Полина Люро
Акула в стакане
Объяснить это иначе чем чудом было невозможно ― трое приятелей снова встретились на даче. Не прошло и десяти лет ― опять июль, жара, надоедливые комары да мухи… И огурцы в бабушкином огороде размером с маленькие увесистые кабачки. Вроде ничего не изменилось, только вот мы выросли, перестав быть детьми, каждый год проводившими каникулы в Зелёном городке, искренне верившими в «вечную дружбу»…
И разбежавшимися кто-куда, как только прошли выпускные экзамены в школе. Что поделать ― это жизнь, и у неё на каждого из нас, видимо, были свои планы…
Конечно, совсем друг друга из виду мы не теряли ― созванивались по праздникам, делились свежими новостями, шутили, обещая «уж в этом-то году обязательно встретиться и, как в детстве, порыбачить на Старом озере, пока оно совсем не пересохло».
Но, как водится, разного рода «обстоятельства» постоянно этому мешали ― внезапная командировка, семья, дети, поездка в Турцию, будь она неладна, где меня обчистили как липку. Лучше б я тогда и в самом деле на недельку вырвался в Зелёный городок, чтобы помочь бабуле. Да у всех так, правда же?
И вдруг…
Мы приехали в дачный посёлок не сговариваясь, в один и тот же день, хотя причины сделать это у каждого были свои. И, остановившись у колодца, по-стариковски охали, радуясь этой неожиданной встрече. Со смехом обнимались, подкалывая друг друга ― мол, волос на голове вечно лохматого словно дворовый пёс Лёни стало заметно меньше. А у итак не худенького Димки пузо, наоборот, ещё больше выросло…
— Только ты, Саш, совсем не изменился ― всё такой же пацан, ― хлопал меня по плечу богатырской рукой Димыч, ― я так рад видеть вас обоих, ребята. Клянусь, что чертовски скучал по нашему братству…
И тут как по команде все дружно повернули головы в сторону дома деда Макарыча ― той самой покосившейся от времени развалюхи, где это и произошло. Спросите:
— Что же такого необычного случилось с тремя подростками десять лет назад?
А то самое, о чём мы старались не вспоминать, всячески избегая разговоров на тему летнего «происшествия». Возможно, именно нежелание думать о «странном случае на даче» на самом деле и было тем «обстоятельством», не дававшем нам встречаться все эти годы…
Однако сейчас, увидев друзей детства, я словно против воли неожиданно сказал:
— Надо же, дом ещё цел… значит, так и не продал его наследник Макарыча. Может, повторим «эксперимент», а?
Клянусь, что не собирался поднимать эту тему. Не знаю, как язык повернулся, ведь именно я тогда пострадал больше всех. Но что-то словно подталкивало самого осторожного из нашей троицы человека на очередную, скажу честно, безумно опасную авантюру. Не случайно же висевшая на шее монета на кожаном шнурке, с которой, собственно, всё и началось, стала быстро нагреваться…
Димыч и Лёня посмотрели на меня странно-обречёнными глазами.
— Знаешь, Сань, сколько раз снилось, что снова приходим туда. Я даже кричал во сне, и мама собиралась отправить «бедного сыночка» к мозгоправу, вот же засада… Хорошо, что той осенью забрали в армию ― а там стало не до воспоминаний. Постепенно успокоился, ― почему-то доверительным шёпотом сообщил Лёня, и мне не понравился его испуганный, но одновременно восторженный взгляд больших серых, немного навыкате глаз под белёсыми бровями.
Дима нахмурился:
— Я себе слова дал, что никогда больше сюда не приеду. Да ну его к… лешему, но вам говорить не стал, думал ― засмеёте. А вот теперь, не поверишь, прям тянет туда.
Лёня нервно смял дрожащими пальцами только что раскуренную сигарету:
— Точно, точно… И у меня на эти выходные были совсем другие планы. Но почему-то я здесь, с вами. Что за чёрт…
Я тяжело вздохнул, пожимая плечами:
— Давно обещал бабулю навестить, и на душе было такое странное чувство ― если сегодня не поеду, обязательно что-нибудь плохое случится.
Лёнчик выплюнул сигарету, затушив её дорогим ботинком с такой яростью, словно убивал злейшего врага:
— Это она, сволочь, позвала нас. А ты, Сань, говоришь «эксперимент». Только кто с кем экспериментировать будет… Ладно, хватит ныть, давайте покончим с этим ― всё равно нельзя жить в постоянном страхе. Я готов, а вы? ― к нашему вечно взъерошенному приятелю, сохранившему свой привычный стиль в причёске «я упала с самосвала», вернулся его «командирский» тон.
Переглянувшись, мы с Димкой согласно буркнули:
— А то…
— Тогда встречаемся в восемь; ты, Лёнь, принеси вино и стаканы, как в тот раз. Я захвачу ведро воды, ну а Санёк ― закуску с бабушкиного огорода. Всё должно быть идентично… Монета при тебе? ― сейчас Димыч напоминал былинного богатыря, стремительно перехватившего инициативу у нервного «всезнайки». Совсем как в детстве ― я даже умилился…
Кивнул в ответ. Наверное, со стороны наша троица напоминала отчаявшихся заговорщиков, отступать которым было некуда. От недавнего бурного веселья не осталось и следа, и мы молча разошлись по своим домам.
Я делал вид, что с интересом слушаю радостные бабулины истории о дачном житье-бытье, вяло жуя ароматный масленый блин, и вспоминал то, что до сих пор вызывало бессонницу и желудочные колики. Десять лет назад июль тоже выдался слишком жарким ― во всех смыслах этого слова…
В тот день бабушка вручила мне лопату, строго показав на небольшую грядку, рядом с которой лежали кучки только что сорванного редиса:
— Перекопаешь и можешь гулять с ребятами до вечера. А то не поставлю бродить твой любимый квас ― мучайся тогда в этакую жару…
Отбрыкиваться было бесполезно, и, негромко ворча о несчастной судьбе замученного ребёнка, я взялся за дело. Через полчаса праведного труда, взмокнув и чуть не сломав «драгоценную» дедушкину лопату, «работяга» с гордостью осматривал вскопанную грядку. Вот тут-то мой орлиный взор и заметил в земле маленькую, потемневшую от времени монету.
Отмыв находку, я помчался с ней к Лёньке, в то время увлекавшемуся нумизматикой, и вскоре неразлучная троица уже до хрипоты спорила, строя догадки, каким образом мелкая, но, несомненно, римская монета ― как утверждал наш «всезнающий» друг ― могла попасть в Подмосковье…
В конце концов, мы чуть не подрались, выясняя, сколько она может стоить, но здоровый как бык Димыч нас быстро успокоил:
— Отстань от него, Лёнь. Монету нашёл Санёк, пусть делает с ней, что хочет. К тому же она дырявая, толку от неё мало… Пошли сегодня вечером в дом деда Макарыча, чтоб ему, старому пьянчуге, на том свете икалось. Я у матери бутылку прошлогоднего смородинового вина утащил. Вкусное, прям как сок. С тебя, Сань, закуска. Собираемся в старом доме в восемь ― всё равно раньше не получится ― предки заставят огород поливать…
Мы сидела за пыльным столом в доме Макарыча ― наследник деда уже год не объявлялся, и ребята из соседней деревни быстро сделали из старой халупы с прогнившей крышей свою штаб-квартиру. Хоть родители и стыдили оболтусов, постоянно гоняя подальше от чужой собственности, их это не останавливало.
Наша «троица» заглядывали в стоявший на отшибе соседский дом очень редко ― разве что дождь переждать или, как сегодня, спрятаться от родителей. Но никогда не хулиганила, не крушила мебель и не била бутылки. Честно говоря, я всегда чувствовал себя здесь неловко, мысленно прося прощение у умершего, в общем-то, безобидного старика…
Замок с двери давно пропал, но стёкла в окнах пока уцелели. Даже в жару в деревянном срубе было прохладно. Лёня по-хозяйски разлил пурпурную жидкость в принесённые с собой стаканы. Я разложил на больших листьях лопуха сорванную на бабушкином огороде закуску, оставалось только дождаться Димыча, а тот, похоже, не спешил.
Не зная, чем заняться, мы с другом снова начали спорить о монете, пришлось даже временно снять её с кожаного шнурка, найденного в шкатулке у бабушки.
— Смотри, ― поучал «всезнайка», ― видишь здесь силуэт? Это нос галеры, значит, монета предназначалась морскому ведомству. А с обратной стороны, похоже, лицо какого-то божества… Надо чистить, но, думаю, это тоже связано с морем.
