— Возьми меня, Джакомо! — прошу его.
Странно, дико! О Боже! Я уже сверху, над ним, принимаю в себя огонь его вздыбившейся плоти, разрывающей меня, и кричу в восторге. И куда-то проваливаюсь. Внутри горячо. Перехватывает дыхание… медовый удар! И словно искры в голове! Медовый удар — только этими словами я могу передать свои ощущения. Меня захлестывает сладкая волна… истома…
И я бьюсь об него, и каждый удар отдается медовым взрывом во мне… и я вдруг чувствую, как он яростно сжимается, словно хочет убить меня собой, я вскрикиваю и поднимаю голову.
— О Боже, Джакомо! — и непроизвольный толчок. Я сжимаю его плечо. — О Боже… — шепчу я, перед тем как провалиться в беспамятство.
Он подчиняется мне во всем, и наша борьба длится бесконечно, мы неподвластны ни времени, ни чему-либо другому.
Обессилив, мы лежим, не размыкая объятий. Приподнимаюсь и целую его в губы. Хриплый, не мой, чужой голос:
— Люблю тебя, люблю и буду вечно любить.
Говорю искренне, медленно приходит осознание того, что я сделала, но не раскаиваюсь, что отняла у Луиджины тело и любовника. Не думала, что можно мгновенно влюбиться, лишь заглянув в глаза, и сразу понять: это он. У меня были в жизни мужчины, но только сейчас захватил вихрь любви, которая сжигает изнутри, толкая на безумства. Между нами разница в пятьсот лет, но я верю, что для любви это не преграда.
— Ты великолепна и обольстительна, я тебя не узнаю! Оказывается, я тебя так мало знал.
— Мы, женщины, подобны шкатулке с секретом, к которой надо иметь ключик. И он у тебя есть.
— Тогда ты ларец с необыкновенными драгоценностями. — Тут он напрягается, вспомнив: — Извини, но мне надо возвращаться во дворец. Не хочу, чтобы графиня что-нибудь заподозрила.
— Ну что ж, иди ублажай свою графиню! — Во мне говорит ревность, и это я, а не Луиджина, ревную Джакомо.
Чувства, овладевшие мною, заставили забыть обо всем — и почему я здесь, и какова моя миссия. Для меня сейчас главное — находиться рядом с Джакомо. Я готова остаться в этом времени, остаться в чужом теле на всю жизнь, забыв о благах цивилизации XXI века, лишь бы быть рядом с любимым человеком. Я поняла: любовь всегда самопожертвование, в противном случае она одна только видимость. Но Джакомо, даже если я откроюсь ему, не оценит мой поступок, ему хочется блистать, хочется богатства и знатности, хотя это неуклонно ведет его к гибели. Бедняжка Луиджина, прости меня, по отношению к тебе я поступила крайне несправедливо, просто ужасно, но иначе не могла! Только когда Джакомо ушел, я оделась и вернула тело Луиджи не.
— Что со мной было? Где Джакомо? — испуганно воскликнула Луиджина. — Что между нами произошло? Он бросил меня?! О, горе мне!
Вопреки моим ожиданиям, Луиджина не пошла домой, а направилась к воротам, расположенным в башне Скиавони, и вышла за городские стены.
Она прошла вдоль оборонительной стены и оказалась в беднейшем предместье, называемом Ямой, хотя здесь нет никакой ямы. Вместо брусчатки городских улиц в предместье обыкновенная грунтовка, но кое-где имеются остатки деревянного тротуара, еще не полностью сгнившего. Это вотчина кожевенников, стоит ужасная вонь от выделываемых шкур и чанов, в которых дубится кожа; тут же живут и золотари, занимающиеся вывозом нечистот из города.
Здешний люд обитает в неприглядных хижинах, которые одновременно служат мастерскими. Жители этих трущоб, с виду нечто среднее между нищими и разбойниками, не обращают на Луиджину внимания, занимаясь своими делами, разве только стайка замызганных детей какое-то время сопровождала ее, выклянчивая мелкую монету, но, ничего не дождавшись, отстала. Луиджина довольно уверенно ориентируется в паутине этих улочек, значит, она здесь явно не в первый раз. Жалкая лачуга, у которой она останавливается, ничем не выделяется, я представляю, какое внутри убожество. Луиджина берется за деревянный молоток, висящий у двери, и хотя он какой-то замызганный, жалкий, но у дверей других домов и такого нет. Она с равными паузами стучит четыре раза, а затем быстро еще два. Понятно, что это условный знак, но открывать не спешат, и Луиджина терпеливо ждет. Наконец слышно, как отодвигают засов, и она переступает порог. Внутри, на земляном полу, множество горящих свечей, расставленных концентрическими кругами по всей комнате, посредине стоит крепко сбитая девушка в одной длинной льняной рубашке с глубоким вырезом на груди, открывающим голое тело. Она была бы довольно миловидной, если бы не жесткое выражение лица, искажающее его черты. Ее длинные темные волосы распущены и достают почти до пояса. Вдруг она напряглась, ее глаза яростно блеснули, из-под ног Луиджины что-то метнулось на середину комнаты и застыло там — черная кошка, почти двойник моей Жели. Когда наши взгляды встретились, кошка недоброжелательно мяукнула. «Неужели она может видеть меня, астрала?»
— Ты не одна? — Девушка грубо оттолкнула Луиджину в сторону и выглянула за дверь. Удостоверившись, что за ней никого нет, она заперла дверь на засов и хрипло спросила: — Принесла?
— Да, возьми, Сильфида. — Луиджина извлекла из-под одежды небольшую деревянную коробочку и достала из нее несколько длинных волосинок. Кошка опять мяукнула и, подойдя к девушке, стала тереться об ее ноги.
— Странно, Венера неспокойна. Ты уверена, что за тобой никто не шел?
— Уверена, — твердо произнесла Луиджина. — Сама знаешь, если бы тут появился кто-нибудь чужой, ты узнала бы об этом раньше, чем я дошла бы до тебя. Я сделала, что ты просила, теперь хочу знать, все ли у тебя готово?
— Ты получишь приворотное зелье, но ведь графиня его не отпустит. Возьми отворот, который поможет ей расстаться, а тебе соединиться с ним.
— Тебе же волосы графини понадобились не для того, чтобы позаботиться о ее здоровье. Выходит, отворотное зелье будет лишним. Что-то ты не спешишь дать мне обещанное снадобье. — Я не ожидала столь зловещих слов от Луиджины.
— Возьми, фрейлина. — Колдунья протянула ей маленький глиняный сосуд величиной с аптекарский пузырек. — Это снадобье поможет тебе завладеть его сердцем. Достаточно добавить его в любое питье, но не больше наперсточка за один раз. Трех-четырех раз будет достаточно.
Луиджина с трепетом взяла сосуд и недоверчиво посмотрела на колдунью.
— Ты ошибаешься, фрейлина, я не желаю графине смерти. Ее волосы мне понадобились для приготовления зелья, помогающего в поисках клада. К ней судьба постоянно благосклонна, и я хочу взять толику счастья у нее, чтобы…
Луиджина, выхватив из-под одежды кинжал, стремительно бросилась к колдунье, и, прежде чем та поняла, что происходит, лезвие кинжала укололо ей шею так, что она вскрикнула от боли.
— Что ты делаешь?! — злобно заорала колдунья.
— Я хочу убедиться, что это снадобье не заберет его у меня навечно. Попробуй вначале ты.
— Ты хочешь, чтобы я воспылала к тебе любовью? — захихикала колдунья, несмотря на то что кинжал все еще упирался ей в горло.
— Сама сказала, что для этого надо принять его несколько раз. — Луиджина поднесла ко рту колдуньи сосуд с приворотом. — Отпей немного, чтобы я могла убедиться в его безопасности.
— Лучше это снадобье разбавить. За занавеской стоит ведро с водой.
— У меня нет к тебе доверия, глотай так. — Луиджина прижала горлышко открытого сосуда к губам колдуньи, но та плотно стиснула их.
— Похоже, я была права, ведьма! Пей, иначе я проткну тебе горло!
Вдруг занавеска, отгораживающая часть комнаты, сдвинулась, и из-за нее выскочил мужчина громадного роста и мощного телосложения. Луиджина оторопела от неожиданности, а он легким движением отшвырнул ее от колдуньи. Луиджина, не удержав равновесия, упала навзничь. Мужчина ногой прижал ее руку с кинжалом к полу, и она, вскрикнув от боли, выпустила оружие. Колдунья тем временем бросилась за занавеску, оттуда появилась, держа в руках ведро, и начала полоскать рот, сплевывая прямо на пол.
— Гетти?! — удивленно вскрикнула Луиджина.
Теперь и я признала в великане телохранителя юного графа Оттавиано. Гетти наклонился, поднял кинжал, и Луиджина, поймав его взгляд, затрепетала от страха. Она попыталась было подняться, но великан грубо толкнул ее в грудь ногой, и она со стоном вновь растянулась на полу.
— Что теперь делать, любимый? — Колдунья с еще мокрым лицом подошла к нему сзади и, обхватив обеими руками, прижалась к нему.
— Она сама выбрала свою судьбу. Видит Бог, я не желал ей смерти, но она узнала меня. Несчастная, пожалев неверного любовника, тем самым обрекла себя на смерть.
— Зато Джакомо избежит смерти! — мужественно произнесла Луиджина. — Я готова была согрешить, с помощью колдовских чар вернуть себе Джакомо, и в результате чуть не убила его. Само небо сжалилось надо мной и не дало совершить грех!
— Ошибаешься, фрейлина. Завтра, после охоты, Джакомо умрет от твоего кинжала. Я сам распорю этому наглецу живот и увижу его внутренности. Жалкое отродье, он посмел поднять руку на графа Оттавиано! И блудница Катарина позволила ему это сделать, вместо того чтобы жестоко наказать наглеца. Она за греховными утехами забыла обо всем и недостойна быть опекуншей. Молодой граф сам способен управлять своими владениями, а ей пора отправиться в монастырь замаливать грехи!
