никого не было (а недавно была отпразднована знаменательная дата — две тысячи лет до открытия микроорганизмов), то пожевать наши туристы смогли вполне спокойно и безопасно.
И, в случае Серого (в уникальном случае!), без аппетита.
Как рассказать Медузе про оракул и предсказание — это был его большой больной вопрос, который, надеялся Серый поначалу, по ходу дела прояснится, рассосется и решится сам. Но сейчас до визита к безумным пророчицам и их горгононенавистническим жрецам оставалось не больше часа, а деликатная проблема разрешаться отнюдь не собиралась, а, скорее, наоборот, все усложнялась и запутывалась, делая правду невозможной, а ложь — бессмысленной.
И Волку оставалось только одно — ждать и тянуть до самого последнего, и верить в то, что его печальная фигура из гранита или керамики не начнет новую коллекцию удивленных сифий.
