– Почему? – удивилась Стася.
– Почему, почему-у, – задумчиво промурлыкал Вагаев на какой-то опереточный мотив. – Хотя бы потому, что вы сами не знаете, зачем вам это нужно.
– Как, то есть… Ну, чтобы стать красивой. Уверенной в себе. Успешной. Чтобы…
– Чтобы стать, как все, – подсказал Тимур Адамович.
Стася не нашла что возразить и только замотала головой как упрямый ослик.
– Видите ли, Анастасия Алексеевна, многие женщины считают, что все проблемы в их жизни связаны с неудачной наружностью. Муж ушел из-за лишней жировой складки на животе, а начальник не продвигает по службе только из-за неправильного носа. И в таком случае пластическая операция бесполезна. Внешность меняется, а комплекс ущербности остается, а вместе с ним и трудности в жизни…
– У меня нет комплексов! – вскрикнула Стася под пристальным взглядом Вагаева. – Я… У меня отличная работа, масса друзей, любимый мужчина… И только нос! Нос мне все портит!
– Скажите, а что же, все ваши друзья полагают, что у вас большой нос и это вас портит? И коллеги на работе? И дорогой вам человек?
– Да! Все они полагают, что если нос был бы поменьше, было бы лучше!
Стася сама чуть не фыркнула, представив, как Ленка Дом говорит ей голосом Вагаева, воздев палец горе́: «Если б ваш нос был поменьше, Анастасия Алексеевна, я бы быстрее освоила повороты!»
– Что ж, это дело вкуса, – вежливо кивнул Вагаев. – Но видите ли, в чем дело… Природа расставляет на каждом лице акценты. Вот вы, к примеру, когда наносите макияж, выделяете или свои прекрасные, выразительные глаза, или губы – замечательного, надо сказать, рисунка. Если выделите все разом, получится вульгарно, если ничего – скучно… Природа сделала акцент на вашем носике. Если каким-то чудом нам удастся нос, как у Николь Кидман, то у вас получатся просто мелкие черты лица. Исчезнет интрига, изюминка, понимаете? Пластическая хирургия должна помогать природе, а не перекраивать ее!
Стася вздохнула и посмотрела в сторону. Она могла бы сказать: «Я плачу деньги, сделайте, что от вас требуется», но была слишком хорошо воспитана для этого.
– Ясно, – сказал Вагаев, словно расслышав мысли пациентки. – Тогда приступаем к работе. Кстати, Николь Кидман лично мне не кажется красавицей.
Он некоторое время смотрел на Стасю, словно хотел еще что-то сказать. Она ждала, и у нее замирало сердце, но Вагаев больше ничего не сказал, а «приступил к работе».
Работы оказалось неожиданно много. Стасю крутили, как куклу, ее нос поворачивали так и сяк, затыкали одну ноздрю, потом другую, отводили с помощью неприятных инструментов крылья, просили откинуть голову, дышать, не дышать, улыбаться, закрывать глаза. Нос исследовали с помощью специального зеркала и подвергали действию радиации. Но досталось не только носу, но и собственно Стасе – ей пришлось сдавать все возможные анализы и вспоминать, чем она болела в детстве. Самым занятным в обследовании оказалось составление компьютерного имиджа – потрясенная Стася всматривалась в свое несказанно похорошевшее лицо. Правда, оно присутствовало только на экране монитора! Даже в просьбе выдать фотографии на память Вагаев отказал!
– Давайте без излишнего оптимизма. Будем реалистичны. Компьютерный имидж – это хирургический прогноз, составленный с учетом ваших пожеланий и объективных данных, полученных при обследовании, а не будущая послеоперационная фотография, как бы вам этого ни хотелось!
Но он уже говорил не так сердито. Похоже, что ему самому понравилось то, что он увидел на экране монитора! Он улыбался, всматриваясь в усовершенствованную Стасю, и сказал ей наконец:
– Странно, мне кажется знакомым ваше лицо. Мы с вами не встречались раньше?
И улыбнулся ей – щедро, открыто, она даже не подозревала, что он может так улыбаться.
Стася улыбнулась ему в ответ, но она-то точно знала, что никогда раньше Вагаева не видела! Она бы запомнила. Тимура Адамовича нельзя забыть.
Они уже немного знали друг друга – когда речь зашла о наследственных чертах внешности, Стася рассказала ему, что совсем одна на белом свете.
– А я так и знал, – покачал головой Вагаев. – Если бы у вас были родственники, они бы непременно вас отговорили… Может быть, все же передумаете? О вас некому позаботиться, а операция стоит немалых денег. На эти деньги, если вы уж хотите их потратить, вы могли бы купить себе хорошенькую шубку…
– Шубка у меня уже есть, – вздохнула Стася.
– Шуба-то есть. Учить вас некому, вот в чем беда, – тоже вздохнул Вагаев.
Очевидно, ему таки не хотелось оперировать Стасю, но он не знал, как от этого отвертеться, и говорил об этом напрямую. Стася была не так откровенна – нечаянно рассказав ему про Люсю, не упомянула о Юрочке, о том, почему же в действительности пришла к мысли об операции. Узнав об этом, Вагаев, пожалуй, отправил бы ее к психологу и был бы прав. Хватит и того, что Стася осознавала это. Иногда бессонными ночами она припоминала лицо женщины в кружевной рубашке, лицо женщины с перерезанным горлом… Даже мертвое лицо было красиво. Может, и Стася в смерти стала бы прекрасной? Она думала так и уже почти сердилась на Юрочку за то, что он не убил ее. Стася чувствовала себя обиженной, как женщина, которой пренебрегли. Он не хотел ни любить, ни убить ее.
Стася сознавала, что у нее проблемы, но тщательно скрывала их от Вагаева. Скрыть от него что-либо было до невозможного трудно, он чувствовал подвох, назначал одну консультацию за другой, хотя для операции довольно двух-трех консультаций! Вагаев оказался мастером неожиданных вопросов, провокаций и подвохов, ему бы следователем работать, но Стася выдержала все.
Между делом Стася спросила его и про Алину. Вагаев сдвинул брови.
– Ну, знаете ли, если это ваша подруга… Крайне неорганизованная особа! Я, кстати, и ее не хотел оперировать, – прекрасная фигура, красивая грудь! – но она свела знакомство с хозяйкой клиники… И что бы вы думали? Удрала.
Наконец Вагаев назначил дату операции, Стася подписала кучу бумаг и внесла оплату. Вышла из клиники, и тут у нее начала кружиться голова, да так сильно, что пришлось схватиться за стену. Обеими руками, потому что земля уходила из-под ног и зрение отказывало ей, а перед глазами встала непроницаемая, серая пелена.
– Вам плохо?
Кто-то подхватил Стасю под локоть, усадил ее на скамейку. Сквозь туман она увидела – это охранник из клиники. Она уже встречала его пару раз, как и его сменщика. Пост охранников располагался налево от входа, и всякий раз, ожидая приема, Стася садилась на диванчик напротив. Его напарник, одышливый здоровяк, всегда читал газету или разгадывал кроссворд, а этот, в темных очках, ничего не читал и не разгадывал, только смотрел в окно. Поэтому его Стася еще не успела как следует рассмотреть. Симпатичный парень. Ее ровесник, пожалуй.
– Может быть, позвать кого-нибудь? Принести воды? Нашатыря?
Он все так же крепко держал ее за локоть горячей рукой, и это почему-то было приятно Стасе – в зыбком, качающемся мире и для нее нашлась опора!
– Нет, не надо никого. Сейчас все пройдет.
И все прошло, но не сразу. Туман рассеялся, но прежде сгустился и потом разорвался в клочья, а Стася увидела лицо своего спасителя. Вернее, лица не было. Похоже, зрение продолжало играть с ней злые шутки – на месте лица этого парня клубилась грозная пустота.
«Вот кому нужна помощь пластического хирурга!» – успела подумать Стася, прежде чем наваждение рассеялось, и она нашла в себе силы улыбнуться юноше.
– Вот, уже все. Немного закружилась голова.
– У вас был такой чудной вид… Будто вы чем-то напуганы.
– Ну, вы-то, наверное, всякого нагляделись на своем посту.
– Это уж точно. Не очень-то здесь хорошее место, а?
Стася не знала, что ответить, поэтому промолчала.
– Порой смотришь и думаешь, – людя́м, что ль, заняться нечем, если ходят сюда? Такое терпят, да еще и деньжищи за это пло́тят! Зажрались просто. Лучше бы о душе своей подумали. Душа-то, она не то, что внешность, ее ни за какие бабки не отполируешь!
– Да-да, вы совершенно правы. Извините, мне пора.
– Правды-то никто не хочет слушать, – прищурился охранник. Тон его был вполне дружелюбный, но вот взгляд не понравился Стасе. «Знаю, да не скажу» – говорил этот взгляд. Но что может знать этот мальчишка, который произносил «людя́м» и «пло́тят» и пускался в странные рассуждения о душе? – Правда, она глаза колет! Да чего вы пугаетесь-то, я же вас не обижу! Просто вижу, нелегко вам, боитесь вы, вот и хочу помочь. Я ж от души, по-человечески. Может, никакая операция вам и не нужна? А? Может, вам лучше остаться как есть, а деньги отдать в детский дом? А самой пойти домой и жить себе спокойненько?
Да что ж они все, сговорились, что ли? Стася уже поднялась со скамейки и переминалась с ноги на ногу. Наконец она решилась и быстро пошла по тропинке – скорее прочь отсюда! А охранник кричал ей вслед:
