ни умения.
— Гриша, пошел в жопу. Я тебе еще шутку про Вранового припомню.
— Честно говоря, даже обидно, — надулся бес. — Я ожидал более яркой реакции. Да и что ты хотел? Пить запретил, нам представляешь как скучно? Митька уже и на крышу к Людмиле лазил, да там котом кричал. И до бухты бегал, русалкам зад показывал. В общем, много всего интересного переделал. Все одно к одному свелось. К тебе.
Мысли ворочались так тяжело, что хотелось отключить мозг за ненадобностью. Однако не думать я не мог. Привычка.
Все-таки с выпивкой я правда погорячился. Во всех смыслах. Она часть экосистемы моей нечисти. Без нее они действительно станут дурью маятся. Хотя, и с ней будут. Может, дело все-таки не в водке, а в нечисти.
А еще, я твердо решил, что больше никогда не буду пить сам. Блин, кого я обманываю? Нет, будь мне лет восемнадцать, я бы даже себе поверил. Хорошо, я не стану вообще пить на этой неделе и перестану нажираться до такого скотского состояния. Я ведь даже не помню, как сюда добрался. Стоило задать этот вопрос, как Гриша пришел на помощь.
— Домой тебя я притащил, — ответил бес. — Там куча рубежников набивалась проводить, да я не дал. Уж лучше, пусть не знают, где ты живешь. Хотя это, конечно, так, перестраховка. Воевода-то теперь тебя все равно может найти. Все ж княжий человек. Но про остальных разговору не было. В общем, машину вызвали, вот мы с тобой и доехали.
Я представил, как этот крохотный мужчина с рогами тащит меня домой. Вот уж кому орден выдать надо.
— Спасибо тебе, Гриша.
— Свои люди, сочтемся. Ладно, готовься, сейчас к жизни тебя возвращать будем.
— Может, я просто полежу?
— Куда полежишь? Тебе днем надо с зазнобой своей свидеться. Запамятовал, что ли? Сам же ей обещал.
Блин, правда ведь! Я уж и забыл про Зою. И что теперь делать? Звонить и говорить, что надо все перенести. Потому что я забухал? Боюсь, даже терпеливая Зойка не поймет.
Вернулся бес с огромным тазиком и графином с темно-фиолетовой воды. Затем убежал опять и появился вновь с трехлитровой банкой рассола.
— Хозяин, ты мне доверяешь? — первым делом вкрадчиво поинтересовался он.
— Ни хрена. А после того, как ты спросил, еще меньше.
— Значит, будешь валяться весь день. Ты же до сих пор пьяненкий.
К слову, он оказался прав. Да и чего удивляться? Когда дело касалось выпивки, Гриша был опытнее всех экспертов, вместе взятых.
— Ладно, чего делать?
— Вот эту фиговину видишь? — он указал на графин. — Вот выпиваешь быстро.
— А потом?
— Потом поглядишь.
Что сказать, умел бес интриговать. Он передал в мои ватные руки графин, и я почувствовал какой-то резкий, химический запах. Даже слегка знакомый.
— Только без всяких раздумий. Пей быстро.
Я и послушался. Правда, сделал всего несколько больших глотков, прежде чем организм ответил единственным способом, на который он был настроен. Еле успел отпихнуть графин в сторону. Его подхватил Григорий, а сам я склонился над тазиком.
Из соседней комнаты, словно издеваясь над моим состоянием, раздавался бодрый голос Гребенщикова.
— Ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол и прочую посуду. Все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, а я говорю, что буду.
— Гриша, — прохрипел я, отрываясь от тазика.
— Хозяин, так надо. Чтобы организм прочистился, — словно извинялся передо мной бес.
— До эксгибициониста нашего добеги и скажи, чтобы наушники вставил. Или я ему щас что-нибудь вставлю.
Григорий кивнул и метнулся к черту, вскоре вернувшись. Правда, от меня не отстал, продолжая подпаивать фиолетовой водой, от которой выворачивало наизнанку. Уже даже мучительно, какой-то желтой хреновиной.
А еще я вспомнил, как называется этот фиолетовый порошочек, который Григорий разбавил в графине — марганцовка. И в голове закрались нехорошие мысли. Может, бес и правда хочет меня убить? Только задумал поистине крутую многоходовочку — пережил лешачиху, Вранового, а вот теперь и решил исполнить свое подлое дело.
Вскоре графин был изъят из моих рук и ему на смену пришла трехлитровка с рассолом. Если честно, я думал, что вот эта солоноватая жидкость тоже окажется в тазике. Но нет. Рассол бальзамом лег в мой истерзанный желудок, заструился дальше, превращаясь в амброзию, нектар. Я пил его и не мог остановиться. Будто на каменку плескали. И вкус был такой яркий, насыщенный, какого я не ощущал ранее. Словно маленькие ангелочки по языку нежными пяточками бегали.
Я даже задумался. Ведь сколько среди поэтов алкоголиков. Теперь хотя бы понятно, почему. Всю красоту и подлинное несовершенство мира можно заметить лишь в самые критические моменты души и тела. С душой сложно, а вот с телом — ни разу. Что называется: купил, выпил — в нирвану.
И сразу как-то стало если не хорошо, то намного лучше. Тепло внутри растеклось по всему телу, голову чуть отпустило, а веки отяжелели.
— Ты спи, хозяин, спи, — подоткнул меня одеялом Гриша, совсем как ребенка.
Даже мыслей не было сопротивляться. Я закрыл глаза и сразу провалился в сон. Правда, спал тяжело, потел, часто просыпался. И бес тут же подскакивал, уже подпаивая меня обычной водичкой. Точнее не обычной. Они называли ее «колодезной». Вроде как черт куда-то сбегал и набрал.
Нечисть вообще не отходила от меня. Сквозь сон я постоянно слышал их голоса. Будто собрались возле тяжелобольного родственника, который собирался оставить им наследства. Хотя, все, чем я могу наградить моих помощников — геморроем. В иносказательном смысле, конечно.
Что интересно, бес проявил чудеса выдержки. Тогда как Митьке ожидание давалось невероятно тяжело. Он все время порывался что-то сделать, куда-то себя применить.
— Может, баньку истопить? Пропарить, чтобы весь хмель вышел?
— У, анафема. Ты молчи, за умного сойдешь. Последнее дело в баню с перепоя ходить. Вместе с хмелем душа может выйти.
— Я же не знал, дядя Гриша.
— Хватит болтать! — вмешался я. — Голова от вас гудит.
— Да вставать уж пора, хозяин, — вежливо сказал бес. — Вот, я тебе чай с лимоном и медом сделал. Попей, попей.
Я сел на кровати и послушно отхлебнул из стакана.
— А мед где взял? У нас не было.
— Да там, — уклончиво сказал Григорий.
