с твоего трупа эту игрушку и спокойно пойти дальше, тоже понимаешь?
— И это понимаю, — снова киваю я. — А еще понимаю, что ты боишься: а вдруг эта штука у тебя в руках работать не будет. А без нее ты тут два дня бродила и ничего не нашла.
На этот раз во взгляде Тайры чувствуется заметно больше уважения.
— Хах, вот только не думай, что дело только в этом, — говорит она. — Я бы тебя не убила и так.
— А почему, собственно? Разве правила игры это не предполагают?
— Мне плевать на правила игры. Я не буду убивать того, кто на меня не нападал.
— Но ведь, если я нападу, может быть уже поздно…
— Хах, ну, попробуй! — она небрежным движением вскидывает лук. Даже стрелу не вкладывает, но я чувствую, что она вполне серьезно готова сейчас к атаке. И даже если я сокращу дистанцию и не дам ей выстрелить, меня это все равно не спасет. Впрочем, у меня и в мыслях нет на нее нападать. С чем, с голыми руками?
В голове сами собой всплывают слова Беса, сказанные им по дороге домой из «Хрустального дворца»: «Тебе придется убивать, рано или поздно». Вот, допустим, и наступило это «рано или поздно» и что теперь? Допустим, было бы у меня сейчас оружие. Предположим также, что Тайра проявила небрежность, отвернулась от меня, подставила спину. Смогу я вот так вот взять и всадить ей нож между лопаток? Набросить удавку на шею и затягивать до тех пор, пока она не перестанет дергать? Подсыпать яд в еду, а потом собрать все ценное с ее еще агонизирующего тела? Да блин, разумеется нет! Меня чуть не выворачивает при одной только мысли.
Но зачем же я тогда ввязался во все это? Если я не готов побеждать, значит, я гарантировано проиграл. Разве нет? Я уже труп, как она сказала. Так может быть, лучше сдаться кому-нибудь? Вот хоть бы и ей. Впрочем, она же тоже никого убивать не хочет. Значит, и она тоже труп. До чего же мерзкая получается игра! Либо ты убийца, либо смертник. Либо оставь надежду всяк сюда входящий.
Из мрачных раздумий меня выводит голос Тайры: «Слушай, а покажи еще раз этот твой камень», — говорит она.
Я разжимаю руку и протягиваю ей твердую каплю на ладони. Она все еще пульсирует, но спокойно, не так, как при появлении фомора.
— Ты знаешь, что это? — спрашивает она, разглядывая камешек, поднеся его близко к глазам, как делают близорукие люди. Мне сразу приходит в голову, что в жизни она, наверное, носит очки. Только сюда их с собой не взяла.
— Это осколок, — отвечаю я. — Сгусток магии. Мне так сказали.
— Да, — отвечает она. — Но не простой. Это слеза. Первый раз такой вижу.
— Чья слеза?
— Говорят, это слеза того, кто создал наш мир. Точнее, миры. Все — и Тир-На-Ног тоже.
— То есть, Бога?
— Наверное, можно сказать и так. Когда он создал мир, то увидел все те бесчисленные страдания, которые уготованы существам, его населяющим. И заплакал. От жалости и бессилия.
— Разве он бессилен?
Она пожимает плечами.
— Не знаю. Это просто легенда. Так-то никто не знает, что такое эти слезы. Но говорят, с ними можно общаться, если правильно себя настроить.
— То есть, они разумны?
— Ну, может и нет. Вроде как голосовой помощник Яндекса. Он, вроде бы, и не разумен, но общаться с ним можно. Вот попробуй ей что-нибудь сказать. Мысленно. Положи палец в выемку и скажи что-то.
Я осторожно касаюсь выемки подушечкой большого пальца. Что же мне сказать?
— Ну, привет, — говорю я тихонько. Камень, как обычно, кажется немного теплым. Никакой реакции я не чувствую.
— Ты слышишь меня? — повторяю я. В ответ тишина. Тайра качает головой.
Камень продолжает вибрировать, словно давая понять, что у меня здесь есть более важные дела.
— Пойдем, — говорю я Тайре, направляясь дальше вверх по склону небольшого поросшего лесом холма. Теперь мне хочется идти как можно тише — я уже знаю, что в лесу мы точно не одни.
— Здесь много еще может быть таких тварей? — спрашиваю я.
— Кто их знает, — Тайра тоже держится настороженно. — Обычно они не бегают толпами, к счастью. Но одиночных тварей вокруг одного осколка может кружить хоть десяток.
— Ты из-за этого до сих пор не добралась до него?
— Отчасти, — уклончиво говорит она.
— А еще потому что не знаешь, куда идти?
Она красноречиво молчит некоторое время.
— Этот лес на самом деле совсем не такой большой, как кажется, — говорит она, прерывая молчание. Куда ни пойдешь — начнешь очень быстро бродить по кругу. В итоге выйдешь или к крепости, или к той поляне, где ты был.
— Это из-за искривления? — спрашиваю я.
Тайра кивает.
— Значит, осколок где-то совсем рядом? — я уточняю.
— Да, — отвечает она. — Но как понять, где?
— Камень вел меня на вершину холма, — говорю я. — Я дошел до поляны, где встретил эту тварь. Скорее всего, это где-то за поляной.
— За поляной ничего нет, — качает головой Тайра. — Я пробовала туда ходить. До вершины холма не дойдешь — не замечаешь, как начинаешь спускаться назад.
— Посмотрим. Возможно, у меня есть пропуск, — говорю я, следуя за вибрацией камня.
Тайра скептически фыркает, но все же идет следом.
Мой путь лежит назад, к той поляне, на которой я встретил фомора. Идти приходится в гору, так что в какой-то момент становится тяжело. Тайра же, кажется, совершенно не испытывает усталости, несмотря на свои стеклянные доспехи. Впрочем, весят ли они хоть сколько-нибудь?
Добравшись до поляны, я на в случай озираюсь по сторонам, но на этот раз она пуста. Да и камень теперь не заходится бешеным пульсом, а продолжает посылать спокойные волны, лишь немного усилив вибрацию. Похоже, мы уже близко.
За поляной начинается густой кустарник, через который приходится продираться. Хорошо Тайре с ее стеклянными доспехами, мои же руки теперь все в царапинах от колючек размером со швейную иглу.
— Обычно, забравшись в эти кусты, я оказывалась снова на поляне, — слышится где-то справа от меня голос Тайры.
На секунду я задумываюсь о том, что буду делать, если так окажется и в этот раз. Как выбираться?
Ответ на этот вопрос я не успеваю придумать. Кусты расступаются раньше, и мы оказываемся на голом склоне холма. Еще метрах в ста выше, на самой макушке среди травы виднеется нечто, похожее на белый куб.
— Ого, а здесь я не была, — удивленно произносит Тайра. — Похоже, эта твоя штука правда работает.
Ободренный этим комментарием,
