Даг опять набирает номер. Опьянения как не бывало. По правде сказать, он никогда раньше не ощущал себя таким трезвым. Впервые в жизни он верит, что может исправить прошлое, повернуть время вспять и отменить те ужасные вещи, которые уже случились. На восьмом гудке трубку берет мальчик.
— Алло? — шепчет он.
— Алло? — говорит Даг. — Алло? Кто это? Это ты, Дагги?
Даг точно знает, что говорит с собой маленьким. Он даже не понимает, что плачет, пока его пальцы, сжимающие телефонную трубку, не становятся мокрыми.
— Кто это? — спрашивает мальчик. — Это вы, мистер Бельведер?
Даг делает глубокий вдох. Имя кажется ему знакомым. Но почему?
— Кто такой мистер Бельведер? Расскажи мне о нем.
— Он сейчас там, где лучше, — говорит Дагги.
— Он умер? — спрашивает Даг. — Его убили?
— Он там, где лучше, — повторяет Дагги.
— Послушай, — говорит Даг. — У меня мало времени, и теперь я смогу позвонить лишь через несколько лет, поэтому я тебя попрошу об одной вещи, ладно? Я хочу, чтобы ты меня помнил. Я хочу, чтобы ты меня выслушал. Это важно. Потому что случится беда, и только ты можешь это предотвратить.
Дагги рыдает в трубку, и Даг вспоминает, каким он был плаксой и как легко было довести его до слез: дядя Боб постоянно над ним насмехался, передразнивал хныканье малыша Дагги, приближал свое уродливое помятое лицо к личику Дагги, и изо рта дяди пахло кислятиной, как отравой. Мальчик потом чувствовал этот запах еще много часов.
— Не плачь, Дагги, — говорит Даг. — Не плачь. Я твой друг. Поверь мне, пожалуйста. Я твой друг. Понимаешь? Я друг. Поверь мне, пожалуйста. Я твой… — Он чувствует, что что-то не так. — Алло? Дагги? Алло?
Связь оборвалась.
Звонки скачут во времени, но с каким интервалом?
Даг тут же перезванивает, но набор номера на диске — дело небыстрое, каждая цифра требует терпения. Собственно, по этой причине Даг до сих пор пользуется устаревшим аппаратом — чтобы отмежеваться от сослуживцев, которые не расстаются со своими мобильными телефонами и набирают эсэмэски, даже когда он пытается с ними беседовать. «Ты говори, — небрежно бросают они. — Я слушаю». Даг всегда думал, что старый телефон с дисковым набором придает его жизни стабильность, но сейчас ему нужна скорость; ему нужны все достижения науки и техники, чтобы не терять связь со своей прошлой жизнью.
— Алло? — Опять мальчик. Дагги. Он сам. Его голос — голос мальчишки — уже не такой тонкий и звонкий.
— Дагги, — говорит Даг. — Сколько тебе лет?
— Кто это?
— Быстрее. Сколько тебе лет?
— Девять, — говорит Дагги.
— Девять, — повторяет Даг. — Ты меня помнишь? Мы с тобой говорили по телефону три года назад. Ты еще упоминал человека по имени мистер Бельведер. Помнишь?
— Не понимаю, о чем вы, — говорит Дагги.
На заднем плане слышится мужской голос:
— Ты с кем там треплешься? Какого черта? Если это какие-то продавцы, просто брось трубку!
— Это кто? Дядя Боб? — спрашивает Даг.
— Да, — говорит Дагги.
Он насторожен, и все же ему любопытно. Даг это знает, потому что тот мальчик — он сам.
— С мамой случится беда, — говорит Даг. — Потом тяжело сглатывает слюну. «Не торопись», — говорит он себе. — С твоей мамой. Я не знаю, кто это сделает, но мне кажется, что дядя Боб. Это произойдет, когда тебе будет пятнадцать.
— Я сейчас позвоню в полицию, — шепчет Дагги дрожащим голосом.
— Пока рано звонить, — говорит Даг. — Он еще ничего не сделал.
— Я насчет вас позвоню, — говорит Дагги.
— Нет-нет. Я твой друг.
— Никакой вы не друг, — говорит Дагги и вешает трубку.
Даг опять набирает номер, стараясь проделать это как можно быстрее. Насколько позволит старый аппарат. В трубке раздаются длинные губки. Десять гудков. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Может быть, он зря потратил звонок? А что, если в следующий раз звонок перепрыгнет на шесть лет вперед? «Возьмите трубку… возьмите, пожалуйста», — думает он. И трубку все же берут. По тому, как гремит телефон, по тому, как трубку чуть не уронили, Даг понимает, что тот, кто ответил на этот звонок, бежал к телефону.
— Да? Алло?
Это его мама. Ширли.
— Ширли? — говорит Даг.
— Да? — Она запыхалась.
Даг вдруг понимает, что это может быть их последний разговор, что другого раза, возможно, уже не будет. И еще он понимает, что у них с мамой один и тот же телефон: тяжеленный черный аппарат с дисковым номеронабирателем. Они держат одну и ту же трубку, но их разделяет пространство и время.
Он решает рискнуть. Он никогда не простит себе, если упустит эту единственную возможность.
— Мама, — говорит он.
Ширли отвечает:
— Прошу прощения, но…
— Нет, — говорит он. — Это я. Это Даг.
Мама долго молчит. Дагу слышно, как она роется в сумочке в поисках сигарет. Она держит их в прямоугольном кошельке на защелке; на боку есть кармашек для одноразовой зажигалки. Даг слышит, как щелкает зажигалка, слышит, как мама вдыхает, прикуривая.
Она выдыхает и говорит:
— Я знала, что это ты. Еще тогда, когда ты позвонил в первый раз. Несколько лет назад.
— Как? — спрашивает Даг. — Как ты узнала?
— Мать всегда узнает сына.
Даг выключает свет в спальне, ложится в постель, ставит телефон себе на грудь.
Даг говорит:
— Мне надо сказать тебе одну вещь.
— Давай потом? — говорит мама, и ее голос слегка идет вверх, превращая просьбу в вопрос. — Расскажи о себе. Как ты живешь. У тебя все хорошо?
«Нет, — думает Даг. — Все плохо». Но он не хочет ее расстраивать.
— Все замечательно, — говорит он.
— Ты женат?
— Да, — врет Даг.
— Дети есть?
— Мальчик и девочка.
— Как у них со здоровьем?
— Хорошо со здоровьем, — говорит Даг. — И вообще все хорошо.
— Как зовут твою жену?
Он представляет свою сослуживицу на сегодняшней пьянке. Вспоминает, как она прикасалась ногой к его ноге.
— Луиза, — говорит Даг. — Луиза Малгрейв.
— Я так счастлива, — говорит его мама.
— Но, мама, послушай…
Но мама перебивает:
— Тс-с. Не надо. Расскажи о себе.
Даг закрывает глаза. Он так устал.
— Я не знаю, что еще рассказать.
— Расскажи, как проходит твой день. Расскажи, как ты сейчас выглядишь. Расскажи что угодно. Я просто хочу, чтобы ты со мной поговорил.
И Даг делает, что она просит. Он рассказывает ей о воображаемом дне из несуществующей жизни Дага. Он рассказывает ей о своем доме с тремя спальнями. Дом стоит в таком районе, в котором всегда мечтала жить мама. Он рассказывает ей о новой самоходной газонокосилке, о семейных фотографиях на стенах, о туфлях из крокодиловой кожи, которые Луиза подарила ему на день рождения. Он рассказывает ей о жизни, о которой она мечтала, о жизни, которой он сам никогда не жил, — и по тому, как мама смеется или вздыхает, можно понять, что она счастлива. Она радуется за сына, у которого все сложится так хорошо.
* * *
Даг просыпается с телефоном на груди, трубка издает гудки рядом с ухом. Он заснул во время разговора с мамой. Сердце бешено бьется в груди. Как можно было заснуть?!
Он тянется к выключателю, включает свет. Жмет на рычаг телефона, чтобы прервать короткие гудки, и вновь набирает свой старый номер. Трубку берут на первом же гудке.
— Это кто? — Трубку взял дядя Боб. Его голос гремит и грохочет. Голос звучит так, словно дядя не спал уже несколько дней или даже недель.
— Мы можем поговорить? — спрашивает Даг.
— Я так и знал, — говорит дядя Боб. — Но не думал, что тебе хватит наглости сюда позвонить.
— Ты не понимаешь, — говорит Даг.
На заднем плане Ширли спрашивает:
— Кто там?
И дядя Боб говорит:
— А то ты не знаешь.
— Подожди, — говорит Даг. Ему трудно дышать. Ему дурно. — Я не тот, кто ты думаешь, — говорит он. — Пожалуйста, послушай меня.
Теперь голос дяди доносится издалека; наверное, он положил трубку на стол.
— Хочешь поговорить с ним в последний раз? — спрашивает он Ширли. — Ну, иди говори, — орет он на нее.
— Не понимаю, о чем ты, Боб, — говорит Ширли.
Что-то падает и разбивается. Ширли кричит.
Даг, держа телефон в руках, ходит по комнате. Он кричит в трубку:
— Боб! Боб! Боб, давай поговорим!
Их голоса — мамин и дядин — становятся громче, они приближаются к телефону, но, кажется, маму тащат насильно.
— Не трогай ее! — кричит Даг.
Боб явно не слушает. Он захвачен собственной яростью, и ничего другого для него уже не существует. Как человек, тонущий в зыбучих песках, думает только о том, чтобы выжить.
— Хочешь с ним поговорить? — кричит он. — Да? Хочешь с ним поговорить?
Даг понимает, что кто-то схватил телефон. А потом раздается громкий удар, а за ним — крик. Грохот, как взрыв в ухе Дага. Потом еще один взрыв, и еще, и еще — до тех пор, пока мама не прекращает кричать. Даг слышит тяжелое дыхание дяди, а потом не слышит вообще ничего, словно телефонный шнур выдернули из розетки. Даг ждет.
