В последнем отчаянном порыве я схватился за холодную, склизкую лапу монстра руками и попытался «сняться» с когтя, как если бы меня проткнуло копьем или арматурой. Внезапно перчатка на моей правой руке нагрелась, а плоть чудища, что оказалась под стальными пальцами — задымилась. Монстр впервые издал звук — протяжно взвыл — а я же, стараясь закрепить успех, только сильнее вцепился правой рукой в его конечность.
Вот, жар стал почти нестерпимым — я чувствовал, как волны тепла исходят от перчатки и бьют прямо в лицо — но рука внутри доспеха оставалась абсолютно холодной. Запахло мерзкой жженой тухлятиной — совсем как в квартире господина Аяна, после чего я сумел рывком сломать руку чудовища, оторвав ее по первый локтевой сустав. Коготь с мерзким хлюпаньем вышел из рваной раны, на китель с удвоенной силой хлынула кровь.
Монстр еще раз взвыл и попытался броситься на меня, оплести шею своим длинным мерзким языком, вцепиться клыками в горло. Понимая свое преимущество, я сделал единственно верный шаг — отбросил в сторону оторванную конечность и бросился монстру навстречу, опустить перчатку раскрытой ладонью на безглазое лицо. Опять завоняло тухлым. Тварь взвизгнула — будто я пнул огромную собаку — и бросилась к двери в кабинет, в коридор, прочь от опасного человека.
Проводив монстра взглядом, я обессиленно посмотрел на пол. Когтистая рука стала растворяться, превращаясь в липкую черную жижу, а о реальности произошедшего свидетельствовала только разорванная в клочья сетка и решетки клетки для вещдоков. Но чем бы оно ни было, оно было хитро, оно умело открывать двери. Так что оторвав остатки рукава кителя, я кое-как перетянул кровоточащую рану на плече, подвинул к пролому в клетке один из пустых стеллажей, а сам устроился в углу, прижимая к груди правую руку со странной латной перчаткой на ней. Если оно, эта тварь, вернется, я буду готов.
Во всяком случае, так я думал, пока нервное напряжение и кровопотеря не отправили меня в глубокий обморок.
Запись №6
1287 год новой эры, четвертый месяц Шумун, 25 число, 04 часа 12 минут, Королевство Сонша, город Агион, третий полицейский участок северо-западного округа
— Твою мать! Что здесь стряслось⁈ Вызывайте Юнкера! Срочно! Мне плевать, что ночь! И звоните в районное! Немедленно!
Голос был смутно знакомым. Голос ефрейтора.
— Боги, боги, боги… Что тут… Курсант! Кейн!
Загремела решетка, послышалась какая-то возня.
— Твою же! Стеллаж! Эй, ребята! Сюда, срочно! Он вроде дышит еще!
Я разлепил тяжелые веки и увидел, как ефрейтор и несколько рядовых пытаются отодвинуть железный стеллаж, что я из последних сил уронил на дверь в клетку. Замок они уже открыли — ключ я так и оставил торчать в скважине изнутри, некогда было возиться.
Наконец-то мои сослуживцы прорвались внутрь, и ефрейтор упал на колени рядом со мной, прямо в лужу уже ставшей запекаться, но от этого еще более мерзкой, липкой крови. Усы, которые Негор постоянно подкручивал и укладывал, сейчас были смешно перекошены: левый смотрел как обычно вверх, а вот правый ушел куда-то в сторону.
— Малой! Смотри сюда, видишь? Он в сознании! Срочно, в скорую звоните! Колотая рана, большая потеря крови! Да плевать на Юнкера, врачей сюда, пацан синий уже!
Выдав порцию указаний вперемешку с крепким портовым матом, ефрейтор Негор стал осматривать мое плечо.
— Так, так… Молодец парень, перетянул, хорошо… Чем это тебя так… Не дергайся, кровь уже запеклась, запечатала рану, будешь шевелиться, рана опять откроется. Все хорошо, врачи уже едут. Ты не отключайся главное, нельзя, слышишь?
Я вяло кивнул в ответ, но вот выполнить указания Негора не получилось: через пятнадцать минут, когда за окном послышался рев моторов и по участку затопали сапоги бригады скорой, я стал проваливаться в небытие. Последнее, что помню — отпихиваю от себя под стеллаж перчатку, которая слезла с руки как-то сама, пока я был без сознания.
Пришел в себя я уже в военном госпитале. Высокие беленые потолки, большая палата, которую, как оказалось, я занимал один. Плечо было туго перемотано, а под повязку уходила какая-то трубка. Впрочем, уже в другом месте она торчала наружу и была выведена к специальному судну.
— Что, боец, интересно? — послышался молодой, звонкий голос.
Подняв глаза, я посмотрел на врача. На самом деле молодой — лет тридцать, в накрахмаленном халате, тонкая, дорогая оправа очков…
Я еще раз окинул взглядом медика, посмотрел на потолок, оценил чистоту стен…
— Извините… — прохрипел я, пытаясь ворочать сухим и распухшим во рту языком, — а я где?
— В больнице, где же еще, — ответил улыбаясь доктор, но взгляд у него был холодный и сосредоточенный, — так, посмотри на свет… Руку чувствуешь? Пошевели пальцами. Отлично, нервы не повреждены. Так, ну пара недель и будешь почти как новенький… Сейчас сестра придет, промоет рану и даст лекарства.
Врач даже слова мне вставить не дал — все говорил сам, а как только вышел за дверь, так крутанулся на каблуках и устремился куда-то по коридору. На его место пришла молоденькая медсестра, которая была больше похожа на актрису или аристократку, чем на младшую медицинскую работницу. Девушка аккуратно подключила трубку к банке с каким-то раствором, опустила вторую трубку в судно и скомандовала:
— Так, курсант, не двигайся особо.
— А что это вообще? И можно воды?
Сестра кивнула и начала с последнего — поднесла мне небольшой граненый стаканчик, грамм на сто, не больше, до краев заполненный желанной жидкостью без вкуса и запаха.
Ха! Видимо, составители учебников никогда не просыпались после кровопотери. Клянусь, эта вода была самым вкусным, что я пробовал за последний год! Едва не подавившись, я осушил стаканчик в два глотка и моментально потребовал добавки.
— Сразу много нельзя, — ответила мне медсестра. — Так, а теперь не дергайся, будем рану промывать.
Как я узнал позже, мне установили проточный дренаж. Рана моя была грязная, и первым делом после того, как врачи скорой убедились в том, что я не откину копыта у них на носилках, меня стали лечить от возможных осложнений ранения. Так что впереди у меня было еще много манипуляций с плечом.
Я поднял глаза на медсестру, которая возилась с трубкой и раствором. Какой же красивой она была! Немногим старше меня, может, на пару лет — что в молодости уже звучит как приговор — но эти блестящие глаза, чуть пухлые, алые губы, гладкая белоснежная кожа и русые волосы… Или это все странная реакция организма, который был на краю смерти? Моментально вспомнились фронтовые истории о солдатах, которые безнадежно влюблялись в медсестер, что их выхаживали. Беспричинно и слепо. Может, я тоже попадаю в эту ловушку?
Но все хорошее заканчивается, закончились и мои процедуры. Медсестра дала мне каких-то таблеток, сделала укол в плечо, после чего выпорхнула из палаты.
Провожая взглядом тонкую фигуру, я еще раз вздохнул. Жизнь в казарме накладывала свои ограничения. Ни о каких девчонках не могло быть и речи — все время отжирала учеба, а со второго курса еще и практика. Разваливались даже старые отношения, которые кто-то успевал завести в школе, а денег со стипендии едва-едва хватало на легкие перекусы… Даже в кино не сводить, цветов не купить, не говоря о прогулке по набережной с ее лоточниками и летними кафе…
Погруженный в невеселые размышления о тяжкой курсантской доле, я опять отключился.
Впрочем, долго проспать мне не дали. В палату понабилось народу, среди которых были мои начальники — старший офицер Юнкер и ефрейтор Негор. Но эти двое были наименьшей проблемой. Прямо в ногах моей койки стояли еще несколько человек. Двое из них — в форменных серебристо-серых кителях, от одного вида которых у меня перехватило дыхание. Погоны я разглядел плохо, но как минимум передо мной стояли исправник королевской сыскной службы с помощником. Определил я это не только по цвету кителей, но и по кинжалу со щитом на погонах исправника — знак королевского сыска.
