В стране волшебных сновидений
Но, в стране теней скользя,
Обозреть ее — нельзя!
Эдгар По. Страна снов[1]
Есть в японском языке понятие «юмэ-моногатари». Означает оно «рассказ о сновидении», а также — «литература снов». Под этим термином подразумевается главным образом повествование о таинственных и загадочных чудесах. Есть и другие названия подобного рода литературы — например, «кайдан» («повествование о загадочном и ужасном») или «кидан» («повествование об удивительном»). И если до «ужасного» дело доходит отнюдь не всегда, то уж «загадочное и удивительное» представлено в средневековой японской фантастике во всем блистательном великолепии ирреального мира: около двухсот разновидностей всяческой нежити и нечисти населяют страну волшебных сновидений.
…Призраки и ожившие мертвецы; привидения, духи погибших воинов и убиенные роженицы; одноглазые карлики и трехголовые демоны; голодные духи — гаки, ведьмы и водяные — каппа; длинноносые лешие — тэнгу, русалки, черти всевозможных мастей и оттенков, чудовища с бычьими и лошадиными головами; небесные демоны — аманодзяку, бесы-мучители, истязающие в аду бедных грешников; девятихвостые лисы, тысячелетние кошки, гигантские змеи, рыбы и пауки, волки, обезьяны и прочие оборотни, способные принимать человеческий облик и насылать порчу и морок на смертных; причудливые, фантасмагорические создания: чудище райдзю, являющееся с раскатами грома; безгласый, безносый, безротый оборотень ноппэрапо; длинношеее страшилище рокуроккуби; животное нуэ — с головой обезьяны, лапами тигра, туловищем енота, хвостом змеи и голосом дрозда… В сонме этих немыслимых существ есть даже забавный одноногий зонтик (в Ночном хороводе демонов немало одушевленных предметов).
Вся эта злодейская колдовская рать, норовящая ввергнуть людей в беду и страдание, переселилась в мир японской волшебной повести и новеллы из разных «пределов» — из древнеяпонского мифа, зиждившегося на архаических верованиях, которые впоследствии легли в основу религии синто; из китайских, индийских легенд и сказаний; из буддийской притчи, пришедшей в Японию в середине VI века вместе с новым вероучением и значительно пополнившей легионы японской нечисти всевозможными демонами и чертями; наконец, из средневековой китайской новеллы чуаньци. Характерно, что иноземные пришельцы никогда не пытались вытеснить, уничтожить коренных обитателей темного царства, напротив, они не только мирно уживались с японскими традиционными духами и злыми богами, совместными усилиями изводя род человеческий, но и сами стремительно изменялись под воздействием исконных верований и представлений, приобретая новые, специфически японские национальные черты…
Сегодня, читатель, мы предлагаем вам побывать в этой стране грез и теней, которую «нельзя обозреть», но можно с легкостью вообразить, читая страницы сборника «Пионовый фонарь». Это будет к тому же и путешествие во времени, ибо в нашей книге представлены новеллы и повести о чудесах, относящиеся к различным периодам истории Японии от XVII века до нынешних дней.
* * *
Много веков раздирали Японию феодальные войны, но вот наступил год 1603-и. Князь Токугава Иэясу[2] был провозглашен сёгуном[3] и объявил своей столицей Эдо (нынешний Токио), находившийся в центре восточных провинций. Это знаменовало начало периода позднего феодализма в Японии.
Иэясу потребовалось не много времени, чтобы покорить оставшихся соперников, усмирить недовольных и объединить раздробленную страну в централизованное государство. При Иэясу и его наследниках Хидэтаде и Иэмицу в феодальной Японии прекратились междоусобные распри, воцарился долгожданный длительный мир, начался бурный расцвет ремесел, торговли и культуры.
Итак, воцарился мир, — и люди стали свободно, без страха за жизнь перемещаться по стране. Переезжая с места на место, путешественники, торговцы и ремесленники способствовали распространению и взаимообогащению местного фольклора; бродячие монахи и грамотеи доносили до масс в форме аллегорий и притч догматы буддийского вероучения, а также сведения, почерпнутые из заморских книг. Состязания по стихосложению, чайные церемонии, театральные представления, похороны, храмовые праздники и прочие людные собрания сопровождались непременными рассказами о чудесах; даже в деревнях при появлении заезжего гостя крестьяне сходились в дом старосты — послушать диковинные истории.
«Фантастическая» традиция в японской литературе уходит корнями в глубокую древность. Достаточно вспомнить хроники «Кодзики» (VIII в.) и «Нихонги» (VIII в.), «Японские записи о чудесах и удивительных происшествиях» («Нихон рёики», VIII в.), «Стародавние повести» («Кондзяку моногатари», XII в.) и «Повествования, собранные в Удзи» («Удзисюи моногатари», XIII в.). Но именно в эпоху Эдо[4] происходит обособление жанра «повествования о таинственном и ужасном», именно в эти века литература о чудесах пользуется всеобщей любовью — независимо от социального статуса, пола и образования, именно в это время она призвана играть особую роль в жизни общества.
Литературный канон «повествования о загадочном и ужасном» сложился в трех ранних сборниках — «Рассказах ночной стражи» («Тоноигуса», 1660 г.), собранных и записанных поэтом Огитой Ансэем; «Повестях о карме» («Инга моногатари», 1661 г.), принадлежащих кисти священника секты дзэн Судзуки Сёсана; и «Кукле-талисмане» («Отоги боко», 1666 г.), произведении первого японского профессионального писателя Асаи Рёи. Следует отметить, что составители сборников того времени выступали скорее как авторы, а не как собиратели сюжетов: при обработке легенд и преданий они вносили в них немалую долю своего литературного таланта. В эпоху Эдо подобные сборники уже начинают печататься как книги для массового чтения.
«Рассказы ночной стражи» (для того и рассказывались, чтобы не заснуть!) состоят в основном из «страшных» историй о проделках кошек, лис, пауков и прочих тварей, о чем свидетельствуют сами подзаголовки: «О чудовищном пауке», «О кошке-оборотне», «О крысах». «Рассказы» очень тесно связаны с фольклором. Все эти загадочные, обладающие злой колдовской силой оборотни по существу являются трансформацией древних японских легенд о недобрых духах — хозяевах грозной природы (нуси): в гневе они могли наслать мор и глад, ветер и ливень, сгубить урожай и скот, опустошить окрестности. Есть, правда, в сборнике и более поздние, буддийские, напластования, но их сравнительно немного. «Рассказы ночной стражи» достаточно лапидарны и незатейливы, но кажущаяся простота в сочетании с четким указанием места и времени действия создает странное ощущение достоверности происходящего.
Буддизм, проникший в Японию из Китая в середине VI века, принес идею бесконечной цепи перерождений и неотвратимости закона кармы. Человеку суждено возродиться — в зависимости от праведности или неправедности земной жизни — в одном из шести миров (Ад, Мир голодных духов, Мир скотов, Мир демонов Асура, Мир людей и Небо). И горе грешникам — в различных кругах ада их будут терзать различные бесы-мучители, а тюремщики — черти с бычьими и лошадиными головами — строго следят за неукоснительным исполнением приговора, вынесенного Владыкой Ада.
Подобные перерождения после смерти (а в особо «тяжких» случаях и при жизни) живописуют новеллы, входящие в «Повести о карме» Судзуки Сёсана. В сущности, это буддийские притчи, создававшиеся с совершенно определенной целью — пробудить в читателе веру в неумолимый закон кармы. При этом автор постоянно подчеркивает достоверность происходящего («Люди знали об этом доподлинно»).
Однако очевидно, что «Повести о карме», так же как и «Рассказы ночной стражи», скорее дань прошлому, литературный итог прежних верований. Разложение феодального строя и зарождение капиталистических отношений способствовали быстрому расслоению общества; жизнь простого человека становилась все труднее, гнет — все тяжелее, и фантазии перемещаются в область реальной действительности. Оборотни и духи еще живут и продолжают строить свои козни, а вот чертям и демонам приходится потесниться: в эпоху Эдо мало кто уже верит в возможность появления беса посреди людной улицы города. Теперь на авансцену повествования о чудесном выходят привидения…
Первые привидения и призраки появились в японской литературе довольно давно — вместе с буддийским вероучением (считалось, что излишняя приверженность земному не позволяет душе попасть в рай и она обречена на вечное неприкаянное блуждание — это объясняло природу происхождения призраков и привидений), но теперь, с резким усилением гнета и ужесточением регламентированности всех сторон жизни простого японца привидения стали выполнять новые, довольно-таки несвойственные сверхъестественным силам функции: в мечтах задавленного беспросветной жизнью и несправедливостью человека привидения совершали после его гибели то, чего он не мог добиться при жизни. А при жизни он не мог ничего, — ибо даже роптать было по тем временам преступлением, ибо за подачу крестьянской петиции полагалась смертная казнь.
