И уж тем более это относится к дочери сильнейшей из кратист.
Мать Шулимы рождена на Крите, она впитала в себя всю символическую аксиологию острова — и передала ее дочери. Образность Луны, власть над животными, символика змей, воды, колдовства — все это лежит в подложке событийной канвы, проявляется деталями и детальками, все это создает необходимый автору флёр богоподобия и отблеска седой древности, оттеняющий Шулиму. По сути, когда Шулима в середине книги признается Иерониму Бербелеку в своем происхождении, читателю остается только радостно вздохнуть и сказать: «А я знал, что это „ж-ж-ж“ — неспроста!»
Наконец, структура романа, соотношение отдельных его частей.
Первое, на что обращаешь внимание, — нумерация глав. Она опирается на греческий алфавит — это путь от «альфы» до «омеги» (не без привычно евангелических смысловых отсылок, кстати). Но в романе нет двух глав: между частями II и III, а также частями III и IV, «каппы» и «омикрона» соответственно, — и нет событий, к этим главам относящихся. Сам автор склонен объяснять это своего рода стилизацией под «погибшие произведения древнегреческой литературы», но нельзя не отметить, что подобный шаг и увеличивает достоверность текста. Он превращает текст из «сочинения-написанного-здесь-и-сейчас» в «рукопись-найденную-при-странных-обстоятельствах» (прием вполне знакомый читателю — вплоть до «Имени розы» У. Эко, «Дневника, найденного в ванной» Ст. Лема или «Отягощенных злом, или 40 лет спустя» А. и Б. Стругацких).
Но и отдельные главы романа — перемигиваются, отражают друг друга, не позволяя, тем не менее, говорить о закрытой, симметричной структуре. Главный герой проходит свой путь до финала, но мы не можем утверждать наверняка — движется ли он по замкнутому кругу или по спирали, восходящей или нисходящей. Начальная глава и первая глава IV части — обладают сходным антуражем, в первой и в последней части нас ожидают главы со сходным названием («Как Чернокнижник»), открытый, казалось бы, финал романа — отзеркаливает видение господина Бербелека, которым завершается первая глава, видение, которое мы, прочитав роман, можем посчитать пророчеством. Но окончательного ответа на вопрос «круг, спираль или прямая?» мы так и не получаем.
Впрочем, одно можно сказать с уверенностью: все сюжетные ходы и поступки героев выводимы не только из их образов, из того, что мы о героях знаем, но и из базовых физических и метафизических условий мира «Иных песен». В крови лунных жителей горит пирос, кратисты и кратистосы — плоть от плоти породившей их земли, эфир движется вечными круговыми эпициклами. Мир — это данность, о которой автор не забывает никогда. И если это не облегчает интерпретацию, то, по крайней мере, дает представления об ее правилах.
Заметим еще, что на вопросы польских читателей об истинном объяснении окончания «Иных песен» автор дает следующий ответ: «Истинных интерпретаций — несколько; таков был замысел. Под пытками из меня никто не вытянет „официальную“ экзегезу. Для этого есть текст, чтобы отвечать на такой вопрос самостоятельно, — автор здесь обстоятельство сопутствующее и необязательное».
То есть диада «автор — текст» с необходимостью и согласно авторскому замыслу дополняется третьим звеном, читателем — как своего рода интерпретативным механизмом. Читатель выступает как со-творец текста. Но нам следовало бы остеречь: читатель и вправду меняет текст, предлагая собственную его интерпретацию, — но и текст меняет читателя.
Ведь Форма обладает силой и в нашем мире.
Сергей Легеза
Прежде всего — несколько предваряющих замечаний.
Во-первых, следует иметь в виду, что само наличие примечаний к роману — акт волевой со стороны российского издателя и переводчика: польские издания «Иных песен» примечаний не предполагали. Автор любезно согласился лишь на затекстовые примечания, которые не мешали бы погружению читателя в события и реалии романа.
Во-вторых, примечания, здесь размещаемые, в подавляющем большинстве случаев относятся к понятиям, терминам и реалиям, которые совпадают с актуальной для читателя реальностью. По сути, мы всего лишь размещаем здесь общие справочные сведения, совершенно исключив толкования и объяснения фантастических элементов и дополнительных смыслов романа. Эти последние в примечаниях представлены исключительно «этимологически», через указание, например, древнегреческих корней в авторских неологизмах мира «Иных песен».
…защитился от морфы ночи… — морфа: от древнегреч. µορφή — «форма, образ». Базовый термин для аристотелевской метафизики.
…пирокийных фонарей… — от древнегреч. πγρος — «огонь».
Нимрод — в ветхозаветной мифологии — имя собственное, богатырь и охотник, сын Хуша и внук Хама; согласно Книге Бытия, «сильный зверолов перед Господом» (Бытие, 10:9).
Риттер — производное от нем. «der Ritter», «всадник».
Кратисос, кратиста — носители кράτος «кратоса» — «силы», «верховной власти».
Антос — с древнегреч. ανθος — цветок, соцветие, но и в переносном блеск, сияние.
Кисмет — в арабской традиции «судьба», «доля»; то, что написано на роду, чего не избежать.
…запах ее эгипетских духов… — Я. Дукай использует написание страны, принятое в Античности и отличающееся от привычного: «Aegypt».
Кафтор… — обычно ассоциируется с Критом; «Кафтор» упоминается в Библии как остров или приморская земля, откуда прибыли филистимляне (Второзаконие 2:23; Иер. 47:4).
Эстлос/эстле — мужская/женская форма с древнегреч. έσθλός — «благородный» (в двух смыслах слова: и в «материальном», бытийно-непосредственном (благороднорожденный), и в этическом — как обладающий определенными душевными качествами).
Демиургос — от древнегреч. δηµιουργός, досл. — мастер, ремесленник (от δηµος — «народ» и έργον — «дело, ремесло, промысел»).
Керос — от древнегреч. κηρός — «воск».
Текнитес — от древнегреч. τέχνη — умение по манипулированию с объектами, вещами, с элементами материального мира, откуда происходит и привычное нам «техника». Соответственно, текнитес — человек, владеющий текнэ.
…шести с половиной пусов ростом, два литоса живого веса… — пус: от древнегреч. πούς — «стопа», мера длины, приблизительно равная английскому футу (29,62 см.); литос: в греческой или римской системе весов нашей реальности такой единицы веса не встречается; однако само слово отсылает к древнегреческому λίθος — «камень» и примерно соответствует весу около 50 кг.
…А ты говоришь об океаносе… — океан — в отличие от внутренних морей, по мнению древних греков, окаймляет материки извне.
Санитариум — слово, производимое от лат. sanitorius: «оздоровляющий; место лечения»; в данном конкретном случае — ванная комната.
…Рыла столетних пиросидер… — от древнегреч. πγρος — «огонь» и σίδηρος — «железо»; эквивалент пушки, артиллерийского орудия.
Окский — в нашей реальности — язык, распространенный на юге Франции, т. н. «язык ок».
Пахлави — измененное «пехлеви» (букв. «парфянский») — среднеперсидский язык.
Лютеция Паризиорум (Lutetia Parisiorum) — древнее поселение на месте современного Парижа нашей реальности.
…сверканье чжунгосских огней… — Чжун Го — Срединное Царство — самоназвание Древнего и Средневекового Китая.
…крутились трое дулосов… — от древнегреч. δουλος — раб.
Арес — от имени Ареса, бога войны в древнегреческой мифологии.
…взволнованно рассказывала о… экзотических морфозоонах… — морфозоон — с древнегреч. буквально — «разновидность животной формы».
…такие зеноновки хороши только для детей… — от имени Зенона Элейского (ок. 490 г. до н. э. — ок. 430 г. до н. э.), древнегреческого философа, ученика Парменида. В нашем мире он известен т. н. «апориями Зенона»: парадоксальными суждениями, должными доказать отсутствие очевидного (движения, пространства и множества).
…Ихмет сделал охранительный жест против Аль-Уззы… — У арабов-язычников нашей истории Аль-Узза (букв. «могущественная») — женское божество, вероятно — олицетворение планеты Венера.
