Группа возле Чорады зашевелилась, и Гонкур поспешил туда. Он ни в чём не был повинен, не совершил ни одного предосудительного поступка, но чувствовал какую-то вину, то ли за невозможность оказать существенную помощь, то ли за промедление у входа в эту комнату, позволившее Медасу слишком поспешным появлением ещё больше напугать Чораду, а может, за своё присутствие в доме, где приём гостей считается предзнаменованием беды.
— Надо перенести её наверх, — сказала госпожа Кенидес.
Гонкур молча опустился на одно колено, осторожно взял девочку на руки и встал. Хозяйка дома пошла вперёд, показывая дорогу. Проходя мимо старика, Гонкур убедился, что ему значительно лучше.
На лестнице Чорада очнулась, но яркий свет, по-видимому, её не успокоил, потому что, посмотрев вокруг себя и увидев госпожу Кенидес, она опять закричала от ужаса и, вся дрожа, вцепилась в Гонкура, словно ища у него защиты. От неожиданности молодой человек чуть не упал и смог сохранить равновесие, лишь опершись спиной о перила. Подоспевший тут же Медас вывел его из опасного положения.
Чувствуя, что не может удержать девочку, Гонкур, сел на ступени, прижимая к себе её голову и пытаясь успокоить. Госпожа Кенидес хотела помочь, но, едва она приблизилась, Чорада стала биться в руках Гонкура с таким отчаянием, что он напрягал все силы, чтобы не дать ей расшибиться.
— Госпожа Кенидес, не подходите, пожалуйста, — попросил он, чувствуя неловкость от своих слов. — Она вас боится.
Старая дама покорно отошла и встала так, чтобы Чорада её не видела.
— Что надо делать? — спросила она.
— Приготовьте комнату, куда её можно отнести, и позовите врача, — распорядился Гонкур, сам удивляясь, откуда взялись спокойствие и уверенность, с каким он давал указания.
— За врачом послали, а комната сейчас будет готова, — ответила госпожа Кенидес и поспешила наверх.
Вскоре она вернулась, издали показала молодому археологу, куда идти, и молча стояла в дверях, от всего сердца желая помочь бедной девочке, но опасаясь войти, чтобы не вызвать новый припадок.
— Госпожа Кенидес, — позвал Гонкур, — пригласите кого-нибудь из девушек, пожалуйста. Мигелину или Ренату. Надо, чтобы кто-нибудь побыл с Чорадой.
Приход Мигелины вызвал новый припадок, и ей пришлось поскорее уйти. Ренату больная тоже испугалась, хотя и в меньшей степени, однако было ясно, что сиделкой брюнетке не быть, несмотря на всё её желание.
— Я посижу с ней сам, — объявил Гонкур старой даме. Растерявшейся от такого поворота событий. — Меня она, кажется, не боится.
Госпожа Кенидес опасалась говорить, чтобы не привлечь настороженное внимание больной, но жестом и особенно взглядом выразила, какую благодарность испытывает к молодому человеку, принявшему на себя несвойственные гостю обязанности.
В ожидании врача Гонкур сидел на стуле у кровати и держал девочку за руку. Он подозревал, что появление незнакомого человека испугает Чораду, и готов был подхватить её на руки, чтобы унять приступ непонятного ужаса.
Предупреждённый госпожой Кенидес, врач приблизился к кровати очень осторожно, но, как медленно он ни подходил, Чорада испугалась, и Гонкуру стоило большого труда её успокоить.
Осмотрев больную, насколько это было возможно, врач высказал предположение, что её что-то очень испугало, нервная система не выдержала нагрузки и девочка сошла с ума.
У Гонкура сердце щемило от бесстрастного голоса врача. Возможно, этот человек видел множество больных и умирающих, но неужели душа его настолько очерствела, что её не трогает состояние такого молоденького создания, фактически, ещё ребёнка? А если сердце его не вмещает чужих страданий, то ему следовало бы выработать участливый тон, пусть фальшивый, но зато не оскорбляющий своим непритворным равнодушием родственников его пациентов.
— Она поправится? — с надеждой спросил он.
— При известном стечении обстоятельств… — туманно, как все представители этой профессии, начал врач. — Ничего определённого сказать нельзя, но при известном стечении обстоятельств и при надлежащем уходе… возможно… всё возможно. Пока я не буду ставить окончательный диагноз, посмотрю, как болезнь будет развиваться… Я выписываю успокоительное… Давать шесть раз в день, доза указана в рецепте. Для больной необходимы тишина и полный покой. Я загляну вечером. До свидания. Хорошо, что перестал идти дождь, а то на улице ещё темно и добираться сюда мне было не совсем приятно.
Врач вышел в коридор, где его дожидалась хозяйка дома. Расспросив его ещё раз во всех мелочах, она проводила его и вернулась на своё место у двери.
— Я послала Каремаса за госпожой Васар, — очень тихо сказала она. — Вы, наверное, очень устали, господин Гонкур, но, умоляю вас, потерпите ещё немного.
— Я не устал, не беспокойтесь обо мне, — также тихо ответил молодой человек. — Я пробуду здесь, сколько потребуется. Как себя чувствует господин Вандесарос?
— Ему лучше. Сейчас с ним Мигелина и Рената. Если не возражаете, я пришлю вам завтрак сюда.
Госпожа Кенидес печально улыбнулась, кивнула и исчезла, а Гонкур поправил одеяла на уснувшей Чораде и сел поудобнее, приготовившись терпеливо охранять сон девочки и помешать ей причинить себе какой-нибудь вред, если она внезапно проснётся и опять чего-то испугается. Хуже всего, что он никогда не имел дела с душевными болезнями и не представлял, как на его месте поступала бы опытная сестра милосердия. Он был рад, что оказался полезен гостеприимным хозяевам этого дома, но роль сиделки его тяготила. Он охотнее взялся бы за работу, требующую физической энергии, чем за это внешне лёгкое, но на деле изматывающее наблюдение за больной. Однако у него не было выбора, и единственная помощь, которую он мог предложить, заключалась в уходе за этим несчастным ребёнком, поэтому сомнения, неуверенность и усталость требовалось подавить и никому не показывать. Он не знал, так ли уж легко воспринимают свою работу настоящие сиделки, как это кажется со стороны, и от всей души им посочувствовал.
— Гонкур, я принёс вам поесть, — шепнул Медас, входя. — Она спит?
Чорада беспокойно зашевелилась и открыла глаза. Гонкур напрягся, готовый удержать её, но она скользнула взглядом по лицу Медаса и осталась равнодушной к его появлению.
— Позавтракайте, а я посижу вместо вас. Меня она, по-моему, тоже не боится.
Медас поставил поднос на столик, и Гонкур торопливо, не ощущая ни вкуса пищи, ни удовольствия от неё, проглотил два бутерброда с ветчиной и зеленью и выпил чашку кофе. Не то, чтобы он не доверял товарищу, но всё-таки он почувствовал себя спокойнее, когда закончил завтрак, придвинул к кровати другой стул и вновь занял свой пост.
— Где вы научились ухаживать за больными? — поинтересовался Медас. — В экспедициях? Может, вы экспедиционный врач?
Гонкуру не хотелось развивать эту тему, потому что Медас шутил, а сам он боялся, что в любую минуту может совершить оплошность, которая повредит вверенной его заботе девочке.
— Как вы думаете, почему она не боится именно нас? — спросил он, надеясь, что разговор с умным собеседником поможет ему лучше разобраться с тревожащими его вопросами.
— Её напугал Нигейрос… — начал методичный Медас издалека.
— Портрет, — для порядка поправил Гонкур.
— Конечно, портрет, — невесело усмехнулся Медас. — После рассказа госпожи Кенидес человеку с самыми крепкими нервами было бы беспокойно пойти ночью к этому сатанинскому портрету в одиночку, а у девочки нервы были, честно говоря, не совсем в порядке.
— Безусловно, — согласился Гонкур. — Если уж мы с вами, не веря легенде, так перепугались прошлой ночью, то каково было ей, когда её всю жизнь запугивали страшными сказками?
— Она сошла с ума, вероятно, сразу же, иначе не осталась бы в комнате, а побежала к людям.
— Согласен. Но почему госпожу Кенидес она боится, а нас не боится, ведь мы больше должны напоминать ей Нигейроса, чем женщина?
Медас подумал.
— Мне кажется, что облик госпожи Кенидес в голове этой девочки как-то связан с Нигейросом. Наверное, потому что от неё Чорада часто слышала легенду. Мигелина, Рената и все остальные тоже всегда присутствовали при разговорах о нём, поэтому девочка их тоже боится. А мы люди новые.
— Врач для неё тоже совершенно незнакомый человек. Но она его тоже испугалась, — напомнил Гонкур.
— Нигейрос на портрете одет в чёрное, а врач тоже в чёрном. Я считаю, что она испугалась цвета его костюма.
Гонкур кивнул. Медас не открыл для него ничего нового, но, услышав собственное мнение их чужих уст, он в нём укрепился.
— Меня тревожит появление госпожи Васар, — признался Гонкур. — Чорада может не узнать мать и испугаться её, как человека, связанного с легендой. Надо предупредить госпожу Кенидес, чтобы она её подготовила.
