Витовт Витольдович Вишневецкий
Это всё о нас с вами
Даже не могу представить, чем могла бы закончиться наша последняя встреча, не вмешайся в наш разговор третья сторона. Я изо всех сил пытался отстоять правильность поступка Ланы и находил для этого всё новые и новые слова убеждения, но мой оппонент был настолько настроен на наказание, что слова его обретали всё более и более зловещий смысл и повышались в тоне. Наконец они достигли такого высокого звучания, что я не выдержал и бросил ему в лицо следующее:
— Ты, Влад, наверное, забыл, как в прошлом году умерла твоя жена! Может, ты хочешь последовать за ней таким же образом?! Вспомни, она была почти святой женщиной, но ты совратил её с пути истинного и повёл по пути греха и вражды. Скорее всего, ты думаешь, что наказание — единственный путь искупления? Но ты заблуждаешься и уже был наказан за это! Остановись!
— Твоя дочь, Юран, потребовала от моего сына такой жертвы за её внимание и нежность, что это граничит с безумием и ведьмовством! Она заслуживает только костра, и ей не миновать его!
— Ты никогда не любил и никогда не познаешь это чувство, Влад. Любовь для тебя обман и вожделение, а не дар нашего Бога. И о какой цене ты говоришь? О какой жертве ведёшь речь? Разве истинная любовь требует жертвы? Тот, кто любит по-настоящему, сам всем жертвует и готов отдать всего себя во имя истинного чувства. Твой сын Игорь сам выбрал то, на что его вынудила пойти любовь — спасти ту, которая ему дороже всего на свете. Это он защитил и спас от лютой смерти мою дочь! Их обоих могли загрызть волки, но так получилось, что Лана осталась живой. Разве ты не знаешь, что она не убежала, а всю ночь отгоняла оставшихся в живых зверей и не дала полностью растерзать тело своего любимого. А ты говоришь о каком-то мифическом требовании Ланочки. Ты, Влад, заблудшая душа!
По мере того как я говорил, глаза Влада наливались кровью, они становились круглыми навыкате от пылающего гнева и ненависти. Его руки начали трястись, и с губ стали срываться клочья белой пены. Влад, казалось, обезумел. Он выхватил из висящих на левом боку ножен боевой нож и кинулся ко мне, огибая горящий костёр.
— Ты за всё заплатишь вместе со своей распутной девкой, — прохрипел Влад и поднял руку, чтобы метнуть в меня свой нож.
В этот момент от горящего костра к Владу метнулся узкий язык пламени и, коснувшись его, объял моего противника как прочной верёвкой. Влад споткнулся и, упав на траву, стал кататься, пытаясь сбить с себя пламя, которое становилось всё шире и охватывало катающегося человека с головы до ног.
— Будь ты проклят, колдун, — долетели до меня его гневные слова, более похожие на хрипы задыхающегося человека.
Сорвав со своих плеч плащ из козьих шкур, я бросился к Владу и накрыл его тело, пытаясь сбить пламя, отрезав тем самым доступ воздуха. Ещё какое-то время я боролся с огнём, но утратив возможность гореть, пламя сошло на нет и угасло совсем. В воздухе витал противный запах сгоревшей козьей шерсти и обгоревшей человеческой плоти.
Перевернув Влада на спину, я увидел обгоревшую бороду его лица, издающую не менее смрадный запах.
— Ты живой, Влад, открой глаза, друг! — В ответ я услышал стон и глухой рык разъяренного зверя. — Не дёргайся, лежи спокойно, я отправлю тебя к лекарке Вилене. У неё прекрасные мази, и твои ожоги заживут быстро.
— Ты колдун, Юран, я всегда знал, что ты водишься с нечистой силой, — превозмогая боль, прохрипел Влад.
— Нет, друже, это не колдовство, это справедливость нашего мира, просто ты смотришь на это, взойдя совсем не на ту гору. Дай мне руку, друг, я положу тебя на плечо, и мы двинемся к Вилене.
— Она такая же колдунья, как ты, Юран, я поостерёгся бы появляться у неё.
— Не волнуйся, Вилена просто целительница и помогает ей врачевать сама мать-природа. В воде, земле и травах, выросших на ней, столько силы, что хватит на всё. И на болезни, и на раны плотские, и на раны души и сердца.
Юран крепко сжал протянутую руку Влада и, крякнув, рывком взгромоздив его на плечо, медленным, но уверенным шагом направился к краю селения.
— Потерпи, друже, скоро будем на месте, и тебе станет легче!
Влад что-то ворчал, но слов разобрать было невозможно — усилился ветер и дул навстречу движения.
— Ничего, скоро закончатся твои мучения и ты, заснув, проснёшься здоровым, — Юран произнёс эти слова и больше не издал ни звука, пока не постучался в дубовую дверь большого дома лекарки.
Дверь отворилась почти сразу после стука, как будто Вилена ждала гостей, стоя за дверью. Она без скрипа широко распахнулась, и в глаза Юрану ударил свет переносной лампы. На пороге стояла Вилена. Красивая сорокапятилетняя женщина, с чудесной гривой соломенного цвета волос, с пронзительным взглядом голубых глаз.
— Никак ты, Юран? — на губах Вилены протаяла лёгкая улыбка. — Кого это ты принёс к моему дому, уж не Влад ли решился посетить меня? Да и попахивает от вас так, словно вы из преисподней явились. Это ты его окатил пламенем? — и Вилена рассыпалась задорным смехом.
— Тебе бы только смеяться, Вилена, а человеку помощь нужна! Обгорел он немного… Ты бы в дом пригласила, а не держала на пороге.
Хозяйка дома, продолжая улыбаться, отступила внутрь дома и пригласила Юрана войти:
— Пожалуйте, гости дорогие, — Вилена повернулась и, войдя в дом, поставила лампу на стол, на котором были разложены пучками разные травы. — А Влада положи на этот лежак, — и она указала на широкую скамью, покрытую медвежьей шкурой. Юран подошёл к лежаку и бережно опустил на него своего хулителя.
— Вот положи ему под голову, — Вилена протянула Юрану валик из скатанных козьих шкур. Сделав это, Юран повернулся к хозяйке и посмотрел ей в глаза.
— Для тебя нет времени, хозяюшка, всё молодеешь и становишься краше, никак сама Прародительница держит над тобой свою шаль.
В этот момент застонал Влад, и Вилена, метнувшись к нему, что-то тихо стала говорить, стараясь уложить его удобнее. Затем Юран услышал её вполне различимые слова, обращённые к Владу:
— Потерпи, добрый человек, сейчас я сниму твою боль, — Вилена подошла к громоздкому деревянному шкафу и, открыв его створчатую дверцу, стала перебирать стоящие на его полках баночки и глиняные черепки. — Вот то, что нам нужно, — и Вилена вернулась к Владу. — А ты, Юран, присядь пока к столу.
Что Вилена делала с Владом, как и чем она его лечила, Юран не обращал внимания, и только когда она взяла в шкафу какой-то флакон и снова подошла к лежаку, он услышал, как она сказала Владу:
— А теперь тебе, человече, надо выпить это снадобье. Оно даст тебе исцеляющий сон и силы. Спи и ничего не бойся, вон, как затих, словно испугался кого. Здесь нет у тебя врагов, я лекарка, а Юран принёс тебя ко мне. Спи, мил человек, завтра будешь, как и прежде.
Вилена присела рядом с Владом на топчан, и Юран увидел, как та гладит своею рукою Влада по обгоревшим волосам головы. Так продолжалось несколько минут.
Далее случилось то, что Юран не ожидал увидеть и услышать. Влад поднял свою руку и прикоснулся к руке Вилены.
— У тебя такая ласковая и мягкая рука, Вилена, и тепло от неё убаюкивает меня, как рука моей покойной Милицы! Спасибо тебе, я чувствую, как уходит боль с обгоревших частей моего тела. Храни тебя Вседержитель! — Влад втянул в себя воздух и, сделав глубокий выдох, закрыл глаза. Спустя миг он уже спал глубоким сном.
Вилена подошла к столу и устало опустилась на стул.
— Что притих, Юран, неужто думал, что забьётся Влад, как загнанная в клетку птица?
— Он не хотел, чтобы я принёс его к тебе, побаивается твоих чар и колдовства. Так и сказал мне, что я колдун и ты тоже. Боятся тебя люди, хотя и видели от тебя только добро и получали выздоровление и помощь. Вот и я не припомню ни одного случая, чтобы кто-то умер у тебя на руках. Как такое может быть! Неужели нет такой хвори, которую бы ты не смогла одолеть?
— Что ты, Юран, много есть болезней, которые не лечатся, только они не от недуга тела, а от загнивания души и злобы сердечной. Вот и получается, что, не исцелив душу и сердце, нельзя прогнать и хворь плотскую. Пока мне удавалось это, но кто знает, что стоит за порогом дома и вот-вот постучит в неё. Вот с Владом, знаю, всё будет хорошо, уйдёт он из этого дома совсем другим человеком.
— Да, я уже заметил это, — ответил Юран, — я никак не ожидал от него таких слов в твой адрес, а то, что он притронулся к тебе и сравнил тебя со своей Милицей, меня вообще повергло в шок.
— Всё будет хорошо в этот раз! Вот называл ты его другом, когда это случилось между вами у костра… и он назовет тебя так… уже скоро.
— Откуда знаешь, Вилена, что так называл его, для меня самого это было как-то само собой? Да и слышать этого никто не мог. Одни мы были!
— Земля слух разносит, её надо уметь слушать. Многое услышишь такого, во что ни за что не поверил бы. Да и всё своё человек с собой носит, оно как свет вокруг него или как темень. То журчит как живой родник, то звучит сродни трущимся друг о друга камням.