— Так вот, дело, которое мне сейчас предстоит расследовать, слишком темное даже для искусства, — детектив подпер щеку рукою. — Накануне мистер Уэст запер галерею и оставил ее на попечение сторожа с собакой. Ночь он провел в кругу семьи, причем подтвердить это могут шесть человек, включая не только сына, дочь и жену, но и двоих слуг и соседа, заглянувшего вечерком попросить деньги в долг. Рано утром Уэст, как обычно, еще до завтрака ушел в галерею. Его сопровождал сын, Лоренс. Уэст открыл галерею, прошел в комнатку, где обычно отсиживался по ночам сторож, однако не нашел его. А свирепый пес дрожал под столом, как промокший котенок. Лоренс забеспокоился и предложил вызвать «гусей». Отец предложил ему сначала обойти галерею и поискать сторожа. Вдруг тот просто напился?
— Позвольте предположить, что произошло дальше, — я вздохнула и заглянула в свою кружку с молоком, будто собиралась гадать по нему, как по кофейной гуще. Впрочем, все было ясно и без гаданий. — Уэсты обнаружили, что картина пропала?
— Ну да, — охотно кивнул Эллис и состроил зловещую физиономию: — Но сначала они обнаружили мертвого сторожа. Он лежал в арке между двумя залам на полу, залитом кровью. И кровью же была сделана надпись на стене — «онпрпала», что, вероятно, означает «она пропала». Логично — картина и впрямь исчезла. Обожаю, когда констатируют факты! Впрочем, что для нас с вами факт, для бедняги сторожа могло быть откровением… либо речь шла вовсе не о картине. Но вторая надпись, на полу, куда интереснее. Она сделана куда аккуратнее. Пять букв — и тысяча догадок. «Всело».
— Всело? — от неожиданности я рассмеялась. — Это какой-то шифр? Простите, Эллис, я, кажется, в полной растерянности.
— Ну, я, признаться, тоже недоумеваю. На «весело» не слишком-то похоже, да и зачем писать такое слово в последние секунды жизни? Может, просто «село»? Куда село, что село? Или «все ло»?
Перед глазами встала ярчайшая картинка — темная галерея, алая кровь, буквы на полу, начертанные дрожащей рукой… «Всело»…
Я вздрогнула, ошарашенная внезапной догадкой.
— Вы, кажется, говорили, что сына Уэста зовут Лоренс? Так может, эта надпись означает «всё Лоренс», то есть «во всем виноват Лоренс»?
— За идиота меня держите? — мрачно отозвался Эллис и в два глотка расправился с остывшим чаем. — Указание на убийцу — первое, что пришло мне в голову. Кстати, слугу в доме Уэста зовут «Вэстли» — немного похоже на это «всело», да? Почерк у убитого, к слову, прескверный — я и то лучше пишу — ничего не разберешь… Ну, да это мои трудности, не берите в голову. Распутаю потихоньку дело, никуда не денусь. Уже свидетелей начал опрашивать… Думаю задействовать и Зельду. Она знакома со многими скупщиками краденого — вдруг картина где-нибудь всплывет?
Я хотела было рассказать Эллису о том, что являюсь счастливой владелицей одной из «Островитянок» Нингена, но тут звякнули восточные колокольчики над дверью.
«Неужели мы забыли запереться? — пронеслось в голове. — Кто бы это мог быть? Может, посетитель случайно оставил какую-нибудь вещь?»
— Простите, кофейня уже закрыта… — начала я говорить, разворачиваясь — и осеклась.
— Мне казалось, двери вашего дома всегда открыты для меня, Виржиния.
— Это не дом. Это кофейня, леди же сказала, — живо отреагировал Эллис и только потом обернулся к вошедшему. — Добрый вечер, а вы кто, собственно?
Я поднялась и выпрямилась так, что даже спина заболела от напряжения.
— Вы.
— Я. Доброй ночи, юная леди.
…Он ничуть не изменился. Та же манера одеваться — в темное, но не черное; сейчас — зеленое в черноту слегка приталенное пальто старомодного вида, серые — ближе к саже, чем к пеплу — брюки, начищенные до блеска ботинки, перчатки, трость и неизменная шляпа с узкими полями и прогнутой тульей. Те же очки с маленькими круглыми темно-синими стеклышками, которые он носил даже по вечерам — «обожженные глаза, чувствительные, слезятся все время», говаривала леди Милдред. По-прежнему гладко выбритый подбородок — по-лисьи острый; чуть больше стало морщин на лбу — и на этом знаки солидного возраста заканчивались, словно даже время боялось спорить с этим человеком.
Глаза — светло-карие, в желтизну. А взгляд — как и прежде, тяжелый.
Я почувствовала, что он давит на меня все больше — будто на плечи ложатся, одно за другим, мокрые горячие одеяла.
— Вы прекрасно сохранились.
— А вы расцвели, как нежная лилия. Только вот окружают вас сорняки.
Я думала, что Эллис сейчас скажет что-нибудь по обыкновению едкое, но он только молчал и щурился, пристально вглядываясь в позднего гостя.
Язык у меня отнимался, но молчать было нельзя, как нельзя было показывать слабость. Ни малейшую.
— Это не «сорняк». Это человек, которому я обязана жизнью, — удивительно, но слова лились легко и непринужденно, несмотря на лед, кажется, сковавший все внутренности. — Мистер Алан Алиссон Норманн, детектив.
— Хорошо, — кивнул гость и снял наконец шляпу. И выяснилось, что время все-таки коснулось его — погладило по волосам, прежде темно-русым, а теперь почти целиком седым. — Меня представлять не стоит.
Эллис заулыбался белозубо и радостно.
Меня прошибло разрядом чистого ужаса — будто молнией.
— Не стоит, не беспокойтесь. Я и так догадался. Рад знакомству, маркиз Рокпорт.
И в этот самый момент Мэдди угораздило появиться на пороге зала с подносом, на котором высился дополнительный чайник, накрытый полотенцем. Увидев подозрительного незнакомца, она от неожиданности разжала руки…
Грохот поднялся славный.
А я как никогда была близка к тому, чтобы выписать кому-то вознаграждение за разбитую посуду.
— Что ж, я пойду, пожалуй, — Эллис с видимым сожалением поднялся и, прижав руку к груди, уважительно поклонился мне — прежде такого за ним не водилось. — Благодарю вас за приглашение, леди. Великая честь для меня — быть знакомым с вами, да, великая честь!
И, незаметно для Рокпорта, подмигнул. Я опомнилась запоздало и наконец сообразила, что за игру ведет детектив.
— О, мистер Норманн, это мне нужно благодарить вас за то, что вы так быстро откликнулись на мою просьбу. Вся эта история с картинами Нингена — ужасно запутанная, в одиночку мне было не разобраться. А женское любопытство — тот страшный огонь, в котором может сгореть полжизни.
— Да, да, — закивал Эллис послушно, опустив глаза. — Страшнее него только мужская ревность… или, например, страсть к коллекционированию. Обращайтесь еще, леди, рад буду помочь. Доброй ночи!
Мадлен, уже сложившая осколки на поднос, плюхнула в чайную лужу тряпку, глядя на нас круглыми от любопытства глазищами. Такого вежливого, уступчивого и услужливого Эллиса девушка видела впервые.
Увы, Рокпорта нельзя было обмануть безыскусным спектаклем. Когда Эллис вышел из кофейни, напоследок заверив маркиза в глубочайшем своем уважении, тот обернулся ко мне хмуро:
— Значит, этот человек снова пытается втянуть вас в свои неблаговидные дела, юная леди?
— Что значит «снова»? — парировала я. — Эллис… то есть мистер Норманн никогда меня никуда не втягивал. Напротив, он всегда приходил мне на помощь. И когда появился этот ужасный парикмахер с навязчивой идеей, и когда служанку в моем доме убили… Если бы не он, я была бы уже дважды мертва!
Рокпорт вздохнул и снял очки, ловя мой взгляд. А я нарочно перечислила только те свои расследования, которые освещались в прессе. Если маркиз сейчас начнет возражать и вспомнит, к примеру, дело о Патрике Мореле — значит, за мной следили. А это будет прекрасным поводом разорвать всяческие отношения.
— Это ваше «Эллис», Виржиния. Почему вы назвали его по имени?
Рокпорт бы не был самим собой, если бы не нанес удар по самому слабому месту.
— Оговорилась. В Управлении его зовут «детективом Эллисом», да и в газетах писали нечто подобное, — совершенно честно призналась я. Зачем врать попусту? Умолчание лучше любой лжи, ведь в нем практически невозможно уличить человека.
— Занятная оговорка, — Рокпорт шагнул ближе, потом еще и еще, все так же не сводя глаз с моего лица, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки от меня.
Теперь приходилось смотреть на него снизу вверх, и от этого чувство уязвимости крепло и прорастало корнями в мою душу. Святые небеса, а я и забыла, как он высок! Пожалуй, будет выше Лайзо на полголовы, а то и больше, просто из-за худобы и темных одежд кажется ниже ростом.
— Виржиния, надеюсь, вы не позволяете себе ничего лишнего с человеком… его положения?
Я оскорблено поджала губы и скрестила руки на груди.
— Лорд Рокпорт, вы переходите все границы, предполагая подобное в отношении леди. И слова ваши можно толковать двояко. Уж не желаете ли вы сказать, что будь мистер Норманн человеком нашего круга, обладай он титулом, вы бы одобрили… — голос мой упал до стыдливого шепота, а потом влетел в возмущенном: — Святая Роберта, это немыслимо! Жду ваших извинений.
