— На сегодня достаточно. Коган, ты свободен.
— Да, мэтр. А ты рано обрадовался, Хранитель! Ноги не устали? Ты завоешь, когда повиснешь на руках и растянешь рану. Вот это будет боль!
Каратель посмотрел на жертву со смесью страсти, ненависти и сожаления и покинул пыточную, загремев ключом в замочной скважине с обратной стороны. Ханлейта мучило каждое случайное движение, даже дыхание. Икры затекли, лодыжки болели от напряжения. За занавеской было тихо, но Хан чувствовал, что арий все еще там. Что ему нужно? Хочет посмотреть, как пленник корчится?
— Зачем тебе амулет, эльф? — спросил Эверон.
— Это подарок, — прошептал Хан.
У ария был отличный слух — он услышал.
— Чей? Аммонит подарен не архонтом — они их не носят, а тебе был нужен для какой-то цели. Для какой? Я не верю в бесполезные дары, Кеннир.
На эти вопросы Хан не стал бы отвечать под самыми страшными пытками. Быстрее бы все закончилось! Эверон умел делать правильные выводы:
— Хранитель, ты хочешь умереть как можно скорее, но в Железной башне умеют не только калечить, но и лечить, поэтому ты проживешь ровно столько, сколько нужно для дела. Мечтай о могиле, если тебе так легче. Ты далек от покоя, пока мне интересен. Обдумай это.
В глубине подземелья щелкнул замок — Эверон ушел. Ханлейт остался в одиночестве. Некоторое время он боролся со своим телом, переступая по решетке заледеневшими пальцами ног и поскальзываясь, понимая всю напрасность этих усилий. Коган не врал — повиснуть на руках — ужасно больно. Настолько, что Хан не сдержался и закричал. Никто не услышал, это хорошо.
* * *
Ханлейту казалось, что все часы в мире остановились, настолько медленно тянулось время: оно жарилось в огне факелов, металось в бликах пламени на стенах и засыхало твердой коркой жажды на губах. Сознание не было ясным, но и спасительное небытие запаздывало. Коган появился в пыточной после полуночи и сразу же направился к механизму, опускающему брус с наручниками. Он вертел колесо до тех пор, пока колени пленника не коснулись пола.
— Его звали Сайрус, — заговорил он, продолжая ранее начатый разговор, — рыжий такой, помнишь? Служил под моим началом шесть лет. Было у него одно достоинство — хорошая выдержка. Никогда не блевал. Не все так крепки на желудок, особенно по первости, а Сайрус был кремень. Любили мы с ним поработать, а потом вместе выпить. Да, что говорить, пили на работе, вот в этой самой камере. А потом он мне задолжал три золотых. Поэтому мне жаль Сайруса больше остальных: я потерял деньги.
Коган снял со стены цепи и приковал Хана к решетке пола за щиколотки, а запястья освободил.
— Оцени, эльф, как здесь все продумано. Это мэтр Эверон старается! Раньше Железная башня походила на отхожее место, а теперь каждая наша пытка — это искусство. Но я отвлекся. Так ты вспомнил Сайруса?
Ханлейт смотрел на свои руки, сложенные на коленях: хватит ли у него силы прикончить Когана? И понимал, что не хватит. Спину защекотали капельки крови, вытекающие из потревоженной раны. Сидеть на решетке было неудобно — железо так и впивалось в голое тело. Каратель опустился на корточки и приподнял голову эльфа за волосы.
— Я должен тебя накормить, любовь моя. Поразвлекаемся еще?
Попытаться стоило. Ханлейт ударил Когана кулаком в шею, увы, не так сильно, как мог бы раньше, но достаточно быстро, чтобы человек не успел увернуться. Этот удар оказался первым и единственным, эльф оказался на решетке в мгновение ока: каратель повалил его навзничь и начал избивать. Окончания побоев Хан не дождался — потерял сознание. Очнулся он на боку, щекой на металле, вдыхая влажный смрад снизу. Руки оказались также прикованы к полу, как и ноги, при желании Ханлейт мог встать на четвереньки, но он не шевелился, просто открыл глаза. Коган был рядом и ждал.
— Ну и мразь же ты. Живучая, подлая мразь. Сайрусу ты распорол брюхо. Знаешь, что я сделаю? Проверю твои кишки на выносливость. Пить хочешь? Будет тебе вода, пей досыта, не захлебнись только!
С этими словами Коган потушил весь свет, кроме одного факела, и вышел, хлопнув дверью. Ханлейт лежал и думал, глядя в пространство перед собой. «Выдержка — одна из самых важных черт Хранителя, а ты ее лишен», — однажды сказал советник Айворт. «А теперь я должен всецело полагаться на качество, которым не обладаю», — думал Хан, — «я не философ и не стоик, я не разбираюсь ни в людях, ни в эльфах, я даже в лошадях ничего не понимаю, по мнению Моргвата. Не надо было нападать, надо было игнорировать! Моран была в казематах Готы и притворилась немой… Я не способен на такое. Она была сильнее меня». Вспомнив потухший амулет, Хан попытался усилием воли заглушить ноющую боль в сердце. Болело все тело, но пленнику казалось, что его беспокоит именно сердце.
Внезапно из недр крепости донесся гул. Каменные стены сотрясла мелкая волна вибрации, как от отдаленного взрыва, решетка начала подрагивать, а снизу дохнуло вонью сильнее, чем обычно. Что-то приближалось: мощная стихия неслась по тоннелю под полом, билась о стенки, вскипала отходами пыточных, выплескивалась наружу через переплеты решеток. Железная башня открыла шлюзы, чтобы воды Ракхайна ее очистили.
«Меня утопит! Я искупаюсь в этой пакости целиком!» Брезгливость оказалась сильнее боли — Хан поспешно встал на колени. Но не прошло и нескольких минут, как его руки и ноги погрузились в омерзительную жижу. Вода, поднявшись чуть выше решетки, успокоилась и неспешно потекла по ее поверхности. Она становилась все чище и прохладнее. Наверное, ее скоро можно будет выпить, если нагнуться и приникнуть губами… Или хотя бы намочить их. «Пить нельзя! Я заболею. Чем только я не могу заболеть!» — подумал Ханлейт и не пил, только болтал в воде ладонями, чтобы отмылись поскорее. Он понимал, насколько грязен сам, но после такого «купания» почувствовал себя еще гаже.
До того, как у Хана от холода окончательно онемели конечности, напор воды уменьшился, а ее уровень опустился ниже решетки. Поток иссяк, и камеру пыток наполнил звук капель, срывающихся с пола в лужи тоннеля. «Как здесь все продумано! Таланты мэтра Эверона нашли свое наилучшее применение!» — с бессильной злостью думал Хан, дрожа всем телом. Вот кого стоит опасаться, а вовсе не Когана!
Каратель появился под утро и привязал Ханлейта в первоначальное положение, но на этот раз пленник стоял на полу не на цыпочках. Коган вышел, а о появлении ария в соседней комнате Хан догадался по порыву морского ветра, снова прогнавшего тухлую сырость подземелья.
— О чем тебе говорит имя «Моргват», эльф? — спросил арий вместо приветствия.
«Начался допрос. Вчера со мной знакомились и показывали возможности. Будь ты проклят, мэтр! Конечно, мне о многом говорит это имя, я же сам притащил его меч! Но я не знаю, о чем сообщил советник Айворт в Аверну, а о чем — умолчал. И что я должен ответить?!» Ханлейт не проронил ни звука.
— Отсюда я прекрасно вижу выражение твоего лица, Кеннир: ты не из тех, кто умеет скрывать свои эмоции. Будет проще, если ты ответишь на очевидные вопросы и не будешь страдать от собственного запрета раскрыть рот. Хочешь обозвать меня как-нибудь? Давай, выскажись. Тебе станет легче.
Провокация Эверону удалась:
— Почему ты не показываешься? Страшно взглянуть мне в глаза?
— Не страшно, просто незачем, — мягкий голос ария не изменился, — а теперь несколько слов об архонте. Слушаю.
— Я его убил, разве не очевидно?
— Как именно?
— Порезал своим оружием.
— И Моргват добровольно отдал тебе свой меч, — сделал арий неожиданный вывод.
— Он не отдавал! — вскричал Ханлейт, напрасно вглядываясь в черную занавеску.
Утвердительная интонация Эверона взбесила Хана при первой же встрече. Вот как арий действует: он сам отвечает на вопрос и смотрит на реакцию пленника — угадал или нет. Сопротивляться такому приему было сложнее, чем молчать под пытками. Арий в два счета удостоверился, что Хан не убивал архонта. Как он догадался?!
— Тебя кормили вчера вечером? — спросил Эверон после долгого молчания, — не веди себя глупо, эльф. Вопрос простой. Так кормили?
— Нет.
— Поили?
— Нет.
— Ты пил тюремную воду, когда открыли шлюзы?
— Нет.
— Ты знаешь иные слова, кроме «нет»?
— Нет!
— Ты хочешь умереть сегодня?
— Да!
— Вы договорились с Моргватом о подлоге сферы заранее?
— Мы не о чем не договаривались!
— О вашей сделке знал советник Айворт?
— Он не знал!
— Так это был другой Хранитель.
Эверон снова констатировал факт, на этот раз несуществующий. Ханлейт почувствовал себя обманутым.
— Никого не было, только я!
— Ты единственный Хранитель ордена, Кеннир?
— Хочешь опять услышать «нет»?
— Ты мне перечислишь имена всех, кто выезжает на задания из Эрендола.
