— Ну и чего ты мне показать хотел? — подняв на него глаза, с вызовом поинтересовалась девочка.
— Тихо. Слушай. Что слышишь? — спросил у нее Мишка.
Девочка прислушалась.
— Бомбят где-то, — пожала она плечами.
— Птицы кричат. Мы спугнули их, — нахмурился Мишка. — И они издалека показывают, что вот здесь кто-то есть. Смотри сюда, — показал он ей на землю. — Что видишь?
— Ничего, — пожала плечами девочка. — Земля, трава, поганки… Дерево вон растет, мох… Чего я увидеть-то должна?
— След остался, видишь? Вон у Кольки нога соскользнула, так он вон какой следище пропахал! Почва мшистая, так он весь мох стесал. А почему? А потому, что мухомор сбивал ногой. Вон пнул его, словно мячик. А вот ты прошла. Прям на поганку наступила, раздавила ее. И ветку сломила, помешала она тебе, — сердито выговаривал ей Мишка. — Так по лесу не ходят. Это же вы деревенские, вы меня учить должны, а не я вас!
— Дак мы в лес ходим гулять да за грибами-ягодами, а не прятаться! — уперла руки в бока девочка. — Да и кто за нами сюда попрется?
— Фрицы. Еще и партизанами объявят. И хорошо, если сразу пристрелят, — мрачно сообщил ей Мишка.
— А ты будто не партизан! — язвительно выдала девочка. — Чего ж тогда в партизаны поперся, коль трус такой!
— Я не партизан и не трус. Но и нарываться на пулю не собираюсь, — зашипел парень. — И либо вы ходить учитесь, либо выбирайтесь сами, как знаете!
Девочка обиженно засопела, глядя на него исподлобья.
— Чего ты хочешь? — прошипела она.
— Идете тихо, след в след, друг за другом. Поганки не пинать, мухоморы не трогать, шишки пускай лежат! Коля, ты понял? — шипел Мишка.
— А чего? Скучно же… — проведя под носом рукавом, пробурчал мальчишка. Томка отвесила ему подзатыльник.
— Ступай к фрицам, у них весело, — прокомментировала девочка.
— Ветки не ломать. Если мешает идти, просто рукой отводите, или наклоняйтесь под ней. Через коряги не прыгать, по пням не скакать, мох не трогать! Наступать старайтесь на траву, она распрямится, — продолжил Мишка. — Все понятно?
Вздохнув, ребята мрачно кивнули.
Забрав у Тамары Полину и усадив ее перед собой, при помощи Тамары обвязав девочку кофтой, чтобы не упала, Мишка пошагал вперед. Так нести ребенка было несравнимо легче, чем на плечах.
К вечеру уставшие ребята уже еле передвигали ноги. Полинка капризничала и канючила, просила пить и есть. Старшие молчали, но угрюмо сопели. Мишка, понимая, как важно успеть рассказать капитану то, что он узнал, раздражался все больше: один он бы уже был в расположении. Потому, не обращая внимания на недовольное сопение и капризы, шагал и шагал, словно заведённый. И только когда начало смеркаться, Мишка, найдя подходящую ложбинку и опасаясь заблудиться в темноте, оставил ребят там, строго приказав сидеть тихо и никуда не рыпаться, а сам пошел к кромке леса, чтобы понять, куда они вообще вышли.
Оказалось, что он таки сбился с пути и ушел в лес гораздо глубже, чем планировал. Ругаясь последними словами, подросток вернулся к ребятам, и, забрав их, пошел к выходу из леса.
Стемнело быстро. К счастью, ветер разогнал тучи, и на небе показалась луна. Мишка теперь ориентировался на луну. Он так разогнался, что в темноте не заметил, как лес закончился, и чуть не вылетел на открытое пространство. Резко остановившись, он попятился назад. Не ожидавшая этого Тамара, едва передвигая ноги тащившаяся следом, ткнулась ему в спину и от толчка упала наземь, здорово подвернув ногу и зашипев от боли. Колька, тащивший Полинку, успел среагировать и остановиться, а после кинулся помогать сестре.
Мишка, услышав возню, шипение и всхлипы за своей спиной, повернулся и приложил палец к губам, показав ребятам кулак. Те вроде затихли. Тамара, вытирая слезы, массировала подвернувшуюся ногу, Колька, сняв со спины Полинку, шепотом уговаривал девочку не плакать и не шуметь. Полинка же уже открыла рот, чтобы разреветься, требуя маму. Мишка, притаившись за кустами, оглядывал окрестности. Наконец он понял, куда они вышли, и едва не взвыл — им предстояло еще топать и топать. Они оказались перед тем полем, где несколькими днями ранее происходило танковое сражение. Теперь его надо было обойти. Их батальон располагался за ним.
Уже потихоньку отступая назад, Мишка вдруг краем глаза заметил какое-то движение. Замерев, он начал всматриваться. Наконец, так ничего не разглядев и решив, что ему померещилось, он начал вставать, и вдруг до его слуха долетел звон металла о металл. Мишка, ужом скользнув обратно к ребятам, прошипел:
— Тихо-тихо, на цыпочках, без малейшего шороха отойдите на сто шагов вглубь леса, сядьте там, и даже не дышите. Мне кажется, на поле немцы. Я пойду посмотрю, — и растворился в кустах.
Ребята, испуганно переглянувшись, поднялись на ноги. Тамара, подхватив измученную девочку и зажав ей ладонью рот, забыв о больной ноге, похромала вглубь леса. Отойдя на сто шагов, она огляделась, и, приметив скопление молодых елочек, скользнула за них. Колька, сопя, следовал за сестрой.
Усевшись поудобнее, уставшие ребята, прислонившись друг к другу, задремали. Вдруг Тамара встрепенулась. Рядом с ними раздалась немецкая речь и негромкий смех, и вскоре в сторонке зажурчало. Прижав к себе Полинку и изо всех сил зажав брату ладонью рот, она замерла, забыв как дышать. Все тело пробил холодный пот. Впервые за все время путешествия Тамара поняла, насколько серьезна опасность.
К счастью, проснувшийся Колька попытался молча скинуть руку сестры, но, взглянув на ее белое в темноте лицо и услышав немецкую речь, замер. Они сидели, боясь шевельнуться. Тамара молилась всем богам, чтобы Полинка не проснулась и не пискнула. Сейчас, в эту секунду, она осознала, почему Мишка не хотел брать с собой малышей, и удивлялась, как он согласился на Полинку. Ужаснувшись сама себе, поняла, что сама, лично, готова придушить сестру, если она сейчас пискнет.
Выдохнув, Тамара убрала руку с губ брата и с большим усилием воли от губ и носа сестры. Девочку трясло. Она судорожно прислушивалась к немцам. Судя по негромкой, спокойной речи, они чувствовали себя здесь хозяевами, и были уверены, что они одни.
Со стороны немцев потянуло табачным дымком, зашуршала бумага. Нос Тамары уловил запах копченостей. Похоже, фрицы решили перекусить. Зажимая рот уже себе, девочка отчаянно вжималась во влажную землю, мечтая оказаться от этого места в тысячах километров.
Детям показалось, что прошла целая вечность прежде, чем фрицы, наконец, поднялись, и, по очереди оправившись, двинулись дальше. По журчаниям, раздававшимся неподалеку, девочка насчитала восемь человек.
Дети продолжали напряженно прислушиваться к происходящему, боясь пошевелиться. Каждый шорох пугал, каждый треск едва не заставлял взвыть от страха. Тамара зажимала себе рот, чтобы случайно не вскрикнуть. Сна больше не было ни в одном глазу.
Тем временем Мишка вернулся к краю леса и, выбрав раскидистую липу, стоявшую в первом ряду, забрался на нее. Устроившись в ветвях, он принялся до рези в глазах всматриваться в поле боя. Сперва он не видел ничего, различая лишь неясные тени. Но вот луна выбралась из редких облачков и довольно ярко осветила окрестности. И Мишка увидел…
По нашему краю ползали черные тени. Много теней. Парень попытался их посчитать, но, насчитав тридцать семь, сбился. А тени ползали и ползали, таская за собой тяжелые рюкзаки. От штыков саперных лопат отражался лунный свет. Выкопав ямку, тени приподнимались, доставая из рюкзаков тяжелые кругляши, и опускали их в землю. От металлических кругляшей тоже отражался тусклый лунный свет. Закопав кругляш, тень переползала на другое место и все повторялось.
«Мины устанавливают, противотанковые, — догадался Мишка. — И ставят подальше от себя, по нашему краю, уроды… Небось, и пехотные тоже насуют, сволочи…»
Уже собравшись спуститься, он замер. По краю леса, явно прочесывая его, прошли две четверки фрицев. Шли они цепью, на расстоянии пары метров друг от друга, скрытно. Один шел по краю поля, второй по кромке леса, а двое других — на небольшом отдалении.
