Служить гармоничному люди могут, решая триединую задачу:
а) минимизируя свое вмешательство в естественные процессы в окружающем человека мире;
б) познавая и сохраняя неизменными высший смысл, гармоничное там, где присутствие человека неизбежно и сопряжено с изменениями первозданной организации мира;
в) защищая «интересы» целого в целостностях, относящихся к разным уровням организации материи, и части, если в ней есть уникальное, особенное, определяющее гармонию целого.
Таким будет освоенная человеком часть мироздания, зависит от людей. Каждого крестьянина, ремесленника, воина, раба жрецы не могли поднять до уровня высшего понимания идей, которыми жили. А владык мира — фараонов, царей, императоров — трудно было заставить, отказавшись от желаний, проявить свое могущество, подчиниться высшей целесообразности. Тогда появился вынужденный аргумент — угроза божественной кары, рождающая страх перед богами, — единственно понятный для тех, кто не способен, не хочет думать, кто не может руководствоваться в своем поведении здравым смыслом.
Вступившие на путь служения гармонии люди вынуждены были объяснить свою деятельность как служение божественному мироустройству, богам. Так появилось понятие «боги». Любое другое объяснение не было бы принято непосвященными. По большому счету жрецы никого не обманывали. Гармония божественна в большом и малом. Те, кто ей пытаются противостоять, наказывают себя сами, независимо от того, существуют или не существуют боги.
Ветхозаветная религия взяла у язычества внешнее оформление системы религиозных идей, веру в бога, но решая актуальные в новых исторических условиях задачи (например, регулирование отношений в человеческом обществе, ставшем после «выхода человека из природы» самостоятельной системой, развивающейся по своим законам), пошло по принципиально иному пути, возможно, упустив что-то существенное, с точки зрения язычников. Заимствованная форма послужила основой для построения фундаментальных положений христианства и ислама. Человечество пережило отрицание язычества. И это, безусловно сыграло позитивную роль в прогрессе человеческого сообщества. При этом, как и положено при любом отбрасывании старого, новое что-то обязательно потеряло. Например, языческое (читай: трепетное) отношение человека к живому, при котором Homo sapiens не отделял себя от животных и растений, обитавших вместе с ним в едином и неделимом их общем мире. Недаром многочисленные природоохранные организации бьют тревогу, предупреждая землян об оскудении фауны и флоры на Земле. Религиозное мышление современного человека останавливает его, не допуская в первую очередь убийств, воровства, прелюбодеяний, иных действий, не способствующих согласию между людьми. Но невозможно оптимизировать человеческое общество, которое является только частью живой материи — ноооболочкой Земли, не оптимизируя всю систему в целом. И поэтому не все, вероятно, приняли новые религии-, именуемые из-за огромного числа верующих-сторонников мировыми.
Сегодня не Средневековье, нормой взаимоотношений между людьми является торжество веротерпимости, и никто не вправе требовать от человека отчета о том, во что он верует. Такой подход к проблеме правомерен, необходим. Но недостаточен.
Если египетское язычество спустя столетия после прекращения существования Древнего Египта продолжает оказывать влияние на историю народов, и происходит это тайно от вовлеченных в исторические процессы людей, нужно со всей серьезностью, тщательнейшим образом разобраться в причинах происходящего. С точки зрения языческих жрецов, ни на мгновение не прекращавших служение своим богам, последние две тысячи лет принципиально ничем не отличались от предшествующих им сорока тысяч лет. Мир был и продолжает быть языческим. Во времена Древнего Египта разные народы верили в разных богов. Богов, которым поклонялись люди, было много.
Сейчас сотни миллионов человек одновременно верят в одного бога, например, Иисуса Христа. Но другие сотни миллионов человек верят в другого бога, например, Аллаха.
А еще другие сотни миллионов человек верят в совершенно другого бога, например, Шиву.
Был короткий исторический период, когда на разных континентах, независимо и не подозревая о существовании друг друга, разные народы развивали разные религиозные системы. И проповедники каждой из таких религий провозглашали и отстаивали свое исключительное право на абсолютность и непререкаемость проповедуемых ими истин. Но Земля очень мала, человек быстро научился преодолевать большие расстояния, и скоро народы узнали, что религий, священных книг, целостных, внутренне не противоречивых религиозных мировоззрений много. Сначала это привело к кризису, взаимному непониманию, даже религиозным войнам. Но когда-то войны заканчиваются, наступает время переговоров, находятся компромиссы. И вот мы имеем ситуацию, которую можно назвать новым язычеством или, коротко, неоязычеством.
Какой смысл вкладывается в использованный термин? В конце XX — начале XXI века в любой цивилизованной стране любого континента, например, в Европе, в Великобритании, в любом коллективе, где бы обстоятельства жизни людей ни собрали — на работе, городской площади, в клубе, театре, ресторане, в любое время с высокой степенью вероятности можно отыскать верующих в разных богов. Сегодня члены одной семьи часто называют дорогими их сердцу разные религии. Даже рекламные фирмы, представляя населению новый товар, вынуждены ориентироваться одновременно на культуры, сформировавшиеся в отличающейся религиозной среде.
У языческого жреца не может не возникнуть вполне естественный вопрос: а чем тогда бог Осирис хуже богов так называемых монотеистических религий? Ответить на этот и подобные ему вопросы невозможно, не признав, что мы живем в неоязыческую эпоху. Более того, элементарный непредвзятый философский анализ развития ситуации неизбежно приводит к интересному выводу.
Следующий виток спирали развития вида Homo sapiens начнется с отрицания язычества, будет заключаться в накоплении позитивных изменений в отношениях человека и природы и завершится таким качественно новым состоянием живой материи, что ее мыслящая часть — человечество — получит наименование «человечества разумного». Ради этого можно осуществить и не такую Мистерию.
7. Борьба за пространство-время приобретает действительно глобальный характер
История — это меняющаяся во времени и пространстве картина взаимодействия этносов, народов, личностей. Но каждый из участников такого взаимодействия, воспринимая общую для всех реальность через призму своего собственного специфического религиозного миропонимания, видит происходящее индивидуально, трансформированно, искаженно, по своему. И восприятие времени было разным в разные эпохи [48]: «Ощущение времени, часы как средство измерения времени — создание высокоразвитых культур.
Античный человек умел без них обходиться, хотя в двух более древних мирах вавилонской и египетской души, с их точной астрономией и летосчислением, с их глубокой внимательностью к прошедшему и будущему и соотношению их с настоящим моментом, часы были в постоянном употреблении (солнечные и водяные). Но античное существование, эвклидовское, стоящее вне всяких связей, подобное точке, было все заключено в текущем моменте. Ничто не должно было напоминать о прошедшем и будущем. Археологии в античности не существует, так же как и ее психологической обратной стороны — астрологии.
Там не было и летосчисления, так как счет по олимпиадам был только литературным паллиативным приемом.
В античных городах ничто не напоминало о длительности, о прошлом, о предстоящем. В античной душе отсутствовал орган истории, память в установленном нами смысле, постоянно рисующая внутреннему взгляду организм личного прошлого, генезис внутренней жизни. „Время“ не существовало.
Тот факт, что Цезарь преобразовал календарь, следует отметить чуть ли не как акт эмансипации от античного мирочувствования; но Цезарь думал об отказе от Рима, о превращении города-государства в династическое, следовательно, находящееся под символом длительности, государство с центром в Александрии, откуда происходит его календарь.
Тогда еще каждый час и каждый день переживали как таковой. Силой и кровью напоенные праздники, дворцовые оргии и цирковые игры при Нероне и Калигуле — вот последнее роскошное выражение этого отождествляющего тело и настоящую минуту мироощущения.
Индийцы, у которых Нирвана выражалась также полным отсутствием счисления времени, тоже не имели часов и, следовательно, никакой истории, никаких жизненных воспоминаний, никакой заботы.
То, что мы называем индийской историей, осуществилось безо всякого сознания самого себя. Тысячелетие индийской культуры, отделяющее „Веды“ от Будды, производит на нас впечатление движений спящего. Здесь действительно жизнь была сновидением.
