чем говорит. Нельзя забывать об этом и считать себя умнее лишь на основании того, что лучше контролируешь язык.
Возможно, что перед нами философ? Человек, чьи размышления достигли уровня, когда даже не каждый по-настоящему умудрённый жизнью индивид сумеет осознать истинную суть сказанного?
Пусть это не так и лишь порция моего сарказма, но ещё раз повторюсь: человек, создающий впечатление недалёкого болтуна, редко когда оказывается действительно тупым. Каждый, кто считает своего друга или знакомого недалёким, однажды имеет шанс сам оказаться в дураках.
Забавно: сижу я, скрытый машиной, размышляю «о вечном», однако процесс не идёт.
— Ха-ха, — прервался я от погружения в чтение. — Как же я рад, что он не пошёл!
Немного похихикав, вновь углубился в воспоминания того сна.
Посидев «в раздумьях» ещё какое-то время, вынужденно прекращаю мучить организм и возвращаюсь обратно в машину, продолжив прерванный путь. Вскоре дорога вывела меня к перекрёстку и светофору на нём. Светофор горел красным. Все три его секции. Однако я игнорирую этот знак, ведь дорога пуста. Очевидно, что светофор неисправен…
Затем у меня в голове будто что-то щёлкнуло. Переключилось. Вроде и дорога шла прежней, и шоссе продолжало оставаться пустым, но мысли словно развернулись в противоположную сторону. Я скрупулёзно зафиксировал этот момент в собственном дневнике, даже поддавшись размышлениям, возможно ли это от того, что я проехал под запрещающий сигнал светофора? Всё-таки он горел красным, а я не нарушаю правила. По большей части.
Уже неважно. Во сне я начал размышлять о своих родителях. Если точнее — о матери. О том, как она могла так долго терпеть поведение моего отца, как они ссорились, как обвиняли друг друга во всех грехах.
Позднее, когда я записывал этот сон (даже есть отдельная пометка на полях), я осознал, что уже проходил через подобное. Всё, что я видел во сне, было и наяву. В тот день, в реальной жизни, я ехал на похороны моего отца. Мне пришлось потратить на дорогу много времени, ведь направлялся из одного конца штата в другой. Всю дорогу искал в машине фотографию матери, чтобы положить в гроб отца. Знал ведь, что за пару дней до похорон засунул её куда-то в авто, но не мог вспомнить куда.
Так и не нашёл её.
В то же время сон продолжал развиваться по своим законам. Проехав светофор, я остановил машину. День на улице снова сменился ночью, но это уже неважно. Даже во сне я ощущал, как всё вокруг рушится. Я видел, что каким-то образом «сломал» свой сон. Выйдя из машины, я словно бы взглянул в центр всего происходящего, которым являлся огромный рекламный щит, висевший вдоль дороги. На нём была фотография прекрасно знакомой мне женщины — Мелиссы. Надпись под фотографией утверждала, что она пропала, а потом будто бы спрашивала меня, видел ли я её?
— Видел, — сказал я в тот момент и проснулся.
Сейчас, в реальности, при чтении этого куска текста я ощутимо поморщился. Мелисса… Когда-то я был в неё влюблён. Хотя скорее думал, что влюблён. Лишь на моменте, когда мы расстались, я в должной мере осознал, что не создан для любви. Я мог быть дружелюбным, полезным, добрым, но любить кого-то… Это одно из тех умений, которое мой мозг так и не развил в должной мере.
Скорее всего, не разовьёт уже никогда. Пожалуй, пора признать это: я ущербен.
По этому поводу у меня давно уже выведена своя теория. Или абстракция? Но как бы я её ни назвал, суть не изменится. Есть, скажем так… объекты, люди или… Ну, для простоты понимания назовём их «камни». Опять же, это неважно. Пусть будут камни. Какие-то из них движутся в поисках любви, пылают огнём желания найти и греться в её лучах. Есть другие камни, которые лежат неподвижно, ожидая, пока любовь сама найдёт их. И, в заключение — третьи, которые вроде бы и двигаются, а вроде и нет. Скорее топчутся на месте или даже вращаются вокруг своей оси. Последние не ищут любви, не ждут её, а продвигают собственную форму любви, которую видят или находят в совершенно ином направлении.
Я, само собой, нахожусь именно в последней категории. Не жду и не ищу любви, а проявляю её к своему… своей мании.
Какое-то время Мелисса терпела моё безумство. В то время я не был столь организован, как сейчас, а потому не доводил ситуацию до записи собственных снов. И это сводило меня с ума, ведь я пытался держать всё в голове. Запоминать сны, анализировать…
Лишь изредка я записывал на клочке бумаги какие-то несвязные обрывки.
Проблема была в том, что когда я пытался расположить сны в хронологическом порядке, то ничего не получалось. Мне не за что было зацепиться. Я никак не мог найти сон, который искал. Всё сливалось в кашу. Даже в комнате у меня был вечный беспорядок, ведь я раз за разом переворачивал её вверх дном в поисках той бумажки, куда записал свой старый сон.
Доходило до того, что у меня начиналась мигрень. Я пытался вспомнить каждую деталь давно забытого сна, и это мучило меня, заставляло страдать.
Но особенно плохо становилось в моменты, когда я путал сны с воспоминаниями из реальной жизни. Или воспоминания со снами. Стоило признать: я не мог отделить реальность от вымысла.
Наконец настал момент, когда Мелисса не смогла более терпеть то, во что я превратил свою жизнь. Нашу жизнь. Поэтому она ушла. Я не могу винить её за это. Более того, периодически возникал момент некого прояснения, когда мой разум чётко давал понять: никаких чувств между нами уже давно нет.
Возможно, это понимание — как моё, так и её — стало основной причиной нашего расставания. Пожалуй, в глубине души я считал и продолжаю считать, что это именно так. Не сны, не моё прогрессирующее безумие, а именно отсутствие любви.
Смешно!
Впрочем, с какой-то стороны, уход Мелиссы мне даже помог. Я привёл свой разум в порядок и избавился от собственной странной одержимости. Она исчезла и более не тревожила меня. Но чем дальше я отходил от собственной мании, тем ближе она становилась. Как круги, которые я любил рисовать в детстве, создавая из них спирали. Двигаясь по ним, ты рано или поздно возвращался в начало. Бесконечный круг. Тот самый уроборос, который изредка появлялся в моих снах.
Судьба… Я не могу избежать её.
Логично, что зависимость вернулась, став ещё сильнее. Вот только в этот раз я
