«То есть, от нас отвернулся Бог?» — пришла еще одна ужасная мысль. Но он ее сразу отогнал: всегда остается надежда на исправление. Без этого не стоит и возиться. Без надежды — настоящий «Конец света». Судный день и прочее. А им — новый отсчет по новым правилам. Если из праведников Ноя в конечном итоге произросли государственные деятели, установившие по всему миру норму лжи, лицемерия и доминанту единственного хобби: унижение человека, то нынешние условия приведут к… Бог лишь ведает, а человеку все предстоит пережить.
Самые жестокие тираны всех времен и народов произросли из «демократов». Произросли и произрастают. Благими намерениями выложена дорога в Ад. Не делай добра не получишь зла. Самый жестокий хозяин — из бывших рабов.
Шура Суслов мрачнел все больше. Он пытался подумать о своей семье, но как-то всегда сбивался с мысли. Никто из людей с дороги не пошел за ним к «месту для костра». Это было хорошо, но чувствовалось ужасное одиночество. Он невзначай съел все свои дорожные запасы, но так и не утолил чувство голода. Единственное верное решение, которым он должен был руководствоваться сейчас — это лечь спать. По морскому опыту он знал, что слова «утро вечера мудренее» не пустой звук. То, что вечером кажется ужасным и безысходным, к утру становится вовсе и не таким страшным. Находятся вещи пострашнее: например, массовое размножение негров или реформы в области здравоохранения и образования.
А то, что он тут придумал, уверенный в логике, может быть, объяснится как-нибудь иначе каким-нибудь иным «мудрецом». Только надо изловить этого толкователя.
Шура не пошел под крышу избушки и растянулся у костра, одевшись подобающим для сна образом. Он еще успел посокрушаться по безвозвратно уходящему в историю времени, когда для того, чтобы лечь спать, человек раздевался, а не наоборот, как наступило утро.
Шура потянулся, с трудом выпрямляя затекшие под головой руки, отметив про себя, что костер почти потух, а он вполне жив и ни кем не съеден, только кушать очень хочется.
На произраставших поблизости гигантских лопухах скопилось достаточно росы, чтобы и умыться, и напиться. В лесу кто-то щелкал. Не орехи — а так просто самовыражался с использованием голосовых связок. Что-то мелькало между сучьев, что-то стремительно передвигалось среди деревьев. Шура решил в заросли не углубляться и тут же бросился на ближайшую кочку животом.
Как он потом пытался себя оправдать — сработал охотничий инстинкт. А если бы вместо невесть откуда свалившегося, похожего на кальмара, животного оказалась местная змея, капли яда которой хватило бы на паралич верхних дыхательных путей всего народного Хурала Молдовы и нижних — народного Сейма Кыргызстана?
Тем не менее, кальмар был извлечен, проигнорирован при попытке кусить своим клювом и жестоко избит обо все подручные средства: траву, землю и ближайший ствол дерева. Уже в своем стойбище Шура, нисколько не мучаясь совестью, воткнул в несчастного головонога нож и, как мог, освежевал. Он никогда не любил кушать морские дары, за исключением рыбы, но тут не до привередничанья. Запихнул тушку в горячую золу и принялся ждать.
Через десять минут после этого из леса вышел человек в купальном халате с початой бутылкой виски в руках. И походка и внешний вид человека были донельзя знакомыми. Не потому, что раньше встречались, или, например, выросли в одном и том же детском садике. Его Шуре неоднократно доводилось видеть и в «Солдатах неудачи», и в «А вот придет Полли», и в обоих «Ночах в музее», и в «Знакомстве с родителями» и даже в «Медиаторе Судьбы». Хотя, вполне возможно, что это был какой-то двойник — все может быть в нынешнем мире. Шура не подал виду и не стал досаждать человека своим знакомством.
А тот подошел поближе и сказал, вроде бы, ни к кому не обращаясь:
— Почему на самом донышке бутылки виски Jack Daniel's- from Tennessee нарисовано 68? Может быть, 89?
А потом протянул бутылку: угощайся, брат!
10. Макс и Саша Матросова
После того, как Саша представилась, Макс хотел, было, объявить о себе со всем пафосом, на который способен майор милиции после тяжелой и продолжительной борьбы, но только прохрипел: «Очень приятно!» и переместился со стола в кресло. От неподвижного мешка здорово пахло собачатиной. То ли так он пах по жизни, то ли питался одними собаками.
Саша не стала возмущаться по тому поводу, что мужчина сидит, а она — нет. В органах правопорядка не до условностей. Подхватила спинкой сломанного стула мертвый «коврик» и выбросила его вон из кабинета. Перед этим она очень внимательно выслушала сквозь дверь пространство с той стороны, но ничего подозрительного не расслышала. Потом дверь она так же плотно прикрыла, если бы была возможность — заперла бы на ключ.
Под столом осталась лежать только кучка костей, вроде бы даже не человеческих.
— Итак? — спросила она. — Ах, да, — ответил Макс. — Полковник Макс. — Отдел по- борьбе с туалетным утенком.
— Это как? — удивилась Саша. — А китель с погонами, что — с чужого тела сняли?
— Вы об этом? — он, оттопырив нижнюю губу, поочередно- посмотрел на свои погоны и махнул рукой. — Да хоть генерал. Роли чины и звания теперь, как мне кажется, не играют. Рапорт об увольнении написал сегодняшним числом.
— Правда? — поинтересовалась Саша. — Вообще-то — нет. В принципе — неважно. Сдается мне, с- сегодняшнего дня многие институты прежнего государственного устройства прекратили существование. По причине неизвестного аномального стихийного явления. Борьба с терроризмом по усиленной программе, опять же — террор, только на государственном уровне. Катаклизмы — лучший способ заявить о себе любым силовым структурам. Вот они и будут друг у друга кость будущего превосходства рвать. Менты всех пошибов: и милиционеры, и МЧС, и налоговая, и таможня, и, будьте уверены, частные армии, прикрытые так называемыми «охранными конторами». Все, как один, встанут на защиту интересов государства. От кого защищать, спросите вы? Да от людей, которые в большинстве своем об участи своей и не подозревают. Сидят себе, починяют примус, врываются молодчики в камуфляже — и к стенке всех подряд. Лучше перестараться, чем недостараться. Революционный террор так и делался в свое время Вовой Лениным со своей бандой. Чем сейчас лучше?
Саша с удивлением слушала усталые рассуждения человека в форме. Не вязались они, как ни было то странно, именно с мундиром.
— Так вы не собираетесь меня арестовывать? — спросила- она.
Макс впервые поднял голову и с интересом взглянул на свою собеседницу.
— Собираюсь, конечно же, — сказал он. — Сейчас, только- штаны подтяну — и сразу за аресты возьмусь. Меня хлебом не корми — дай только арестовать кого-нибудь. Без лишнего фанатизма. Давай, раз уж такое дело, на-ты перейдем. Предлагаю коньяку по пятьдесят грамм. Мозги вправить. Ведь нам еще думать, как из этого положения выкручиваться. Поди, там внизу уже оружие вовсю раздают.
— Да тебе-то что выкручиваться? Ты же свой! — она легко- перешла на другой уровень общения.
— То есть, коньяку не будешь? — Саша присела на краешек стола и поболтала ногами.
— Буду. — Ну только тогда ты больше не дерись. Не то я поменяю- свое мнение по поводу ареста.
Макс налил в два фужера коньяк, понюхал незамысловатые «николашки» на блюдечке и широким жестом обвел стол:
— Милости прошу к нашему шалашу. Лимон, вроде ничем- подозрительным не пахнет. Хорошо, догадался в свое время накрыть, не то пылью бы подпортились. Это я про лимоны. Ко мне тут друг должен был прийти, да, подозреваю, появились у него теперь другие дела. Будем думать.
Саша пригубила свой фужер и внезапно вспомнила про убитую женщину в коридоре.
— Несколько минут назад ваш коллега без всякого смущения- забил до смерти женщину, вся вина которой была только в том, что она оказалась не в том месте и не в то время. Ученая-кельтолог очутилась здесь, хотя до этого была в Париже, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Макс сочувственно кивнул головой: он не мог никак реагировать на некоторые вещи, творящиеся в стенах этого, да и прочих других — аналогичных, заведениях.
— Позвольте, — внезапно осознал он. — Как это — в- Париже?
— Вот так, — чуть наклонила свободную от бокала ладонь- Саша. Успев ознакомиться с противопожарными табличками в коридоре, она отдавала себе отчет, в каком городе оказалась. — Я же тоже к вашему Смоленску никакого отношения не имею.
— А к чему ты имеешь отношение? — задал совершенно глупый- вопрос Макс.
— Я из Питера. Но была до того момента, как оказалась на- вашем милицейском столе, под Выборгом. Такие вот коллизии.
— Эх, блин! — Макс сокрушенно взмахнул руками. — А я тут- такую теорию придумал, объясняющую нынешние события. Все так складно, все так разумно. И про пыль эту. И про магнитную бурю. Только вот, как вы тут, дети разных народов, материализовались — ума не приложу. Данный фактик заставляет меня думать об ущербности, как ученого-теоретика.
